Таежная полиция

Лошадиное фырканье раздалось совсем рядом, можно было даже различить, как лошадь бьет копытом по воде. Гуров наконец оставил след и бросился вперед, проламываясь сквозь кустарник и густой осиновый подрост.

Татьяна сидела по пояс в воде и плакала. Она держала рукой повод и время от времени дергала его, что-то обиженно говоря лошади. Животное иногда поворачивало к ней свою большую голову, трясло головой, как будто выражая несогласие, и снова опускало морду в воду.

– Таня! – крикнул обрадованный Гуров. – Нашлась, девочка моя! Чего же ты в воде-то сидишь? Простудишься.

– А она не идет! – чуть ли не навзрыд сказала девушка. – Уперлась, как баран, и не идет.

Лошадь повернула голову на новый голос и снова затрясла гривой. Гуров подбежал к девушке с подобранной по пути хворостиной, отобрал у нее повод и вытянул хворостиной лошадь вдоль крупа.

– А ну пошла на берег! – прикрикнул он и, повернувшись, потянул лошадь за собой. – Иди, говорят тебе, дура! Все бы тебе девушек обижать.

Лошадь, почувствовав силу и характер человека, перестала капризничать и послушно пошла на берег. Вполне возможно, что она просто напилась. Гуров привязал повод к дереву, подергав его несколько раз и убедившись, что привязал он надежно. К нему подошла Татьяна, ежась в мокрой одежде и обхватив себя за плечи посиневшими руками.

– Я не знала, что с ней делать, – стала оправдываться девушка. – Я ее понукала, а она как воду увидела, так ни в какую. И меня сбросила. Хорошо еще, что я повод из руки не выпустила.

Гуров прикинул, что ускакать им удалось довольно далеко. Хотя как далеко? Часа полтора пешего хода, и преследователи вполне могут быть здесь. Костер бы развести, высушить Танину одежду, ее саму согреть… Зажигалка с сигаретами у Гурова остались при себе в куртке. Но дым! Для просушки одежды нужен большой костер. А его как раз нетрудно заметить издалека. И, судя по стрельбе вслед, эти уж точно не намерены церемониться. Тут уже опасность смертельная.

– Таня, – стал говорить Гуров, стараясь быть очень убедительным, – нам нельзя тут задерживаться. В моего коня попали, и он сдох. Давай выжмем твою одежду, и в путь. Попробуем найти Алину, а потом уж будем выбираться отсюда.

В глаза Гурову бросилось, что позади седла лошади был приторочен какой-то брезентовый сверток. Он развязал кожаные ремешки. Это был всего лишь кусок брезента размером примерно метр на два. Он расстелил его на траве.

– Раздевайся и хорошенько отжимай одежду, – велел он девушке, а сам направился к речке.

Вода была ледяная, но чистая. Ломило зубы, и Гуров пил небольшими глотками, стараясь смочить первым делом пересохшее горло, а не наполнить живот водой. Наконец жажда отступила.

Татьяна стояла в одних трусиках и лифчике и пыталась отжать розовый джемперок. Точнее, она крутила его в руках, явно боясь сделать что-то, от чего он потеряет форму. Девушку основательно трясло. От холода и всего пережитого она, к счастью, не стеснялась Гурова. Сыщик подошел, вырвал у нее из рук джемпер и сильно его выжал. Разбросав его на брезенте, так же безжалостно выжал светлые брючки девушки, ее городскую короткую куртку и портянки. Потом вылил остатки воды из сапог и стал снимать с себя куртку противоэнцефалитного костюма. Своей фланелевой рубашкой он стал растирать девушку. Без лишних разговоров сам расстегнул на спине лифчик и бросил его на брезент. Тер он сильно и безжалостно, лишь бы разогреть тело, подстегнуть кровообращение.

Татьяна, ничего не спросив и не глядя на Гурова, вдруг стала стягивать мокрые трусики. Выжав их, бросила на одежду. Сыщик подавил улыбку. Стыд стыдом, а почувствовала, как в них, мокрых, ей холодно.

– Надевай мою рубашку, – велел Лев.

Свернув мокрую одежду, он таким же узлом, как и брезент, приторочил ее сзади к седлу. Потом уселся на траву, стянул сапоги, снял портянки и снова надел сапоги, на голые ноги. Татьяна уже застегивала пуговички и выглядела сейчас очень соблазнительно в рубашке, которая не доходила до ее округлых коленей. Особенно если помнить, что на ней нет трусиков.

Гуров помог Татьяне намотать свои портянки и надеть сапоги. Энцефалитную куртку он надел прямо на голое тело. Взобравшись на лошадь, посадил Татьяну перед собой и накрыл ее не очень чистым брезентом. Так она хоть какое-то тепло сохранит.

Куда ехать, сыщик не имел представления. Если Алина двинулась к железной дороге, то она скоро будет возле людей, а значит, в безопасности. А вот если не поехала? Может, ее конь тоже потянется к воде. Может, она сообразила, что надо удирать подальше от захвативших их вооруженных людей. И Гуров направил коня вдоль речушки.

Иногда можно было ехать прямо по берегу, иногда приходилось углубляться в лес, а иногда ехать прямо по воде, рискуя, что лошадь переломает себе ноги. Гуров потерял надежду найти Алину и не представлял, как это можно сделать. Гораздо больше его беспокоила Татьяна. Девушка стала покашливать, и сквозь брезент он постоянно ощущал, как ее бил озноб. К тому же солнце стало клониться к горизонту.

Надо было принимать решение. Про мнению Гурова, они с девушкой отъехали километров на двадцать. Пешком их преследовать вряд ли кто будет, к тому же неизвестно, в каком направлении. Едва ли преследователи были лучшими следопытами, чем Гуров. Придется останавливаться.

Ночь они провели у костра. Гуров все время отходил за дровами и хворостом. Пока было светло, он ходил подальше, ломал сушняк. Когда совсем стемнело, брал топливо из собранной им с вечера кучи, которая быстро кончалась. Закутанная в брезент девушка молча лежала у костра с закрытыми глазами.

Гуров проснулся от холода, когда стало светать. Костер почти погас. Пришлось подняться и, проделав несколько согревающих упражнений, снова отправляться за топливом. Высохшая, развешанная на палках у костра одежда Татьяны опять набралась влаги из ночного воздуха. Гуров подбросил хвороста, раздул пламя и подошел к девушке. Лоб у нее был просто огненный.

Когда совсем рассвело, Гуров скрепя сердце принес несколько раз в ладонях холодной воды. Деваться было некуда, потому что из-за жара у Татьяны была страшная жажда. Одев девушку в сухую теплую одежду, Гуров опять усадил ее перед собой на коня и тронулся в путь.

И только тут до него дошло, что небо заволокло серой пеленой. Ориентироваться он умел только по солнцу, а сейчас его не было. Матерясь на чем свет стоит, Гуров тронул лошадь. Он правил наобум. Может, они ехали на юг, может, на запад или восток. Может быть, они возвращались прямо в лапы бандитам. Но сидеть на берегу речки с больной девушкой без еды было нельзя. Оставалось надеяться на везение.

Гуров потерял счет времени, даже чувство голода у него притупилось. Мерное покачивание лошади убаюкивало, усыпляло. Было бы даже хорошо, если бы в его объятиях так не тряслась в ознобе Татьяна. Лошадь упорно потянула влево, не слушаясь повода, Гуров выругался, потянул повод вправо и наподдал ее под бока пятками сапог.

– Вань, дымом пахнет…

– Что? Дымом? – встрепенулся Гуров.

Теперь и он ощутил легкий запах дыма, который витал в воздухе. А минуту спустя над кронами деревьев еле заметно заклубилось темное. Первая мысль, которая возникла в голове сыщика, была о лесном пожаре. Но лошадь упорно трясла гривой и тянула влево, в сторону дыма. Может, умное животное почувствовало людей, жилье. Гуров ослабил повод и дал лошади возможность самой выбирать дорогу.