"Та самая Аннушка", второй том, часть вторая: "Не та дорога"
Шрифт:
— У нас тут есть ещё дела? — спросил я, когда мы уже валяемся в ванне.
— Да не то чтобы… — Аннушка вытягивает ноги, складывая их мне на грудь, я задумчиво глажу пальцами многочисленные шрамы.
— Зачем мы вообще сюда припёрлись? Вряд ли ты всерьёз надеялась, что Кройчек уже собрал тебе нового «Чёрта».
— Здесь большая ванна и отличный бар. Ты что, недоволен, солдат?
— Очень доволен. Скоро буду готов повторить.
— Вот ненасытный… Прогулялись, развеялись, можем в кои-то веки никуда не спешить, сидеть в ванне, пить виски, болтать с Алинкой…
— Думаю, ты просто сбежала.
— Да, наверное, — ответила она, подумав. — Достали они меня своей душевной простотой: «Аннушка то, Аннушка сё, Аннушка, что нам делать? Аннушка, что нам не делать? Аннушка, какой рукой мне вытереть жопу?» Блин, солдат, вот, клянусь,
— А кто?
— В смысле?
— Если не ты, кто это сделает? Есть кандидатура — делегируй.
— Ой, я тебя умоляю! Да всем в лучшем случае насрать! А то и добьют, чисто на всякий случай. У них та ещё репутация. Андрею разве что не совсем пофиг, ему Меланта однажды сильно помогла с сыном, но не похоже, что у него есть идеи получше.
— Вот и я о чём. Никто кроме тебя это не сделает. И тут ты решаешь: либо отворачиваешься, даёшь им сдохнуть и живёшь с этим дальше, либо делаешь.
— Это типа такая военная мудрость, солдат? — скептически спросила Аннушка. — «Сам погибай, но товарища выручай»?
— Иногда проще сдохнуть самому, чем жить, зная, что из-за тебя погибли другие. Но в жизни редко выходит как проще, тут я тебе не судья.
— Вот ненавижу, когда на совесть давят. Заткнись. Давай лучше ещё выпьем и потрахаемся.
Я, разумеется, не против.
* * *
Наутро собираемся на парковке и грузимся в мегатрак Костлявой. Крисса крадётся, озираясь, как нашкодивший котик.
— Сбежала? — спросил я.
— Типа да. В окно вылезла. Не, я их предупредила вчера, но лучше так, чтобы лишний раз не расстраивать.
Она шмыгнула наверх по трапу в кабину, а я вижу, как смотрит ей вслед из приоткрытых ворот гаража Кройчек. Не просто иметь детей, наверное. И жаль, что у нас с Аннушкой их не будет, я бы попробовал.
Пилили по пустошам почти полдня, без дороги, просто так. Очень заметна разница между окультуренными землями возле самого терминала и абсолютно мёртвой пустыней вокруг. Аннушка рассказывала, что здешний коллапс вылился в какой-то экологический звездец, которого не пережило ни одно живое существо. Оставшиеся без хозяев киберы понемногу рекультивируют земли, завозят растения, создают новый биоценоз, но работа ещё в самом начале. Проехали мимо поселения бывших беженцев, а ныне полноправных новых граждан возрождаемого мира. Женщины ненадолго оторвались от своих лопат и тяпок, разогнулись от грядок и смотрят нам вслед. Судя по всему, сбежали с Симхой немногие, остальные, надо полагать, приняли условия Карита, ставшего им общим мужем и начальником. Дело хозяйское. Вдоль грядок катаются роботележки с манипуляторами, значит, Алина не бросила своих подопечных, помогает малой механизацией сельского хозяйства. Может быть, потом соберёт им робота-фермера, с лопатами вместо рук. Если, конечно, запчасти лишние будут.
Сейчас, насколько я знаю, опять дефицит, потому что Завод еле дышит без сырья и энергии, да и логистика отвратительная. И тем не менее, с нами едет новая киберсущность, делегированная Алиной. Робот-девочка, ростом метр с кепкой, но без кепки, зато с большими выразительными глазами и утрировано-детскими чертами механического лица.
— Это моя дочь, — представила нам роборебёнка Алина. — Я решила попробовать себя в роли матери. В отличие от меня, являющейся неотъемлемой частью мэйнфрейма Терминала, она совершенно автономна. Хотя вычислительная мощность её встроенной системы невелика, на ней базируется самообучающийся нейрокластер с прекрасной оптимизацией процессов.
Умненькая девочка с большой тягой к учёбе. Поскольку я теперь лишена возможности покидать Терминал (мой мобильный модуль больше не вмещает мою личность), прошу вас взять с собой этого ребёнка.— Не совсем поняла, — сказала озадаченно Аннушка, разглядывая миниатюрного антропоморфного робота. — Это как бы твой разведмодуль? Соберёт данные, потом сбросит тебе?
— Нет, это мой ребёнок. Я тщательно изучила вопрос ментально-интеллектуальной преемственности в парах родитель-ребёнок у людей, и она имеет приблизительно такую же долю отпечатка моей личности, какую дети перенимают от матери в неполных семьях. Отца у неё, по понятным причинам, нет. В остальном это автономная интеллектуальная сущность, принимающая собственные решения. Соотношения модулей векторов эмоциональной и рациональной мотивации приблизительно соответствует ребёнку тринадцати лет, поэтому она чувствительна к выражению одобрения и неодобрения со стороны значимых взрослых. Это будет служить элементом тонкой поведенческой настройки, поводом постоянно корректировать свой набор паттернов. В качестве значимых взрослых в её базовой прошивке зафиксирована ты, Аннушка, и вы, Лёха.
— Стоп, не понял, — удивился я. — Ты предлагаешь нам взять на воспитание твоего ребёнка?
— Это несколько упрощённая и избыточно антропоморфная, но концептуально верная формулировка. Спасибо, Лёха, что уточнили задачу с человеческой позиции.
— Блин, Алинка, — возмутилась Аннушка, — но нельзя же так! Ты вручаешь нам ответственность за ребёнка, даже не спросив! А если с ней что-то случится?
— Моя дочь изготовлена весьма прочно, повредить несущий каркас почти невозможно, декоративные панели обшивки из армированного пластика, и они легко заменяемы. В случае фатального повреждения конструкций она сделает аварийный дамп своей личности, вам нужно будет только извлечь модуль-носитель и доставить мне, я подниму её с бэкапа в новом теле. Твердотельный модуль памяти извлекается из затылочной части головы без специальных инструментов, и сам по себе практически неуничтожим. Таким образом, вероятность безвозвратной её потери существенно ниже, чем в случае биологического ребёнка. Беспокоиться не о чем.
— Да я не про то! Я понятия не имею, как воспитывать детей! У меня нет детей и никогда не было! У Лёхи тоже, если не врёт. А ты такая: «Хренакс! Вот вам мой ребёнок, делайте что хотите!» А если мы не хотим?
— А вы не хотите? — уточнила Алина.
— Блин, да я не знаю!
— Если вы против, я, разумеется, не буду настаивать. Её личность ещё не успела существенно развиться, я отформатирую носитель и разберу конструкцию на запчасти. Безусловно, я не права, не оговорив этот эксперимент с вами заранее, но первоначально я не планировала привлекать внешние ресурсы.
— Так в чём же дело, подруга? Почему ты не хочешь воспитать её сама?
— К сожалению, я переоценила свой прогресс. Оказывается, я ещё недостаточно человечна. Моё поведение неспонтанно, а эмоциональность недостаточна. Я могу вырастить копию себя, но это не имеет смысла, потому что скопировать меня можно проще. Я изучила, как решается этот вопрос в человеческих сообществах. Оказывается, если мать по какой-то причине недееспособна, то права опеки над ребёнком переходит ближайшим родственникам. Родственников у меня нет, но ты самый близкий мне человек. Логично было передать это право тебе, а также Лёхе, с которым вы составляете гармоничную взаимодополняющую пару предельно отличающихся индивидуумов, что положительным образом сказалось бы на вариативности развития поведенческих паттернов дочери. Но, раз вы не имеете такой возможности, то я…
— Заткнись! — заорала на неё Аннушка. — Заткнись ради Фрактала Великого! За что мне это всё? Ну вот за что? Какого драного хрена?
— Лёха, вы не могли бы пояснить, чем вызвана такая реакция? — спросила у меня Алина, пока Аннушка ругалась и бегала из угла в угол.
— Кризис взросления. Осознание ответственности за свою и чужие жизни, стадия отрицания.
— Ты понимаешь, что это шантаж? — сказала моя подруга Алине, когда немного успокоилась. — Твоё предложение звучит как: «Заберите ребёнка, или я его убью».