Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Руда залегает не близко. Надо вывезти в отвал тысячи автомашин земли. Надо снять толстый, глубокий слой на широком пространстве. Тогда откроется фронт рудной добычи. Надо… Очень многое ещё надо! А директор стройки Михаил Сидорович Росомахин выступил на высоком совещании и дал слово, что скоро пойдёт однотрубненская руда…

Кое-кто из инженеров предупреждал его, сомневался, получится ли так.

Росомахин, улыбаясь, отвечал:

— У меня всё получится!

Официально Росомахин именовался начальником строительства, но называл себя директором. Видимо, мягковатое и расплывчатое слово «начальник» ему нравилось меньше. А «директор» благодаря двум «эр» звучит гордо, твёрдо, решительно, непререкаемо, это слово вызывает преклонение, трепет, порою даже дрожь, требует строго проводить принципы субординации, подчёркивает ранг и говорит о том, что этот работник на руководящей вершине, он — первый, и все сотрудники призваны реализовывать его приказы, распоряжения, поручения, циркуляры, рекомендации, прожекты, не располагая нравом возражать, спорить, раздумывать. Таков был порядок в любом вверенном директору тресте или управлении. Все здесь матросы, а у штурвала, у руля корабля — он, прошедший пожары и штормы, старый, проверенный инженер, администратор и организатор — директоррр Ррросомахин!

— У меня всё получится!

Спит и видит Росомахин: лист газеты, а на немкорреспонденция Сусанны Сударченко иод огромным заголовком: «Есть однотрубненская руда!»

И её, правда, скоро достанут: Росомахин распорядился сузить фронт работ и, как говорят на стройке, «пойти на руду воронкой» — чтобы хоть в одной точке достичь рудного тела, чтобы хоть чайной ложкой кусочек зацепить. И тогда можно рапортовать, давать интервью, фотографироваться, выступать по однотрубненскому телевидению.

Впрочем, по телевидению он и так выступает часто.

Поговорит полчасика об «имеющихся достижениях», кого-то пожурит за «имеющиеся недостатки», «выразит уверенность», скажет «спасибо за внимание» и уйдёт.

Это ему заменяет живое общение с людьми. А по телевидению общаться удобнее всего: говоришь только сам, никого не слушаешь и вопросов никто не задаёт.

Время от времени Росомахин произносит фразу: «Надо посоветоваться с народом». Но советуется он обычно только со своими помощниками. Вот и весь «народ». В результате верх всегда берёт его собственная точка зрения. Если же помощники сомневаются или робко возражают, Росомахин идёт на испытанный ход:

— Или я дурак, или вы ничего не понимаете. Допустим первое. Тогда я ухожу, выбирайте себе нового директора.

Помощники, которым выбирать не дано, поспешно ретируются и свои сомнения снимают.

Так произошло, например, когда решался вопрос о постройке телевизионной студии.

Строители рудника жили тесно — кто ютился на частных квартирах, кто в палатках, некуда было пристроить детей, а Росомахин предложил чуть ли не в первую очередь воздвигнуть телестудию.

— В палатках, говорите, живут? — возражал он оппонентам. — Я всю жизнь тоже в палатках…

Да, время от времени Росомахину приходилось жить в палатке — до тех пор, пока ему не построят коттедж с горячей водой. А для него на каждом новом месте строили, не очень мешкая. Излишних проволочек не возникало. Во всяком случае, выпускать подстегивающие сатирические листки («Горит объект, срываются сроки!») необходимости не было…

— Телестудия! Вы понимаете, какое она значение имеет? Или, может быть, я преувеличиваю по своей глупости?

Никто, конечно, не скажет, что Росомахин глуп. Он много сделал, много построил за свои век. Был руководителем очень энергичным, трезвым, а потом зарвался. То ли потому, что считал: ему, человеку, имеющему немалые заслуги, уже всё можно. То ли потому, что наверху его ценили и прощали ему ошибки. То ли потому, что новой славы хотелось. И как можно скорее!

Зарвался… Если это слово звучит очень грубо и резко, я назову другое, сказанное о Росомахине одним старым рабочим, — «заторопился».

И это верно. Заторопился Росомахин, Не хочет замечать старых, покосившихся домишек Однотрубного. Перед его взором маячит телевизионная вышка, хотя строителям рудника телепередачи смотреть просто негде. Не в палатках же…

Зато в газете «Слово за слово» напечатана заметка Сусанны Сударченко о том, что «в далёком городке Однотрубном, где вчера ещё не во всех домах было электричество, сегодня взметнулась ввысь ажурная мачта телестудии».

Телестудия, конечно, нужна. Но кто согласится с Росомахиным, что надо было так спешить и расходовать на телестудию деньги, отпущенные на обыкновенные сборные деревянные дома?

А больше всего заторопился Росомахин, «пойдя на руду воронкой». Вот она, пирамида Хеопса, только перевёрнутая вверх основанием!

Велик соблазн видеть несделанное сделанным! Велико искушение чувствовать и думать, что у тебя в руках волшебная палочка, по взмаху которой всё меняется и преображается мгновенно! Там, где другим— горы труда, обладателю волшебной палочки — раз плюнуть. С любой работой он справляется в сто раз быстрее, чем те, которым волшебной палочки не дано. Так же, как не дано им и уверенности в своём исключительном превосходстве.

— У меня всё получится…

5. Старожил Однотрубного Орликов,

«Не проходите мимо?»

Стихотворец Билли Коленкоров

Ромашкину не спалось.

На кухне гремел чайником Орликов.

Костя вышел, сказал:

— Давайте знакомиться. Мы ведь соседи.

Знакомство состоялось быстро, Ромашкин поведал о недавней работе в УКСУСе, Орликов — о своём житье-бытье.

Он в Однотрубном уже старожил: приехал больше года назад. Работает техником в управлении капитального строительства, дежурит в комсомольском штабе, участвует в выпуске сатирических окон «Не проходите мимо!». Немного рисует. Переживает, что его карикатуры в «окнах» далеко не совершенны. А карикатурист на стройке очень нужен!

Чтобы не мешать разговором спящим, Ромашкин и Орликов вышли на крылечко.

Была тёмная августовская ночь.

Вдали светились огни на шагающих экскаваторах.

Вблизи, по соседству, лаяли собаки Аппендиксова тупика.

— Ну, как вам хозяйка? — спросил Ромашкин.

— Актиния? Вертолёт? Она — кулачка! — темпераментно сказал Орликов.

— Знаете, как назвал я наш тупик? Аппендиксов!

— Аппендиксов? — рассмеялся Орликов. — Вот вырезать бы этот аппендикс!

— Вырезать? Благородная мысль, — одобрительно заметил Ромашкин. — Первая в мире операция аппендицита была сделана английскому королю Георгу Второму в тысяча семьсот каком-то году. Это вошло в календари. Если бы удалить наш Аппендикс, то случилось бы событие, тоже достойное календарей.

— По-моему, паша хозяйка вместе с некоторыми соседями занимается нечистыми махинациями, — сказал Орликов. — Что они делают — не знаю. Но вообще стоило бы отвести их к прокурору…

Ромашкин с дружественной снисходительностью похлопал своего собеседника но плечу.

— Ценю в вас, Орликов, высокий гражданский пафос. Но так, как вы думаете, не поступают. К прокурору за ручку не водят. К прокурору они должны пойти сами.

— Ну да! Что, сознательность в них появится?

— Нет, сознательность не появится, но пойдут.

— Как?

— А так, очень просто. Ножками. Актиния, например, пойдёт.

— Я вас что-то, Ромашкин, не понимаю. Каким образом это случится?

— Так устроим. Но пока о деталях говорить не стану. Маленькая тайна. Потом узнаете. Будет вам материал для весёлой карикатуры. Впрочем, материала у вас, наверно, хватает.

— Хватает. И производственные темы, и бытовые.

— А какие производственные?

— Ну, знаешь… Извините, я сказал «ты».

— Будем на «ты». У древних римлян обращения на «вы» не было. Это придумали потом. Так какие производственные?