Та-Ро
Шрифт:
– Глупый.
Потянулась, чмокнула в щеку.
– Ой, глупый.
Что-то до жути знакомое почудилось ему в тоне голоса, в словах. Покрутил головой, отогнать наваждение. Только дежа вю не хватало, для полного комплекта.
– Что поесть можно?
Три раза переспрашивать пришлось! Мама все сидела задумчиво, вертела в пальцах ненужную расческу, смотрела на цветы. Даниил зашел с другого конца, догадался добавить весело и жалобно.
– Сейчас с голоду умру.
Только тогда опомнилась.
– Там Живко ужинает. Все готово. Иди мой руки...
Брат действительно ел. В наушниках. Очередной язык учит, отличник. Хочет умотать в Европу, поработать в приличных отелях. Белая рубашечка, хорошие брючки, плавные жесты. Ножом и вилкой пользуется, аристократ фигов. Даниил в черных потертых
– Привет!
– Здравствуй.
Сморщился полу оглушенный страдалец. Заморгал, потряс головой. А тут новая шутка. Живко на нее не ответил.
– Шпрехен зи дойч?
Воцарилась короткая, плавающая в аромате маминой стряпни тишина, нарушаемая звяканьем крышки, хрустом сухарей на крепких зубах, шорохом скатерти. Старший наконец пришел в себя, с укоризной посмотрел на Даниила. Абсолютно бесполезное занятие - давить на сознательность заведомо несознательного субъекта. Ну, повезло с братом, очень.
– У нас много общего, не находишь?
Съехидничал Живко, глядя на Даниила, бесцеремонно насадившего котлету на вилку.
– Что именно?
Уточнил младший и откусил кусок. Внимательно рассматривая брата, орудующего ножом и вилкой. С любопытством ожидая продоложения тирады.
– Фамилия, национальность, рост, цвет волос...
Смолчать? Ни за что! Конечно, хриплый и сильный голос Даниила звучал слегка невнятно, котлета мешала. Реплика получилась смазанной. Ничего, помог себе жестами.
– Еще толщина.
Задрал свитер, демонстрируя проступающие под смуглой кожи ребра. Улыбнулся. Волна радости отразилась от стен кухни, выплеснулась на улицу, и тотчас сквозь серую облачную муть пробилось бледное солнце. Живко тоже невольно растаял. Позлишься на этакого орла, как же...
– Скелет.
– Номер два в семейном списке.
– А номер один?
– У, жуткий тип. Полиглот и воспитатель. Догадываешься о ком я?
– Нет.
– Зря.
Хмыкнул младший. Добавил серьезно.
– Если что, не пропаду. Есть кому заступиться.
Оба расхохотались. Даниил старался вести себя как прежде. Дразнил брата. Занимался спортом. Вот только начал усердно работать, чтобы помочь родителям. Люди, в чью семью он пришел, заменив погибшего ребенка, ни в чем не виноваты. А мама... Ее у него никогда не было (какие мамы у звезд?), мама оказалась прямо подарком судьбы. Прощальным. Он прикинул разные варианты. Выходило, что не повезло идиоту. Жить ему короткую человеческую жизнь, откинуть копыта - на этот раз по-настоящему, вот так. Что он, лишенный силы, может изменить? Рванул вслед за пропавшей деточкой, сжег мосты. Теперь живи - не жужжи. Господи, какая глупость!
Ну не мог он иначе! Не мог. Беспомощную жертву вышвырнули на помойку мира. Да и там не оставят в покое. Игра? Правила? Плевать повелителям на кодексы. Уж они расстараются. История с Зимой приоткрыла ему глаза. Попытался спасти. Верил, что найдет, успеет вовремя. Защитит. Псих. Самого бы кто теперь уберег.
Ночами метался по постели, локти грыз. А потом, однажды, почувствовал Ее. Сны соприкоснулись. И все, что смог - прокричать неистово: "Я жду тебя, Ли! Приходи. Я здесь. Солнечный берег. Солнечный берег. Солнечный берег..." Это повторилось несколько раз. Коротких, долгих - разных. Общим было одно - острое, как боль узнавание. Она. Это она. И слияние снов. И бесконечные попытки докричаться до изуродованного, лишенного прежней силы и свободы сознания. И жалость. И то, что он не мог назвать любовью, и поэтому никак не называл.
Такие дела.
– Алло.
– ...
– Перезвоните. Вас не слышно.
Вернула трубку на законное место. Не мигая, уставилась в зеркало на свое отражение. Бледная физиономия, яркие зеленые глаза, нос... А что нос? На троих рос, одной достался. Тяжелый случай? Да ни фига подобного. Вон Кристина Орбакайте не бежит к пластическому хирургу - подкоротить, подправить. Щеголяет непохожестью. Барбре Стрейзанд "выдающийся" профиль никогда не мешал. Повернулась
боком. Цветок на плече сиял и переливался. В нем была особенная красота - дикая, необузданная. Объемным выглядел, живым. Хотелось потрогать. Лина прижала ладонь к рисунку. И точно мир обрушился на нее. Ноги подкосились, тело грохнулось на бок, тяжело, неловко, смахнув со столика телефон и косметичку Яны. Тюбики помады, лаки, раскатились по полу.Тот еще получился натюрморт.
Даниил бежал в гору. Плохо пригнанный утяжелитель бил по щиколотке. Остановиться и поправить?
– Наплевать.
Злобно буркнул он сам себе. Пот заливал глаза, мокрая футболка облепила грудь. Камушки брызгали из-под ног, соревнуясь друг с другом - кто первый долетит до далекой воды. Набирающее силу утро выливало на облака оранжевую и фиолетовую краску. Причудливо завивающиеся разноцветные полосы, пронизанные слабым мерцанием угасающих звезд, реяли над горизонтом. Наконец малиновая макушка светила выглянула из-под земли. И новая порция огненных клякс растеклась по небесному холсту. Даниил, немного запыхавшись (прокуренные легкие бастовали) выбрался на верхнюю площадку. Окинул взглядом расстилающиеся у подножия красоты, перешел на шаг, раскинув руки в стороны, жадно глотая воздух. Улыбка высветила на его лице знак смутной, странной уверенности (в том, что сказка закончится счастливо), тут же скрывшийся за хмурым выражением сосредоточенности. Даниил остановился на краю обрыва, рассеянно подумал, что некий особый смысл в экстремальных видах спорта имеется. Пот и опасность смывают с линз, через которые человек смотрит на мир, серую пленку обыденности: даруя возможность увидеть жизнь по-настоящему. Пусть и ненадолго, но заглянуть в глаза истинной реальности - подруге смерти, сестре удачи и любовнице воображения.
– Ли!!!
Закричал Даниил и почувствовал слабое эхо на дне потерянной судьбы.
– Ли!
Вопль отразился от невидимой преграды между ними, хлестко ударил по губам. Брызнула кровь.
– Ли!
Какое значение может иметь боль для мужчины, готового умереть во имя чего-то более важного, чем его жизнь? Он хотел быть услышанным той, которую не успел спасти. Цена его не волновала.
Это немного напоминало сон. Она лежала на берегу спокойной серой реки, смотрела на движение воды, думала не понятно о чем. Шершавый теплый камень под щекой, щекочущая ноги мохнатая трава... Туман над рекой совершенно скрывал горизонт. Высокое дымчатое небо, лишенное солнца. И неприятное чувство опустошенности.
– Ли. Здравствуй.
Говорили не по-русски, но странное дело, слова стали понятны. Почти сразу. Лина возразила хмуро.
– Меня зовут Лина. Вернее, Ангелина. Ангелина Владимировна Королева.
Незнакомка опустилась на камень, рядом с лежащей девушкой. Длинное белое платье, черные локоны до талии. Сцепила пальцы, обхватив колени руками, наклонила голову. Возразила, с конкретной усмешкой.
– Разве?
Лина собралась протестовать, даже приподнялась слегка, рот приоткрыла. И захлопнула. Само собой получилось смешно. Незнакомка опять хохотнула. Грубовато, звонко. Лицо у нее соответствовало голосу: диковатое, почти свирепое. Крупные чувственные губы, упрямый подбородок. Так могла бы выглядеть валькирия из скандинавского эпоса. Хотя, они кажется были блондинками. Да? Нет? Высокая сильная красавица смотрела пристально, серьезно. Платье выглядело несколько неуместно. Меч и доспехи смотрелись бы гораздо лучше. Под загорелой кожей рук проступали крепкие мышцы. Бедро, обрисовавшееся под тонкой тканью, казалось каменным.
– Кто вы?
Спросила Лина.
– Догадайся. Не совсем же дура.
Незнакомка сдвинула брови, сжала рот. Повторила требовательно и властно.
– Догадайся!
Девушка робко прочирикала.
– Не получается. Извините. Если бы вы могли...
Взмахнула ладонью. Прерывая не удовлетворяющий ее ответ и отметая вежливую шелуху приличий. Вновь рубанула приказным тоном.
– Догадайся! Это важно.
– ...
– Очень!
– ...
– Ну! Или совсем мозгами шевелить разучилась?