Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Костя достал из кармана командировочное удостоверение, из которого явствовало, что «инженер т. Ромашкин направляется в крайцентр сроком на семь дней. Цель поездки — переговоры с т. Груздевым, начальником УКСУС а».

— Ну что? Давай галстук.

— Галстук ты получишь, но я что-то ничего не понимаю.

— Я тоже. Однако жизнь — ото, чёрт возьми, процесс познания!

Потом шли молча. Думали об одном и том же: теперь они долго не увидятся. Сегодня уезжает Костя, через три дня уедет Люся — сдавать экзамены в Лесогорский заочный механический институт.

Первым паузу прервал Костя:

— Не грусти, Люсик. Время пройдёт быстро.

— Как сказать. Это очень неожиданно что ты уезжаешь… Плюс ещё три дня разлуки! А я ведь не скоро приеду: сначала лекции, консультации, потом экзамены…

— Тогда оставайся.

Люся отрицательно покачала головой.

— Что ж, поезжай… Тебя ждёт Лесогорск. Поживёшь немножко у мамы. Повоюешь со своим братцем Федей. Помнишь за сочинение о «Евгении Онегине» Нолик поставила ему пятёрку? А ты говорила, что я продиктовал ему бред.

— И я помню, как вы высмеяли Нолик в «Глобусе».

— Что поделаешь, Нолик есть Нолик, и палочки к этому нолику не дано. Я даже немножко тебе завидую. Приедешь в Лесогорск, пойдёшь по Крайней улице, но Сквозной, Продольной, Поперечной, по улице имени Коли, Пети и Дуси Ивановых, выйдешь на Первую Встречную. Как поётся тамошний романс?

Я пойду на Первую Встречную

На свидание, на свидание.

Я найду любовь свою вечную…

Мимо Кости и Люси, как и в первый день, промчался автобус: «Первый карьер — Индия». Так же, как и тогда, навстречу им шли весёлые девчонки в комбинезонах. И незнакомые рослые ребята тащили из магазина детские стульчики.

Только, теперь Однотрубный был уже для Люси и Кости совсем не чужим городом, всё в нём было близко и привычно.

У доски объявлений Костя замедлил шаг, остановился.

— А знаешь, Люсик, «аквариум с рибками» всё ещё продаётся!

— Как тебе всё надо!

— Люсенька, любопытство — это здоровая черта человека. По-моему, именно она приносит счастье… Постой, я сейчас…

Костя легко перемахнул через газон и подбежал к хилому деревянному забору, на котором висела витрина газеты «Слово за слово».

Потоптавшись у витрины, он вернулся к Люсе, сияющий каскадом счастливых улыбок.

— Есть сообщение о первой руде? — удивлённо спросила Люся-Мила.

— В скором времени, по-моему, не ожидается.

— Или о тебе Сударченко написала?

— Она занята: пишет биографию Росомахина.

— Почему же ты тогда сияешь, как новый рублик?

— Нет, нет, рубликом не пахнет. Тут пахнет большим. В газете напечатана таблица выигрышей лотереи. Мне досталась любительская кинокамера. Нот, Милочка, к чему приводит любопытство. А то бы мимо прошли!

— Костик, Рыжий, поздравляю! По выигрыш мы, конечно, возьмём деньгами.

— Ни в коем случае!

— Тебе нужен киноаппарат? Что ты с ним будешь делать?

— Что делать? Пока я перепрыгивал через газон — уже придумал. Буду снимать «Фитиль». Есть «Фитиль» всесоюзный, а это будет местный.

Люся похлопала Костю но плечу:

— Ну и фантазия у тебя работает!

Когда подходили к Анпендиксову тупику, он вдруг вспомнил:

— Люсенька, а где третьи экземпляры росомахинских приказов и рапортов?

— Я их откладываю в стол.

— И по-прежнему на мелованной бумаге — во здравие, на папиросной — за упокой?

— Бывает. Но только выносить их из управления я не хочу. Если узнают — меня и погнать могут.

— Перейдёшь на моё иждивение. И вообще место под солнцем всегда найдётся. Кроме того, ничего секретного в твоих бумагах нет: приказы клеят на стенках. А я просто собираю коллекцию. Между прочим, интересный факт: итальянский кинодеятель по фамилии Козелли собрал огромную коллекцию самых скучных книг. Когда один французский поэт узнал, что все одиннадцать томов его собрания сочинений попали в эту коллекцию, он пытался покончить с собой… А как, интересно, поступит Росомахин?

… Типчак, Актиния и Настя играли в карты — в дурака. Увидев Костю, Типчак радостно загудел:

— Браток! Приветик! А в шофёры всё же не пошёл? Куда-то ещё подался? Ну, ходи, ходи, Валя, то есть Настя.

— С вами, Василий, просто трудно играть. И где вы так научились?

— Где научился? — с довольной ухмылкой переспросил Типчак. — А без карт, Тонечка, то есть Настенька, пропадёшь. В общежитии или в экспедиции кто в карты умеет, тот ни дрова не рубит, ни комнаты не убирает и воду не таскает… А кто не умеет, тот завсегда с тряпкой да с ведром… Убирать да носить воду — занятие для дураков. Очень люблю эту игру. Один тут в Нахаловке живёт, он мне так продулся — ходит за мной, плачет.

— Это кто же такой, который плачет? — полюбопытствовала Актиния.

— Фомка Скипидаров.

Актиния хихикнула.

— Фомка? Знаю, знаю.

— А что вы смеётесь, Актиния Никаноровна?

— Больно за девками бегает.

— Не он за ними, а они за ним. В карты ему не везёт, а в любви — исключительно.

— Да уж, везёт, — согласилась Актиния. — Пятая жена небось. Недавно встречаю его мать, спрашиваю: «Ваш сын снова женился?» А она мне: «Не пойму, говорит, даже. Но думаю, что и эта надолго у него не задержится. А может, на зиму всё-таки оставит…»

— Ха-ха! — блудливо усмехнулся Типчак. — Сердцеед! Ходи, Ниночка, то есть Настенька. Уф, жарко! Что-то вы, Актиния Никаноровна, ошиблись со своими прогнозами. Воробьи, говорили, валяются в пыли — к непогоде. А тут так шпарит!

— Будет непогода, будет, — быстро проговорила Актиния.

— Что будет, это я знаю. Осень уже фактически. Раз осень — дождь. А дальше, как по расписанию, зимушка-зима.

— Знаете, Вася, какая она у нас? До-о-лгая, до-о — ол-гая. Холодно и темно. Зима вся в ночах проходит.

Типчак лихо шлёпнул картой по столу.

— Всё, Варенька, то есть Настенька! Конец!

Потом, тряхнув головой, откинул свисавший до бровей чуб, засмеялся громко и довольно.

— Жить надо, Актиния Никаноровна, широко! А иначе вся жизнь в ночах пройдёт! — Он повернулся в сторону «простыни на верёвочке» и крикнул: — А ты, браток, зря ко мне в пятую автоколонну не пошёл. Характер у тебя, вижу нашенский.

— Я в другой колонне, — ответил Ромашкин.

Люся спросила:

— Костя, а что такое Нахаловка? Старый какой-то посёлок?