Табу Ре Ткин

Утро следующего дня он встретил очень рано. Проснулся от холода. Сергей Сергеевич лежал возле потухшего костра, с другой стороны которого находился еще один спящий, не нашедший более комфортного места. Гражданин был более приспособлен ко сну на свежем воздухе. Он лежал не на голой земле, а на резиновом коврике, который обычно стелют в ванных комнатах. Его голова покоилась на походной сумке. Тело было укрыто длинным демисезонным пальто, присутствие которого было не вполне уместно в такое время года. Как будто почувствовав изучающий взгляд, человек проснулся.

– Доброе утро.
– Приветствовал он Сергея Сергеевича.

– Здравствуйте.

– Замерзли.

– Есть немного.

– Спаситель Человечества, страдающий похмельем, начал показывать всем своим видом, понятные для посвященных в тайны этой болезни, знаки. Видимо, сидящий напротив гражданин, был знаком со своеобразной мимикой при недомоганиях вызванных алкоголем, но для лечения предложил не обычный для места и времени рецепт. Достав из сумки термос, он налил какой-то жидкости и предложил Табуреткину. Сергей Сергеевич отказываться не стал. Его мутило, и помощь в любом виде была кстати. Жидкость оказалась чаем с добавлением каких-то трав.

– Пить вредно.
– Изрек неизвестный товарищ, общепринятую истину. Сказано это было не конкретно сидящему напротив, а как-то в никуда, от чего слова показались не нравоучительными, а какими-то добрыми и ободряющими.

Табуреткин возражать не стал. Ему и самому было не по себе. Учитель человечества, а пьет как последний алкаш. Он решил больше не пить. Тем более, что перед ним был пример трезвого человека, способного в таком состоянии принимать искусство народных сказителей.

– Спасибо. Вас как звать?
– спросил он трезвенника.

– Тихон.

– Сергей. Редкое имя - Тихон. Сейчас редко такие имена дают.

– Мне не такое дали. Это я сам выбрал.

– Когда паспорт меняли? Наверное, назвали совсем отвратно?

– Да нет. Когда послушание принимал.

– ?

– В монахи постригся.

– Вы монах.

– Выгнали.

– А что выгоняют?

– Конечно.

– За что?

– Грешен. Гордыня. Вопросов много задавал.

– Каких?

– Разных. Настоятель выслушает и говорит обычно - молись, и найдешь ответ. А сам не отвечает. Мучил, мучил я его. Ему надоело. Вывели меня за ворота и сказали: "Иди куда хочешь".

– А все же, о чем ты спрашивал?

– С заповедей господних, что тот дал Моисею на горе Синай, начал. В писании сказано: " Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицеем Моим". Как же, спрашиваю, мы верим и в Отца, и Сына, и Святого духа? Это же троебожие получается. Настоятель: "Молись. И прозреешь". Еще про солнце рассказал, что вот мол - и греет, и светит, и тепло дает. Так мол и Бог. Тогда я к нему со второй заповедью: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли". У нас же в церкви, кроме Спасителя - Богородица, двенадцать апостолов, святых - пятнадцать штук.

Настоятель меня к мудрецу нашему, монастырскому послал. Тот так объяснил: "Ветхий завет - для того, что бы люди знали, как тяжело и горестно было всем до Спасителя. Что жили люди, только заповедям повинуясь, от того и не были низвергнуты в небытие. Спаситель же, спас всех, и завещал своими чувствами управлять. Любить всех. Как только станешь всех любить, так глаза твои и откроются. Заповеди - для не способных понять этого".

– Как же чувствами управлять? Как можно заставить себя полюбить кого-то? Ведь это свыше.
– Сергею Сергеевичу было интересно, говорить с выгнанным из монастыря монахом. Солнце уже светило во всю. Акыны выползали из своих ночных пристанищ, и что бы им не мешать, новые знакомые отошли подальше от шумного собрания. Сидя на крутом Волжском берегу, они вели не торопливую беседу.

– Старец наш так объяснил: "Рождается дитя, и много страданий матери приносит. Но она, не смотря на принесенную ей боль, любит свое дитя с самого его рождения. От него толка ни какого. Одни не удобства. А она рада и бросает все радости былые ради этого создания. Мучается, к примеру тот животиком. Она положит его на колени, гладит его. То возьмет да и обгадит ее. А ей радость - у ребеночка боль прошла".

– Это как раз из области - любовь свыше. Да и ребенок, все же родное существо.

– И я так же ответил. На это старец другой пример привел. Заводят некоторые собак. Возьмут кутенка. Он им и мебель грызет, обувь, одежду портит, спать не дает, гадит везде. А они его на прогулки водят, вкусности разные покупают, себе в развлечения иной раз отказывают. Любят это бессловесное создание.

– Это тоже предрасположенность должна быть. Я животных не люблю, заводить их не буду.

– В каждом есть к кому-то предрасположенность. Ее надо только развить и через понимание этого возлюбить все на земле - и людей, и животных, и букашку последнюю, и сам воздух.

– Ты это понял. За что же тебя выгнали?

– Начал я в других своих сомнениях теребить старца. За что дети страдают? Старец мне: " Боль матери доставил - значит грешен". Я ему - то по воле божьей. Бог так велел: "Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей".

– А он что?

– Плюнул на землю.

– Наверное правильно. Все с болью рожают. Зря ты ему задвинул про роды.

– Не все. Кенгуру без боли родит.

– Да?

– Да.

– Ну, что дальше.

– Дальше... В монастыре жизнь не сахар, а многие не по вере туда пошли, особенно молодежь. От армии скрывались. Берут всех, только с начало послушники. Послушание - труд не легкий. Вставать рано, ложиться поздно. Монахи, те больше молятся, а послушники больше работают. Я и спрашиваю: "Почему так? Получается одни и на себя и на других работают, а другие только душу спасают, за чужой счет?"

– Как за чужой счет?

– Когда молитву творишь, то как бы к Богу ближе становишься. Чем больше - тем ближе. Вот и выходит, что в то время, пока один другому рясу стирает, этот другой грехи замаливает.

– Старец как отреагировал?

– Пошел к настоятелю. Меня и выгнали.

– Как же ты с такими мыслями в монастырь попал?

– Матушка была богомольная. Когда умирала, завещала идти в монастырь. Я и пошел. "Почитай отца твоего и мать твою".

Сергей Сергеевич представил детство Тихона. Скорее всего, тот был изгоем детского общества. Мать, подвязанная платком, с опущенными глазами. Тихон, стоящий рядом с ней в церкви. Клички: "Попенок" или "Исусик". Разбирательства на классных занятиях. Сейчас почти все в церковь ходят. Вроде бы нормально. А тогда... Верить в Бога - быть чуть ли не дурачком. Хотя, Тихон был наверняка умнее многих материалистов, которые не искали изъянов в теории Дарвина, заучивая наизусть преподносимые им как истины теории.

– Ну а вообще, как жизнь монастырская?

Тихон пожал плечами.

– Обыкновенно. Там то же люди живут, а не святые угодники. И не равенства, и греховности и там хватает. Те, что от службы отлынивали, про монахов вообще были не высокого мнения. Я сам не замечал, а они такие гадости про них рассказывали.

– Какие?

– Что в пост - колбасу едят; о настоятеле плохо отзываются, на его место некоторые метят и всякие письма митрополиту пишут; один прихожанку молодую совратил. А про двоих говорили, будто в содомском грехе живут.