Сыны Перуна
Шрифт:
— Запомнил, слово в слово передам, — и молодой гонец вскочил в седло коня.
— Ну, ступай, другие гонцы в пути уже. Эх, завертелась карусель, скоро польется кровушка, как водица. Война — она всегда не прогулка.
Глядя вслед своему гонцу, суровый рус любовно поглаживал рукоять своего меча.
6
Влетев через распахнутые ворота во двор боярского дома, напугав при этом стоявшую на крыльце дворовую девку, которая только и успела взвизгнуть от неожиданности, посыльный Сбывоя лихо соскочил с коня. Бросив поводья оказавшемуся поблизости мужичку, Радмир поспешно вбежал на крыльцо.
— Коня привяжи. Хозяин-то дома? С порученьем я к нему от князя.
— Нет хозяина-то, кормилец. Уехал он по делам давеча, только завтра поутру быть обещал. Боярышня дома,
— Кто это там челядью моей командует, как у себя дома? Да шум поднимает, — раздался женский голос из соседней комнаты. — Кого еще там нелегкая принесла?
Светловолосая хозяйка дома показалась на пороге и с гневом в глазах посмотрела на Радмира. Юноша замер на полуслове. Это была она, та самая красавица, которую он не смог забыть с тех самых пор, как впервые повстречал ее на рынке при стычке с Сигвальдом и его дружками.
«Асгерд», — так назвал ее Сувор, один из тогдашних товарищей Радмира.
— Чего тебе, гридь, вы что там, у князя вашего, совсем страх потеряли, в дом врываетесь, прислугу пугаете, небось не враги тут, люди знатные живут, — женщина сурово глядела на Радмира, а тот, словно потеряв дар речи, стоял перед ней с полураскрытым ртом не в силах вымолвить и слова.
Вдруг Асгерд замолчала и взгляд ее потерял прежнюю суровость, а металлические нотки в голосе куда-то исчезли.
— А я тебя помню. Ты тот самый парень, который чуть не спалил меня глазами на рыночной площади, — молодая боярыня усмехнулась, прикрывая рот рукой. — Точно-точно, помню, вы тогда еще с нурманами княжича свару затеяли, а братец мой все это пресек.
Красавица снова прикрыла улыбку рукой, украшенной изящным серебряным браслетом. Ее в очередной раз приятно позабавило смущение молодого воина, которое она читала на его лице.
«А он красив. Высокий, сильный. Даже чем-то похож на Альва», — подумала Асгерд.
Она уже второй год была вдовой, но мужчины, который смог заменить ей погибшего мужа, пока не встретила. Альв верно служил нынешнему князю и погиб в битве с древлянами, сопровождая Олега в одном из его походов в славянские земли. Глядя на этого паренька, Асгерд поняла, как сильно она истосковалась по крепким рукам, по тому сладостному чувству, которое может дать женщине настоящий мужчина. Альв был старше стоявшего перед ней молодого гридня, но когда они познакомились и она из невесты вскорости стала женой, покойный супруг был как раз примерно в таком возрасте, как и этот, стоящий сейчас перед ней молодой красавец. Асгерд отбросила пришедшие в ее голову мысли и, снова приняв суровый облик, спросила.
— Так что ты хотел, воин, и как твое имя? Я же должна тебя как-то называть.
— Радмиром зови, боярыня, княжий дружинник я, с поручением от сотника нашего Сбывоя к брату твоему Свенельду, — голосу парня не хватало привычной твердости.
«Что же такое со мной, почему я перед ней робею?» — мысленно ругал себя юноша, не отдавая отчета в своих поступках и словах.
В его голове в один миг словно пронеслась вся его жизнь. Детство, друзья, хазарский набег, смерть близких и, конечно же, его старая любовь. Но тогда он почему-то не испытывал ничего подобного. Зоряна с ее простой полудетской красотой не шла сейчас ни в какое сравнение с этой величавой, светловолосой женщиной, красота которой так поразила Радмира еще при первой встрече. Зоряну он быстро забыл, как только сердце его наполнилось той болью, которую он испытал при потере своих близких. Да и Зоряна недолго горевала по парню. Молодой рус Чеслав стал новой ее страстью, которой она отдалась всей своей душой. Сейчас Радмир стоял и смотрел на стоящую рядом, но в тоже время такую далекую недоступную для него женщину, и в его горле словно застыл комок.
— Брата нет. Он завтра обещал быть. То есть приедет завтра.
Радмиру показалось, что голос Асгерд дрожит. Но, тут же устремив свой взгляд в сторону, женщина снова приняла гордый и величественный вид и сурово сказала.
— Можешь передать свое поручение мне, а я скажу о нем брату, а нет, так ступай и приходи завтра. Если хочешь, — женщина вновь смутилась, осознав, что она только что назначила новую встречу так приглянувшемуся ей парню.
— Да-да, я завтра, завтра приду. Прости, боярыня, что потревожил тебя и людей твоих, — Радмир попятился задом, кивая головой, — Завтра приду
обязательно, к брату то есть.Оказавшись на улице, молодой дружинник вздохнул полной грудью, переводя дух. Наедине с хозяйкой дома он потерял все свое самообладание и теперь испытал настоящее облегчение.
— Коня веди, — крикнул Радмир местному мужику, вскочившему при виде гридня с низенькой деревянной лавки.
Тот поспешил привести Щелкуна, который, увидев хозяина, ткнулся ему мордой в лицо.
— Ну чего ты, дурашка, всего меня перемазал слюнями своими, — ласково потрепав своего питомца за шею, произнес юноша, — Пойдем, завтра нам тут быть велено.
Не садясь в седло, а ведя жеребца на поводу, Радмир вышел за ворота.
— Стой, гридь. Дело у меня к тебе, — услышал замечтавшийся юноша грубый окрик, раздавшийся у него за спиной.
7
Ветки костра сухо потрескивали, и легкий дымок поднимался вверх, растворяясь в потоках прохладного ночного воздуха. Запах жареного мяса приятно щекотал ноздри и вызывал острое чувство голода. Брошенное в костер новое полено подняло над ним небольшой столб из искр, которые, разлетевшись в стороны, исчезли в ночной темноте.
Все четверо сидели у костра в предвкушении долгожданного ужина. Троих из тех, кто его пленил, Кнуд видел впервые. Бородатый, русоволосый, с курносым, слегка рябым лицом мужик внешне напоминал кривича, его звали Заруба. Двое других, судя по говору, были из мери. Их имена были труднопроизносимы для нурмана, но все окружающие называли их Позеем и Учаем. Эти двое были чем-то похожи друг на друга, и Кнуд сделал для себя вывод, что они братья. Старший из этой парочки, пухлощекий здоровяк с могучими плечами и толстой шеей, сидел сейчас на расстеленном на траве потнике [36] и резал острым ножом здоровенную краюху хлеба. Второй мерянин, помоложе, был худощав, жилист, и, глядя на его тренированное тело, можно было сказать, что он не простой деревенский мужик, а воин. Неподалеку, освещаемые светом луны, паслись стреноженные кони, перебредавшие с места на место в поисках новой порции свежей и сочной травы. Третьего мерянина, Челигу, Кнуд знал довольно неплохо. Хитрый и услужливый слуга Страбы, выполнявший для него особые поручения, был знаком большинству людей, находящихся в услужении у боярина. Его знали все, но в тоже время никто не знал о нем ничего. Он не жил в боярских хоромах, а значит и не был его челядником. В гриднице, где жили дружинники боярина, он тоже никогда не показывался, хотя, судя по повадкам и выправке, Челига был воином, и к тому же неплохим. В то время, когда они жили в лесу в ожидании предстоящего покушения на князя, Челига приходил несколько раз с поручениями, но общался он только с Сигвальдом наедине. Одним словом, пленивший его прислужник Страбы был для скандинавского наемника человеком-загадкой.
36
Потник — войлок, подкладываемый под седло или под седелку.
Кнуд попробовал пошевелиться, но связанные в запястьях руки затекли настолько, что каждое движение причиняло боль. Ноги у нурмана были свободны, но это не особо облегчало его страдания. Пленный попробовал размять одеревеневшие пальцы, это принесло некоторое облегчение. Ему все было понятно без слов. Страба послал за ним этих людей, чтобы вернуть свое напрасно потраченное золото и убрать ненужного свидетеля. То, что его не убили сразу, наводило на мысль о том, что сперва Страба желает его допросить на предмет того, не поведал ли Кнуд кому еще тайну покушения на киевского князя.
«Эх, если бы не нога, — подумал нурман о своей ране, которая после того как он попал в плен, снова напомнила о себе, — может, и удалось бы от них уйти».
Наконец-то ужин был готов, и вся четверка принялась насыщать изрядно опустевшие за время преследования пленника желудки.
— А что в мешке-то у него? — как бы невзначай спросил у сразу же насторожившегося от этого вопроса Челиги старший из братьев. — Вроде звенело что-то.
Когда преследователям удалось связать бывшего дружинника боярина Страбы, именно Позей первым снял с пленника его мешок и заподозрил, что в нем не только еда и одежда. Челига тогда буквально вырвал у старшего мерянина дорожную суму нурмана и лично осмотрел ее содержимое, не показывая остальным.