Sweet dreams

И это наконец-то происходит.

Вся её выдержка просто вылетает в трубу в то мгновение, когда её губы касаются губ Финна Вулфарда, потому что именно сейчас все их эмоции выходят наружу.

========== Часть 10 ==========

Она целует Финна, хотя и испытывает определённый страх, пока делает это, но, как только тот кладёт свои руки ей на талию и крепче прижимает к своему телу, яростно отвечая на поцелуй, все её переживания просто исчезают. Их губы жёстко сталкиваются, и они буквально начинают борьбу за право быть первым, и это реально похоже на безумие. Хотя, если честно, это оно и есть. Сейчас они говорят не словами, а действиями, жалуются друг другу, и Милли чувствует, как пропадает в его объятиях.

Это не было похоже на их первые поцелуи или те, что были потом. Это не было похоже на их последний поцелуй, который они разделили на вокзале, прежде чем Финн уехал в Калифорнию вместе со своей группой. Нет, на этот раз это было что-то отличное от всего. Совершенно иные ощущения. Как будто этот поцелуй избавляет их от давления внутри, а напряжение постепенно исчезает.

И Браун думает о том, что никогда не целовалась так — с всё нарастающим гневом и злостью. Это не было мило, это было больше похоже на импульс, на животный инстинкт, и то, как Милли цеплялась за его тело пальцами, было больше похоже на то, что она пытается спастись при кораблекрушении. Это было чем-то, чего не хватало им обоим в самые страшные и тёмные моменты их жизни.

Ей нужно отстраниться от него, но не из-за нехватки воздуха, а потому, что она начала проявлять слишком много непозволительных эмоций. Поэтому девушка постепенно уменьшает интенсивность поцелуя, но нет. Финн буквально рычит и меняет их местами, и теперь уже он вжимает её в стенку кабины лифта. Он упирается руками по обеим сторонам её тела, которое так отчаянно нуждалось в чём-то, но Милли не могла понять, в чём именно. Она просто чувствует, как ладони парня скользят по её бёдрам вверх, к рёбрам, а потом снова обратно. И Вулфард совершенно невозмутим в тот момент, когда раздаётся звон лифта, прибывшего на указанный этаж.

Финн явно не планирует прекращать всё это, поэтому он слепо тычет рукой по кнопкам, останавливая лифт. Он запрокидывает её голову, и в этот момент они всё-таки прерываются. Милли чувствует, как её грудь быстро поднимается и опускается, а сердце сумасшедше бьётся, отдаваясь ударами в голову; ощущения, будто она пробежала чёртов марафон. Однако она не открывает глаза, предпочитая дожидаться Финна так. И Браун наконец-то слышит его хриплое и тяжёлое дыхание и чувствует, как его лоб уткнулся ей в губы, как будто парень слишком сильно устал, чтобы двигаться.

Через некоторое время она всё-таки открывает глаза, и в этот же момент он выпрямляется, и они смотрят друг другу в глаза. Милли поднимает руки и обхватывает ладонями его щёки, мягко лаская их; его кожа чувствуется иначе, но знакомо, поэтому она посвящает себя тому, чтобы исследовать каждый дюйм этого совершенного лица. Мысленно она отмечает, что его подбородок стал более квадратным, и он действительно выглядит взрослым. Всё верно, он больше не тот маленький мальчик, который встречался с ней в школе, но проблеск этой юношеской красоты до сих пор проскальзывает в его веснушках. Браун всегда любила их, потому что считала их почти произведением искусства, в отличие от самого Финна, который каждый раз смущался и не понимал, чему же так восхищается девушка.

Она неохотно улыбается ему и опускает руки, а потом мягко высвобождается из тюрьмы его объятий, подходит к панели и, как только створки лифта плавно разъезжаются, она уходит, так и не сказав ему больше ни слова. Она слышит, как они сдвигаются обратно; сама Милли сейчас направляется к своей комнате, уже чувствуя, как просыпается внутри неё совесть. Да она же теперь в жизни не посмотрит в глаза Вулфарду!

Когда она заходит в комнату, то испытывает огромное облегчение от того, что Сэди там нет. Она решает просто лечь спать (желательно, навечно), потому что два последних дня были просто сумасшедшими.

К счастью, после нескольких часов сна Милли становится прежней Милли, а та сумасшедшая Милли, которая кричит на родителей и целует Финна в лифте, уже пропала. Девушка называет её Милли-Галлея, так как теперь в следующий раз она появится только через семьдесят шесть лет, и она считает, что так даже лучше.

***

Утро понедельника она проводит, заперевшись в своей комнате из-за того позора, что съедает её изнутри каждый раз, когда она вспоминает о том, что наделала. И это почти невыносимо. Браун пытается думать о чём угодно другом, кроме этого, но всё равно так или иначе её мысли возвращаются к тому, как руки Финна были на её талии, как ощущались его мягкие губы, как он утыкался лицом практически ей в шею, и от этого её сердце буквально выскакивает из груди. Она чувствует, как жар охватывает её тело, а щёки окрашиваются до цвета насыщенного кармина. И ведь это она просто думает обо всём произошедшем! Она чувствует сама себя предателем после того поцелуя, что разделила с Вулфардом, и это печально. Но она ничего не может с собой поделать. Не после того, кем она успела стать. Ведь всё выглядит так неправильно.

В конце концов, она морально настраивает себя на дальнейшее продолжение нормальной — спокойной! — жизни, избегая Финна, что влекло за собой также отказ от общения с друзьями и непосещение групповой терапии. В течение недели Милли изощряется, чтобы не столкнуться ни с кем из парней; каждый раз, когда она замечала кого-то, она сжималась в маленький комочек, отворачивалась и просто сбегала в противоположную сторону. Это было нелепо. Но не нелепее, чем тот неприятный, пугающий и странный разговор в саду и безумный поцелуй в лифте, который заставлял её чувствовать себя неуверенно. Так что теперь ей приходилось корректировать свою рутину, чтобы ни с кем не пересекаться и не разговаривать.

Наталия замечает это и назначает ей внеочередную встречу на следующий понедельник в обед, и Милли послушно приходит.

У Дайер суровый взгляд, как у матери, когда её сын или дочь приходит со школы с плохими отметками, и она даже не приветствует Браун, так что та молча садится в кресло напротив стола куратора и только сейчас чувствует, как же у неё дрожат ноги. Что ж, она готова принять свой выговор. В конце концов, он уже не первый и вряд ли последний.

— Почему ты не ходила на групповую терапию на прошлой неделе? — спрашивает Наталия, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку, приподнимая бровь. — И ты пропустила много приёмов пищи, Милли. — Этот её тон раздражает. — Ты была такой послушной, что я уже хотела вернуть тебе твой телефон, потому что показатели на графиках были отличные, но теперь мне придётся отсрочить это, так как ты полностью съехала и в своём графике, и в диете, и в лечении в целом. Ты больше не подчиняешься установленному расписанию. Что случилось? — О, неужели она думает, что, закатив глаза, она вызовет у неё приступ раскаяния? — Очень жаль, что у тебя не будет стопроцентных показателей к концу месяца.

— Прости.

Это единственное, что она говорит, прежде чем отвернуться к окну, за которым группа пациентов занималась йогой. Должно быть, это те, которые должны учиться контролировать свои приступы гнева. Что ж, они кажутся куда более счастливыми, чем она.

Милли ни с кем не разговаривала за прошедшие семь дней, из-за чего её настроение упало, а ещё она очень скучала по своим друзьям (гораздо сильнее, чем хотелось бы это признавать). Ну вот, теперь она уже не может без них! Ей нужно, чтобы они были рядом, чтобы она могла чувствовать себя лучше, она слишком их полюбила, и теперь ощущает одиночество, хотя она всегда может прийти к себе в комнату и поговорить с Сэди, но она не знает ту достаточно хорошо (да и Синк почему-то не очень внушает ей доверия, как, например, тот же Ноа).

Сэди, кстати, последние три дня болталась в компании парней, но у Браун не было совершенно никакого желания слушать её рассказы, хотя внутри она всё-таки надеялась на победу Калеба.

— Милли. — Голос Дайер спускает её с небес на землю и привлекает всё её внимание. — Я не прошу извинений, это слишком легко сказать. Все так делают. Всем всегда жаль. Прости. Видишь, это просто. — Девушка недовольно поджимает губы. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что с тобой происходит. Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь. Что именно заставило тебя пропустить групповую терапию и приёмы пищи. Давай, без глупых оправданий и ухода от темы. Всё так, как у тебя в голове. По-настоящему, как оно есть.