Сын мэра
Шрифт:
Если только во снах.
– Я тебе верю, - легко верит она, улыбается и повисает на моей шее, - а эта… Даша мне с самого начала не понравилась.
– Чем же?
– Мутная какая-то… Саш, мне кажется, она на тебя глаз положила.
– Не выдумывай. Видела же, она уже с Лехой общается.
– Таким, как она, все равно с кем…
– Так, все! – затыкаю ее, - закрыли тему! И чтобы больше я этого не слышал!
Алина всхлипывает, глубоко вздыхает и прижимается лицом к моей рубашке. Я терплю, потому что терпеть не могу эти женские слюни –
– Саш, мы созданы друг для друга, - шепчет она, - когда-нибудь я стану тебе идеальной женой.
Ну… это вряд ли. Всю оставшуюся жизнь каждое утро видеть одно и то же лицо? Слышать одни и те же фразы? Спасибо, но нет.
Пусть она станет идеальной женой для кого-нибудь другого.
Сдаю Алину толпе ее подружек и иду навстречу Лехе.
– Я же просил тебя к ней не приближаться.
– Да расслабься, - хлопает он меня по плечу, - отшила меня твоя Даша.
Бл@ть. Первая хорошая новость за день.
– Говорит, что со своим бывшим помирилась.
Глава 24.
– Эй! – раздается позади, - стой! Куда пошла?
Закидываю рюкзак на плечо и иду, не оборачиваясь.
Я узнаю этот голос. Это Алина, и она прекрасно знает, как меня зовут. Поэтому, если ей что-то от меня нужно – пусть догоняет.
– Глухая, что ли? – слышу уже ближе, - Даша, подожди!
Я замедляю шаг, а потом, и вовсе останавливаюсь. Развернувшись, наблюдаю, как она и еще две ее подружки бегут ко мне на высоченных каблуках.
Глуша внутреннее волнение, делаю крайне заинтересованное лицо.
– Ты это мне?
– Кому же еще? Здесь никого, кроме тебя нет!
Кручу головой по сторонам и, улыбнувшись, пожимаю плечами.
– Действительно, никого.
Алина, сузив глава и вздернув острый подбородок, проходится по мне оценивающим взглядом, а затем, снисходительно усмехнувшись, обращается к своей группе поддержи.
– Девочки, оставьте нас, пожалуйста.
Подружки отходят от нас на символические три шага и даже не пытаются делать вид, что не собираются подслушивать наш разговор.
– Я про тебя все знаю, - заявляет блондинка.
Видимо, ожидая моей реакции, задирает брови и выпучивает глаза. У меня по ощущениям в животе образуется камень, к горлу подкатывает тошнота.
Что именно он ей рассказал?
– Может, поделишься? – предлагаю с невозмутимым видом.
– Никакая ты Саше не сестра!
Да, ладно! Неужели до нее, наконец, дошло?
Давясь внезапным смехом, закусываю губы.
– И что?
– И я хочу тебя по-хорошему предупредить, чтобы ты держалась от него подальше.
– Иначе что?
– Иначе все твои одногруппники узнают, что ты вешаешься на чужих парней.
– Я вешаюсь?! Я?
Ее слова как пощечина. Все эмоции, что я так усердно прятала в глубине своей души последнюю неделю, срывая все засовы вырываются наружу.
– А кто? Я не знаю еще, какой хитростью ты пролезла в их дом, но учти, Саши тебе не видать! Не твой уровень, девочка!
–
Кто тебе сказал, что я на него вешаюсь? Саша?– Я это и так поняла, - проговаривает с умным видом, - думаешь, я не вижу, как ты его взглядами пожираешь?
– Ты чокнутая! – вырывается нервный смешок, - вы оба больные! И ты, и твой Сашенька!
– Я так и знала! Ты только изображаешь из себя тихоню! На самом деле ты самая настоящая шлюха! И белье у тебя, как у проститутки!
Глаза застилает красная пелена, лицо горит как от ожога. Сама себя не контролируя, я замахиваюсь и влепляю Алине пощечину.
Она пугается, и я пугаюсь. Стоим, глядя друг на друга выпученными глазами. А затем блондинка открывает рот и начинает визжать. Бросается на меня с кулаками, не красиво скалясь, пытается схватить за волосы, но я делаю шаг назад, и она, споткнувшись на своих каблуках, падает на колени.
– Сука!!! Тебе конец!
Я продолжаю отступать назад. Задыхаясь, делаю беспорядочные вдохи, хватаю воздух губами.
– Прости, - шепчу еле слышно.
Ее подружки смотрят на меня как на зверя. Одна из них подбегает к Алине, помогает ей подняться, вторая зачем-то включает камеру на телефоне и снимает, как та ревет и извергает проклятия на мою голову.
– Прости, - прошу еще раз, разворачиваюсь и даю деру.
Останавливаюсь только на входе в общежитие, втянув голову в плечи, проскальзываю мимо вахтера и бегом поднимаюсь на четвертый этаж.
Легкие горят огнем, тело сотрясает крупная дрожь. Я начинаю осознавать, что натворила. Мама всегда говорила, что моя несдержанность и топорная прямолинейность до добра не доведут.
Так и вышло. Я выплеснула на Алину все, что носила в себе последнее время. Разочарование, ревность и обиду на Греховцева, черт бы его побрал!
Что будет теперь? Меня отчислят с позором? Как я Раисе Николаевне и Герману Дмитриевичу в глаза посмотрю? Как домой вернусь?
Боже… какая я непутевая…
– Это правда, что о тебе говорят? – спрашивает ворвавшаяся в комнату Света.
На щеках румянец, в глазах азарт.
– Что говорят? – спрашиваю хрипло.
– Что ты побила какую-то фифу с третьего курса.
Зажмурившись, я болезненно морщусь. Мне конец.
– Правда, да?.. – чувствую, как прогибается матрас, - расскажешь, что случилось?
Закрываю лицо руками и отрицательно мотаю головой. Я не стану оправдываться, пусть отчисляют.
Надо позвонить маме и тете Рае.
В этот момент мой, зажатый в руке телефон, оживает. Номер неизвестный, но и так уже понятно, ничего хорошего мне этот звонок не принесет.
– Ответь, - шепчет Света, глядя на меня с сочувствием.
Я нажимаю на зеленую трубку и подношу телефон к уху.
– Спускайся. Живо! – орет голос Греховцева.
– Нет.
– Хочешь, чтобы я сам поднялся? Я могу, ты меня знаешь!
– Хорошо, сейчас выйду…
– Даю две минуты.
Обреченно вздохнув, поднимаюсь с кровати и, накинув куртку, молча выхожу из комнаты.