Табу Ре Ткин
Шрифт:
– Извините, пожалуйста. Можно Вас спросить?
– к Петровичу ни когда не обращались с такими словами. Это насторожило, но не отпугнуло его от потенциальных товарищей.
– Да, да. Что спрашивать... Я всегда...
– Вы знаете, что грядет конец света?
Петрович закивал головой в знак согласия. Жизнь научила его лучше соглашаться со всем, что тебе говорят, чем спорить с определениями которые тебе преподносят окружающие. Тем более, что еще не понимал, куда клонит прилично одетая дама, хотя догадка, что и здесь обломится начинала формироваться в его голове.
– Но Иегова помнит о тебе.
Петрович стал вспоминать знакомого с таким странным именем. Больше всего его интересовало, что и когда он задолжал данному субъекту, коль тот пустил по следу команду сыщиков.
– Он спасет тебя!
У Петровича стало улучшаться настроение. Начал рыться в прошлом, в попытке установить факт благодеяния, совершенного им хоть когда-то. Не найдя такового, отнес это к не твердой своей памяти, решив что благодеяние им было совершенно в пьяном виде, состоянии в котором он находился наиболее часто.
– Но ты должен покаяться!
Слова, молчавшего до того мужика в приличном костюме, насторожили страждущего. Иванов решил покаяться во всем, лишь бы налили. Но из портфеля, заморский коммивояжер достал не запотевшую бутылку "Абсолюта", а тоненькую брошюрку с рисунками не Пикассо. Живя, в свое время, в советской стране, Петрович был насильно обучен грамоте. Не думал он, что это ему когда-нибудь пригодиться, если бы не эта случайная встреча. Решив, что книжка на затравку, из вежливости пролистал несколько страниц, и спрятал во внутренний карман пиджака. Эти его действия явно понравились дарителю. Решив и в дальнейшем снабжать Петровича религиозной литературой, он стал наводить справки о его месте жительства, что бы так сказать доставлять литературу непосредственно домой. Иванов рассудил это по-своему. Решил, что им пить на улице не удобно, правда люди прилично одетые, по подворотням пить не привыкли - хата им нужна, что бы все шито-крыто было, и он пригласил парочку к себе. Как оказалось, до его жилья было далековато. Но это не остановило друзей не знакомого ему Иеговы, и они отправились в гости.
Придя к Петровичу, эти пройдохи, не стали доставать из своих запасников ни каких алкогольных напитков. Поняв, что его как-то обманули, хотя и не догадываясь в чем, больной похмельным синдромом, начинал звереть. Возможно догадавшись, гость, представившийся Николаем, достал из портфеля какие-то таблетки и предложил Петровичу. Тот, находясь в том состоянии, что был уже согласен глотать колеса, проглотил быстро предложенное, запив по совету большим количеством воды.
Разочарование - вот что ожидало его в этот день. Это оказались совсем не "колеса", это было лекарство - сильнодействующее лекарство против похмельного синдрома. Впервые за долгие, долгие годы Петрович стал трезв.
Разумным взором окинув пенаты родные, взалкал к небу:
– Зачем жил я?
– спросил он у люстры. Люстра не ответила.
Но стоявшие у порога граждане решили вмешаться в интимный разговор хозяина и предложили свои услуги, которые готовы были оказывать совершенно бесплатно. Для начала они представились. Оказалось, что женщину зовут Евдокия, а гражданин с идеально ровными и белыми зубами, в строгом английском костюме ни какой не шпион, а в доску наш человек - гражданин свободной Латвии с русской фамилией Горбунов. В ходе дискуссии, которую вели Евдокия и Николай, выяснилось, что Петрович человек не вполне конченый, спастись ему еще не поздно. Молчавший хозяин, стал сомневаться в утверждениях говоривших, но поняв из дальнейшего, что речь идет не о пристрастии к алкоголю, а о душе и вечной жизни, спорить не стал.
Новые товарищи, в отличие от старых, проверенных, закадычных друзей, к Петровичу с вопросами о наличности приставать не стали. Женщина, предложила свои услуги домохозяйки и, не ожидая согласия хозяина дома, принялась за уборку. Николай, сходил в ближайший магазин, и вскоре в убранной квартире Георгия Петровича, запахло едой. Покушав, попив чайку, гости не ушли все сразу. Мужчина, сославшись на занятость отлучился до ужина. Евдокия Васильевна, ласково уложив Георгия Петровича на диван, продолжила уборку в дальних закоулках его квартиры, после чего приготовила ужин и дождавшись латыша,
который, как понял Иванов, был у нее за главного, ушла.На следующий день в гости к Георгию Петровичу пришли другие, как они теперь называли друг друга - братья и сестры. Принесли с собой большую кипу красочных журналов. Сменяя друг друга, стали просвещать хозяина квартиры, пытаясь спасти его для жизни вечной.
Через неделю Георгий стал забывать о выпивке. Через месяц, в обновленной квартире, стали собираться братья и сестры для проведения собраний. Соседи не роптали - стройный хор умасленных лиц друзей Георгия, был безопаснее пропитых и прокуренных рож приятелей алкоголика Петровича. Еще через некоторое время, брат Георгий - опрятно одетый, хорошо пахнущий - ходил среди блуждающих в темноте не знания о вечной жизни сограждан, предлагая им свои услуги по устройству душ несведущих - в теплом и хорошем месте, где-то на небе. Многие от таких услуг отказывались. Проанализировав отношение сограждан к своим предложениям, Георгий понял, что виной их неверия тотальная работа государства, которое всеми правдами и не правдами заставляет своих граждан учить буквы, читать книги и считать на компьютере. Кроме того, за время обязательного обучения в школе, граждане знакомятся с физикой, химией и другими опасными науками, одним своим существованием, ставившими под сомнение само существование души и Бога.
Все же власть имущие, в лице бывших атеистов, допускали существование Бога и души, но под патронажем местной концессии - в лице РПЦ, для успокоения международной общественности, разбавленной другими, традиционными религиозными культами. Получившие большое распространение, во времена первоначального накопления капитала и расцвета беспрецедентной свободы и демократии - не традиционные религиозные учения, во времена подъема экономики, государственности и развитой демократии - были подвержены аскорутизму в свободной прессе и под воздействием свободных граждан и прокуратуры, постепенно теряли свое влияние.
Георгий не знал этого. Только чудо, по его мнению, могло спасти души несчастных. И он решил это чудо вершить. Темными ночами, когда граждане, после удачно проведенного вечера ложились спать, по крышам домов, рискуя жизнью, доставлял в их дома свои рекламные проспекты, живо описывающие прелести райской жизни. Его часто ловили мужья и просто сожители, милиционеры и бдительные граждане. Не раз он был бит, не раз ему светил срок заключения, за не им совершенные квартирные кражи, но вмешательство представителей Хельсинской группы выручало из щекотливых ситуаций.
В эту мало лунную ночь, после летнего дождя, он пробирался с очередной порцией "опиума для народа" навстречу с Павлом Исааковичем, который был скорее сторонником буддизма, так как на себе в полной мере испытал жизнь виртуального мира, считая таковым, как завещал Великий Будда и мир реальный. В четверть второго ночи, кал оставленный птицей мира, попал под ногу брата Георгия и согласно всех трех законов Ньютона, тело сетевого маркетолога, стало падать по наклонной плоскости, под которой оказался балкон сторонника буддизма. Грузное тело упало к его ногам, крик вырвавшийся из упавшего тела, заставил открыть глаза спящего. И сон, который видел Павел, ожил наяву. Он перемахнул через перила, и задевая за ветки деревьев понесся к земле. С ним вместе падала тетрадь со странными записями. По стечению обстоятельств, дети решили строить шалаш именно под его балконом. Куча не использованных в строительстве картонных коробок спасла ему жизнь. Но шума было много. Павла Исааковича увезли в больницу, Георгия Петровича в милицию.
Рабинович вспомнил жившего в их доме бывшего механика гаража УФСБ - Петрова Ивана Степановича - всю жизнь косившего под контрразведчика. Он предположил, что тетрадь была поднята именно этим Петровым, так как тот во всем видел что-то подозрительное и противоправное. Но схемы, по словам радиолюбителя, были совершенно безобидными. Это были те же приемники и передатчики, но созданные на основе подручных материалов и все они были зарисованы и описаны, только благодаря спору возникшему между ним, Павлом Исааковичем и студентом параллельной группы Вешняковым Игорем Петровичем.