Сын моего сына
Шрифт:
— Понял, — выдыхаю я, резко сбрасывая вызов. Больше мне нечего сказать.
Никита и остальные сидят тихо, понимая, что ситуация накаляется. Но я не могу сейчас ни на кого кричать — все мои мысли заняты тем, как защитить Ангелину и себя от этой волны лжи, которая скоро накроет нас с головой.
Это не просто новость. Это атака. Публичное унижение. И, похоже, это только начало.
Мой телефон снова вибрирует — сообщение от Елены:
Тимур, после выхода этого интервью твои рейтинги падают катастрофически. Ужасная реакция в соцсетях и на новостных порталах. Люди начали обвинять тебя,
Я сжимаю телефон так, что костяшки пальцев белеют. Мои рейтинги падают? Да плевать на эти рейтинги сейчас! Бесит одно — они используют Ангелину и превращают нашу личную жизнь в цирк. Журналистам плевать на правду, им важно только создать сенсацию. И теперь это интервью разносится по всем каналам, смигивают заголовки: «Тимур похитил свою невестку!»
Вот именно поэтому я никогда не выносил свою линую жизнь на обозрение общественности.
Твою ж мать! Самое хреновое, что я даже сделать с этим ничего не могу. Я начинаю мерить шагами кабинет, не обращая внимания на растерянные взгляды сотрудников.
— Тимур Эльдарович? — осторожно спрашивает Жариков, поднимая голову от своих документов.
— Что? — бросаю резко, не останавливаясь. — Займитесь делом, выясните, кто стоит за этим сливом. Я хочу знать, кто этот человек.
Жариков кивает, и они с Сергеем быстро начинают разрабатывать план. Но это меня не успокаивает. Я чувствую, как внутри всё закипает, злость крутит спиралью в груди, голова, кажется, сейчас лопнет.
Звук уведомления снова отвлекает меня. И снова сообщение от Елены с ещё одной ссылкой — теперь на реакцию в соцсетях. Мне хочется разбить свой телефон, как только вижу первые комментарии:
«Он просто маньяк! Кто вообще его поддерживает?»
«Как можно так обращаться с женщинами? Бедная девочка, похитил её!»
«Заставляет жить с ним! Кто-то должен вмешаться!»
«Снохачество в чистом виде! Вот вам и скрепы!»
Люди верят в этот бред. Они не знают ничего о нас с Ангелиной, но уже судят. Прокручиваю вниз, всё больше и больше комментариев, и становится только хуже. Рейтинги катятся вниз, доверие рушится, всё, что я строил, под угрозой.
Я хватаю телефон и нервно пробегаю пальцами по дисплею, уже собираюсь написать Елене, но меня останавливает один ужасный факт — а как это всё воспримет сама Ангелина? Она же рано или поздно наткнётся на это видео. Весь интернет пестрит новостями об этом дурацком интервью.
22
Ангелина
Телефон в руках трясётся, мои мысли скачут от одной к другой. Как они могли? И папа… Как он мог дать это интервью, даже не спросив меня? Я набираю номер отца, дрожащими пальцами тыкая в экран. Ожидание кажется бесконечным, и с каждой секундой внутри меня нарастает гнев.
Наконец, он отвечает, его голос спокойный, будто ничего не произошло:
— Да, Гелечка, привет.
Я не успеваю ответить сразу, меня просто захлёстывает волна эмоций.
— Пап, что за бред вы там наговорили? — выпаливаю резко, не сдерживая голос. — Как вы могли?
Он молчит на секунду, а потом, словно ничего серьёзного не произошло, спокойно отвечает:
— Ты о чём, дочь? Мы с мамой просто рассказали о ситуации, о том, что с
тобой происходит.— А откуда вы знаете что со мной происходит? — я почти кричу в трубку. — Вы заявили, что Тимур похитил меня! Ты вообще в своём уме? Вы же сами меня из квартиры выставили и спихнули жить к нему!
— Постой, Гель, не горячись, — его голос всё такой же спокойный, что только ещё больше меня злит. — Это было нужно для того, чтобы всё уладить. Мы подумали, если рассказать, что ты не по своей воле с ним, то он тебя отпустит.
— Он меня и не держит! Господи, я не верю своим ушам. Вас что там, напоили, или напичкали чем покрепче?
— Мы заботимся о тебе, — отец произносит это так, будто всё, что они сделали, акт любви и заботы.
— О такой заботе я не просила, — говорю я, чуть не плача от отчаяния. — Вы выставили меня жертвой! Вы выставили Тимура похитителем! Знаешь, что теперь происходит? На него льют грязь, на нас льют грязь!
Отец делает глубокий вдох, и я представляю, как он разводит руками в своём привычном жесте.
— Ангелина, мы всего лишь пытаемся помочь. Мы только о тебе беспокоимся.
— Мне сейчас, кажется, что я говорю не со своим отцом. Па, тебе что, мозги промыли? — голос мой дрожит. — Ты даже не позвонил мне! Ты не поинтересовался, как я себя чувствую!
— Ты несправедлива, — отец начинает говорить твёрже, как будто я маленькая девочка, которая просто не понимает, что делает.
— Это я несправедлива? Да это вы, — выпаливаю я срывающимся голосом, — вы никогда не понимали меня! Вы всегда думали только о себе! О себе… Пап, вам что заплатили?
На том конце провода повисает напряжённая тишина. Я чувствую, как внутри меня закипает боль и гнев, готовые выплеснуться наружу. В конце концов, отец медленно выдыхает:
— Нет.
Врет! Им просто заплатили, но кто?
Он бросает трубку. Я смотрю на телефон, не веря, что разговор закончился так. Тяжёлое чувство предательства сдавливает грудь. Моя собственная семья предала, или продала меня второй раз.
Я падаю на диван, закрыв лицо в ладони. Гнев сменяется болью. Как они могли так поступить?
Мои мысли крутятся, словно ураган. Моя семья обвинила его в ужасных вещах, и теперь ситуация только накаляется. Единственный способ защитить его, защитить нас — это побыстрее пожениться.
Я хватаюсь за телефон снова и набираю номер Тимура.
— Да, Геля, — голос у него хрипловатый, напряжённый, но не злой.
— Тимур, — начинаю я, — я тут подумала. Нам нужно быстрее пожениться. Чтобы они не могли сказать, что ты… ну, ты понимаешь… чтобы тебя не обвинили в снохачестве. Мы ведь можем это сделать? Прямо сейчас, как можно скорее?
Тимур молчит несколько секунд. Я слышу, как он тяжело вздыхает на другом конце провода.
— Ты серьёзно думаешь, что это решит проблему? — его голос звучит спокойно, но в нём слышится некое сопротивление.
— Да! — отвечаю я, чувствуя, как у меня снова начинает бешено колотиться сердце. — Если мы поженимся, они не смогут больше выдумывать эти гадости. Это решит проблему, и всё закончится.
Но Тимур не соглашается сразу. Я чувствую, что он думает о чём-то другом, о чём-то, что, возможно, намного более радикально.