"Та самая Аннушка". Часть вторая: "Это ничего не значит"

— Хреново, — вздохнула Донка. — Но я вообще-то по другому вопросу.

— Тебя поселили хоть?

— Да, за меня Аннушка забашляла по старой дружбе. Но на бухло не дала. Сама-то небось квасит в своём вип-номере с вип-баром, а бедная Доночка насухую сидит!

— Ещё как квасит, — подтвердил я. — Сидит в ванне с пеной и вискарь хлещет, сам видел.

— А тебя что же в ванну не позвали? Я думала, она тебе даёт.

— Это как бы не твоё дело, — ответил я раздражённо. — Но нет. Рылом не вышел.

— Не, рыло у тебя самое подходящее, — хмыкнула Донка, — красавчиков она как раз не любит, а вот таких, чтобы мужик, как раз да.

— И тем не менее, ванна там, а я тут.

— Знаешь, может, оно и хорошо, что не дала, — сказала задумчиво Донка. — Кому она даёт, тем, кроме как пару раз перепихнуться, ничего не светит. Это у неё легко. А вот если кого за друга держит, то там другой разговор.

— Думаю, она меня не то что за друга, а вообще за человека не держит. Так, к подошве прилипло. Тебе что-то от меня надо? А то я спать пойду.

— Я к тебе с серьёзным вопросом, служивый, погодь.

— Вываливай.

— Мы завтра на Дорогу, или как?

— В смысле?

— В прямом. Я твоя глойти, и ты мне скажи, выходим завтра или нет. Потому что если нет, то в медпункте есть антисептик на спирту. На вкус говно, но если с глюкозой сбодяжить, то не сблюю.

— Так вот где ты в прошлый раз набралась!

— Ясен хрен. Никто не знает, а Доночка хитренькая!

— У Мирона ты разрешения не спрашивала.

— Ой, да насрать мне на него было, мудака такого. Пусть бесится.

— На меня не насрать, значит?

— Ну, такое. Потерплю ради дела. Надо же куда-то отвезти этих забрёдышей, да побыстрее, потому что за свой счёт их в Терминале размещать никакой бюджет не выдержит. Не зря Мирон их в автобусе держал, у Алинки тут цены неслабые, потому как монополия.

— Я пока даже не знаю, моя ли ты глойти или сама по себе, — сказал я честно, — коммерсант из меня как из говна пуля. Но ты, если сможешь, не надирайся сегодня. С беженцами в любом случае надо что-то решать, да и с грузом мироновским тоже. Может, сходим разок, да и дам тебе расчёт с выходным пособием. Будешь глойти на пенсии, поди плохо? Подольше проживёшь.

— Не, служивый, — замотала седыми косичками бабка, — не могу я на пенсию. Дорога не отпустит. С тоски помру или сопьюсь и всё равно с тоски помру. Ты подумай, может, всё же тебе караванщиком, а? Втянешься, привыкнешь, не прогорим небось…

— Давай завтра, ладно?

— Ладно, как скажешь, — глойти встала из-за стола, — но антисептика я пока не нажрусь, цени. Это для меня офигеть какой подвиг, между прочим.

— Горжусь знакомством с такой волевой женщиной!

Донка ушла, я допил компот и пошёл спать. В коридоре столкнулся с беженкой, той, которая молодая.

— Простите, халь, — остановила она меня, — вы же были на одной ноге, а теперь на двух, как так?

— Протез, — пояснил я. — Увы, отращивать ноги я не умею. Жаль, было бы удобно.

— Да, конечно, — засмеялась она, — никто бы не отказался. Вот, уложила своих, спят.

У неё двое пятилеток, помню. Шустрые такие.

— Ну, спокойной им ночи. Устали, наверное.

— Да, — кивнула она, глядя на меня тёмными загадочными глазами, — будут спать очень-очень крепко. Ничем не разбудишь.

— Хорошо, отдохнёте от них. Наверное, утомительно с двумя.

— Да, халь, но это ничего, я привыкла. Знаете, халь, Карит сказал, что вы «ми-шелану», друг нашего народа, и это будет в хрониках.

— Очень польщён. Никогда раньше не был ни в чьих хрониках.

— Знаете, что это значит? Вы можете зайти ко мне, бог не будет против, и люди не скажут «хэт», — она коснулась моей руки и скромно опустила взгляд. — Карит сказал, нам нужно много детей, чтобы народ возродился.

— Неожиданное предложение. Это большая честь, красавица, но… Прости, я лучше буду сегодня спать один.

— Почему, халь?

— Как тебе объяснить… Я не смогу жить спокойно, зная, что где-то растёт мой ребёнок. И я не готов связать жизнь с вашим народом.

— Это будет мой ребёнок, халь. У нас родство считается по матери.

— Дело не в том, как у вас, а как в моей голове. Прости.

— Понимаю, халь. Спокойной ночи, халь.

— И тебе, красотка.

Я пожалею об этом решении. Да что там, уже жалею. Но оно, чёрт меня побери, правильное.

Глава 16 Грузовая декларация

Видеть, просыпаясь, лицо Аннушки — не самый плохой вариант. Правда, я бы предпочёл при этом смотреть на него не снизу. Есть и более интересные ракурсы — на соседней подушке, например. Я бы охотно любовался по утрам её чётким профилем. Или фасом. Да хоть даже и затылком. Но для начала и вид снизу неплох. По крайней мере пистолетом в лицо не тычет, уже шаг вперёд в наших отношениях.

— Вставай, солдат, там твой груз пригнали. Ребятам не терпится получить свою долю, да и мне интересно, что Мирон вёз.

— Мне казалось, что дверь тут запирается, — заметил я укоризненно, вытаскивая руку из-под подушки, где она как-то сама собой оказалась на рукоятке пистолета. — Не то чтобы я не был рад тебя видеть…

— Алинка мне открыла. Не гунди. Поднимайся, одевайся, завтракай, жду в холле, — девушка вышла, дверь за ней закрылась.

Никакого, чёрт побери, понятия о приватности.

Пистолет Мирона оказался обычный «Грач» под патрон 9x19. Отзывы о нём слышал разные, на передке многие таскали и вроде бы не жаловались. Тут более интересен сам факт. Родиной, так сказать, повеяло.

Надо будет поискать в машине повнимательнее, может, где-то и кобура к нему валяется. Да и патронов всего восемнадцать штук, маловато.

На завтраке встретил Донку, на удивление трезвую, отчего мрачную. Думал, не выдержит, накидается, — алкоголиков я навидался, и почти никто из них не устоял бы в ситуации «и есть, и хочется». Бабуся нагребла на поднос еды и села рядом.

— Что, служивый, говорят, пришёл наш товар?

— Угу, — кивнул я, доедая яичницу. Готовят тут неплохо. Интересно, на кухне тоже роботы? — Ты не в курсе, чего мне ждать от груза?