Сын предателя

 Все выжидающе молчали. Фёдор чувствовал себя в этом обществе двуссмысленно. Он вообще не понимал, как себя вести, хорошо уяснив ещё в мирное время деятельность весьма мрачную НКВД. Эта потеря целой роты, из которой двое - Рыжий и Чернявый, очевидно, не просто сдались, а сразу стали сотрудничать с немцами, ставила его в один ряд с "врагами народа". И какой бы он подвиг ни совершил здесь, за линией фронта, едва ли кто оценит это там, в Штабе Армии, где уже на карте полковники начертили новую линию обороны, которая стала ещё ближе к Москве.

 Конечно, не только его рота была виновна в том, что танки прошли сквозь её ряды, будто её и не было. Тыловые части были отрезаны обходным маневром танков, а самолёты разбомбили мост через реку Ловать. Но кто там, в Кремле, будет в этом разбираться?

 -Ладно, пошли!
– сказал староста, - тут недалеко есть охотничий домик, в нём и заночуем. А ты, Лейтенант, с рукой не шути, нужен ещё будешь. Иди с лекарем, лечись.

 Гурьбой солдаты безропотно зашагали за полицаями и старостой. Лекарь смотрел им вслед, пока они не скрылись за стволами берёз, осин и лип. Потом повернулся к Фёдору.

 -Ну, пошли и мы!

 Они вернулись в избу. Дед опять принёс ковш самогона, подал Фёдору, подождал, пока тот не проглотил всё до дна. Закусили из того, что у деда в запасе было. Лекарь подождал, пока Фёдор расположился на кровати, склонился над ним.

 -Тут вот какое дело. Я, конечно, не такой старый, как тебе может показаться. В общем, мы тут все - заложники. Всем нам надо держаться вместе. Но надо, чтобы нами руководил человек, знающий военное дело.

 Лекарь испытующе посмотрел в глаза Фёдору. Улыбчивость лица его исчезла, появился какой-то хищный блеск в глазах, и он продолжил:

 -Не такой, чтобы очень великий, ну, лейтенант для нас подходит, вроде тебя.

 -Да я ведь - младший лейтенант, - попытался поправить лекаря Фёдор.

 -Да кто ж будет такое длинное звание-то в лесу произносить!
– засмеялся натянуто лекарь.
– Не успеешь опомниться, как и в капитаны произведём! Ещё короче будет звучать. Воевать без шума не получится, потому как жрать хочется каждый день. Район у нас тут бедный, сам видишь - болото. Здесь что ни семья, отдавать нам что-нибудь мало кто хочет. Так что мародёрничать-то придётся. Что - немцы, что - мы для некоторых здесь - одно и то же. А идти искать счастье за линией фронта, чтобы опять вдруг попасть в окружение из-за отсутствия патронов смысла вам нет!

 Лекарь почему-то посмотрел в окно, будто пытался увидеть скрвышихся за деревьями солдат, и закончил:

 -Так что, как выздоровеешь, руководи, как знающий военное ремесло. А уж я постараюсь.

 Наверно, надо было как-то ответить этому скользкому типу, может быть, прикрикнуть, напомнить, что они всё ещё - советские люди, а не какие-нибудь бандиты. Фёдор был уверен, что СССР непременно победит зарвавшихся фашистов. Но эта уверенность была в то время, когда болел только желудок. Теперь же он ждал, когда ноющая боль в переломе начнёт затухать. С рукой, зажатой в липовой коре, патриотизм его дал серьёзную трещину. Хотелось материться громко и безнадёжно ещё и потому, что обратной дороги в воинскую часть, которая неизвестно сейчас где, просто нет!

 Да и срастаться перелом будет не одну неделю, и правильно ли срастётся. Морщась от боли при попытке сменить позу, Фёдор уже не думал о предложении лекаря, как о чём-то серьёзном. Его нисколько не радовало повышение по службе. Даже смеяться по поводу легко заработанного ромбика на петлицу в голову не приходило. Наверно, правильно было затаиться и действовать по обстоятельствам, пока же надо было дольше жаловаться на боль в руке, и бежать от этих горе-партизан.

глава 8

 Друзья появились как-то неожиданно. Однажды в эту улицу забрёл Славка. Коля играл с соседским мальчиком Юрой в городки. Фигуры неохотно вылетали из очерченного квадрата. Палки были разной длины и совсем различного веса. Попасть было мудрено. Славка был плотоно сбит, достаточно силён и стал вышибать не не только "пушки" и "колодец" с завидной точностью, но и "запечатанное письмо". Дружба с ним укрепилась и с помощью игры в домино.

 Когда играли у Славки в доме, его мать, с вечно недовольным выражением на лице, кричала Славке прямо с первого этажа сходить за водой или за хлебом. И когда какой-то тенор заливался из чёрной тарелки на стене - "то ли луковица, то ли репка, то ль забыла, то ли любит крепко!" - Коле хотелось дослушать любимую песню, но никогда это не удавалось. Коля уже знал - семья Славки готовится обедать или ужинать.

 В это же время на улице стал кататься нескладно скроёный мальчишка на подростковом велосипеде. К тому времени, когда Коле исполнилось четырнадцать лет, он уже умел кататься. В пионерском лагере посёлка Пычас неизвестно каким чудом оказались два подростковых велосипеда. В очередь стояли всего несколько ребят из обеспеченных семей. А кто не умел кататься, сидели на скамейке и с завистью поглядывали на мчавшихся по кругу небольшого стадиона.

 Коля улучил момент, когда многим ребятам наскучило и кататься, и смотреть на катающихся. Он взял велосипед, залез на него верхом, поставил одну ногу на педаль и оттолкнулся другой ногой. То ли он долго наблюдал за катающимися, то ли вестибулярный аппарат его был идеально настроен, но он сумел проехать почти два метра. Постепенно он научился и вторую ногу ставить на педаль, а там и педали закрутил. За оставшиеся две недели отдыха в пионерском лагере велосипед полностью подчинился его стараниям.

 Витька понравился своей щедростью. Коля первым прокатился на новеньком велосипеде. Новый друг незамедлительно стал учить его игре в шахматы. Удивительная игра привлекла Колю непредсказуемостью результата. Учёба стала хромать на две ноги. Рисование в ИЗОстудии, шахматы и уличные игры отнимали так много сил и времени, что было удивительно, как удавалось Коле по геометрии, алгебре и физике зарабатывать неустойчивые тройки.

 Позже и остальные предметы стали из двоек и четвёрок иметь среднеарифметические цифры.

 Седьмой класс в школе номер 16 был последним. Сама школа была деревянной, достаточно просторной, чтобы в каждом классе потели сорок детишек в две смены. Директор школы пережила блокаду в Ленинграде, привезла с собой техничку, сухопарую, крикливую, вечно недовольную быстро носившейся во время перемен оравой учеников.

 Высокопарные выступления директора школы всегда заканчивались просьбой сочувственно относиться к труду уборщицы Кати, которая едва не померла с голоду в городе Ленина. Она так и называла Ленинград городом Ленина. Слово "голод", конечно, понимали все. Но тётя Катя продолжала орать изо дня в день, отчего большая половина учеников город Ленина никак не связывала с мощным гоолосом высокой старой технички.

 Школа номер шестнадцать была просто набита детдомовцами. Это было время многих погибших отцов. Почему у этих детей не было и матерей, Коле было непонятно. Ведь у него мама была.

 У многих учеников были и мамы и папы. Папины дети были прилично одеты, выглядели самостоятельными и здоровыми. Они же и учились вполне прилично.

 За время учёбы в деревянной школе Коля обнаружил, что некоторые ученики скрывали, что хорошо рисуют.

 В большом классном коллективе успехи у всех, конечно, были разными.