Тагу. Рассказы и повести

— Возможно, — сказал Еквтиме. Он уже не отирал пот — пыхтя и вздыхая, он едва тащил по грязи и воде толстые, как бревна, непослушные ноги.

Узкой, чуть приметной лесной тропинкой Варден Букиа спускался по склонам горы. Он спешил домой. После первого ранения на Западном фронте старший сын Беглара Варден был направлен в Харьковское военное училище, успешно окончил его и в чине прапорщика вернулся на передовые позиции. Февральская революция застала Вардена в Петрограде, и классовое чутье подсказало ему, какой выбрать путь, — в апреле Варден Букиа вступил в партию большевиков. Вскоре его выбрали делегатом на Второй Всероссийский съезд Советов. Декрет о земле обрадовал крестьянского сына.

Тогда же Варден узнал, что первая часть декрета о земле была составлена Лениным, вторая же была выработана на основе принятого на Первом Всероссийском съезде крестьян "Примерного Устава". Крестьянские требования были сформулированы решительно и бескомпромиссно: безвозмездно отбирать у помещиков землю, вместе с движимым и недвижимым имуществом. Безвозмездно и навеки вечные.

Теперь, по поручению Ленина, большевистский комиссар Варден Букиа возвращался домой. Он вез грузинским крестьянам ленинский декрет о земле. От Пойлинского пограничного между Грузией и Азербайджаном моста то пешком, то верхом на лошади, то на попутной арбе, а немного даже и на поезде, пробирался Варден сюда, в родные места. В пути было всякое — и голодно и холодно, но какое это имело значение? Главное было — дело, а забот и дел у Вардена было много. В Шулавери Варден встретился со вновь созданным большевистским правительством Грузии, в Тбилиси — с послом Советской России Шейманом, который только что сменил Кирова.

Начиная с границы с Азербайджаном, повсюду в горных и долинных деревнях Грузии встречался Варден с большевистскими ячейками, городскими и уездными комитетами. Ничего не приукрашивая, ничего не приуменьшая, рассказывал Варден товарищам о встрече демобилизованных из Красной Армии коммунистов-грузин с Владимиром Ильичем Лениным, о ленинском поручении разъяснить грузинским крестьянам декрет Советского правительства о земле.

Долго Варден Букиа нигде не задерживался — короткая встреча, недолгая беседа, и без отдыха дальше. Букиа спешил — время не ждало, время торопило его.

В лесу было темно. Внизу, в долине, среди спокойной черной земли тускло серебрилась река. На востоке медленно светлело небо. Захлопали на деревьях крыльями проснувшиеся птицы, с реки повеяло прохладой. И вдруг Вардену открылась освещенная еще совсем неярким утренним светом родная деревня. Он знал в ней все дома, все проулки и закоулки, знал, где находится аптека и почта, школа и церковь, кузница и мастерская сапожника, где духан и мельница, где живут Коршиа, Филиппа, Эсванджиа, Каличава, Кордзахиа, Начкебиа, Кварцхава, Эсебуа. По этим переулкам бегал Варден босой, по этим переулкам ходил он в школу, шел в поле на повседневную крестьянскую работу и усталый возвращался с поля домой. Здесь все было его родное, близкое: дома, плетни, виноградники и озорной, внезапно набегающий с моря дождик…

Деревня была большая, но отсюда, с горного склона, Варден видел ее всю — целиком. Тысячи — так, конечно, только говорится — тысячи, а кто сочтет, сколько в действительности раз поднимался Варден в детстве в лес за хворостом, потом уже в юности за дровами, тысячи раз собирал он здесь грибы, буковые орешки, сотни раз играл в разбойники с соседскими мальчишками и много раз приводил сюда девушку, которую любил со школьной скамьи.

Тут они бегали, играли в прятки, скрываясь друг от друга за деревьями, искали, находили, валялись в густой траве на поляне и готовы были отдать весь мир за одно прикосновение, за один поцелуй, хотя и не осмеливались на него, любя друг друга застенчивой, целомудренной любовью.

Свет понемногу одолевал тьму, и лес уже засверкал многими своими красками — неподвижный, но живой лес. Лес дышал, и это дыхание его окутывало Вардена много раз испытанным теплом, придавая ему бодрость. Он ощутил это теплое дыхание родного леса и родной земли всем телом, всем сердцем, всем существом своим.

Все чаще захлопали крыльями птицы на деревьях и кустах, все громче их щебет и клохтанье… Как знакомы Вардену голоса обитателей леса — нигде, наверное, во всем мире не щебечут так весело и не перекликаются так оживленно по утрам птицы.

Варден быстро шел под гору, скользя по мокрому мху. Бывало, не раз падал он здесь на мягкую, влажную землю, на ковер из полусгнивших листьев и мха и не чувствовал боли. Он хотел бы еще раз испытать это, но уже был не молод, и не было с ним той девчонки, той милой, любимой девчонки…

Эка, где ты, Эка? Может, ты вышла замуж, Эка! Может, уже и не живешь в нашей деревне? И наверное у тебя уже семья, дети? А ты счастлива, Эка, довольна? Ну, скажи — счастлива? И помнишь ли ты Вардена и этот лес, этот дубняк и эту мягкую теплую землю? Вдруг всей душой захотелось Вардену, чтобы вернулась юность. Та незабываемая пора, то счастливое время, та любовь. Варден печально улыбнулся. Юность! Юность он оставил здесь, в этом лесу, у подножия этих дубов, на этой мягкой теплой земле, и она, увы, не встретила его, вернувшегося из дальних и нелегких странствий. Кончается юность, уходит, не оглядываясь, а любовь остается, меняется, но остается. Он чувствовал, что любовь к Эке с ним, что он не растерял ее… Как хочется ему увидеть Эку, как хочется хоть издали взглянуть на нее. Варден шагал все быстрее и быстрее, но душа обгоняла его.

Он рассчитывал войти в деревню еще до рассвета, но не успел. Варден знал, что с того дня, как он ступил на грузинскую землю, за ним следят.

Варден прошел еще немного и тут увидел поле — угольного цвета вспаханное поле и над ним прозрачную утреннюю дымку. И Вардену захотелось посмотреть на это поле поближе, насладиться запахом свежевспаханной земли, потрогать ее руками. И всегда такой осторожный Варден вышел из лесу и направился к полю.

"Рано нынче начали пахать, — подумал он, — хотя почему рано? Февраль наступил, деревья наполнились соками, значит, и пахать можно". Он и сам много раз пахал эту землю. Сначала он ходил в помощниках пахаря-отца, погоняя буйволов, и когда отец разрешал, сам брался за рукоятки плуга.

Варден вспомнил один из таких дней, когда он, мальчишка, принес отцу обед и Беглар вдруг позволил ему пройти за плугом от межи до межи… Какое ни с чем не сравнимое счастье испытал тогда Варден… Потом они с отцом уселись под деревом, и отец принялся за обед… Ел отец с удивительным аппетитом… Мальчик удивлялся тогда отцовскому аппетиту, потому что сам не испытал еще, что такое труд пахаря, не испытал еще, что такое, не разгибая спины, мотыжить в поле от зари до зари… Не понимал он еще тогда мальчишеским своим умом, какие для этого нужны терпение и силы, и потому думал, что Беглару просто нравится, как готовит мама. А она у нас мастерица — такое лобио готовит, пальчики оближешь.

Когда отец кончил есть, Варден собрал посуду и отнес к реке мыть. Река, как всегда, соблазнила его, и, закатив штанины, Варден вошел в воду и, добравшись до отмели, принялся за любимое свое занятие — лов мелкой рыбешки. Ловил он ее руками. Он так быстро и ловко совал руку под камень, что камень даже не шевелился, а рыбешка не успевала ускользнуть.

Кончив работу, отец позвал его, и они вместе отправились домой. Отец нёс на плече связку травы для коровы, а Варден свою добычу. Вымокший, усталый, но довольный уловом, Варден сиял от счастья: еще бы, смотрите, люди, как они вдвоем с отцом возвращаются с работы. Кормильцы! Мать почистила рыбу, вымыла ее, посыпала солью, бросила на раскаленные сковороды. Рыба так аппетитно трещала, с таким смачным треском лопалась тоненькая ее шкурка и по всему дому распространился такой аромат, что Варден и малыш Джвебе чуть ли не щелкали зубами от нетерпения, так им хотелось поскорее отведать лакомую еду. Джвебе очень любил рыбу, и мать подкладывала ему на тарелку побольше, чем другим, но мальчику и этого не хватало, и он отнимал вкусную рыбешку у Вардена.

Потом, когда отец полностью доверил Вардену плуг и дал ему в руки мотыгу, Варден понял, почему Беглар съедал целый горшок лобио, целый пучок зеленого лука и несколько тарелок гоми. Понял тогда Варден и сладость и горечь лобио и гоми. Горечь потому, что половина добытого их трудом урожая кукурузы забирали Чичуа.

…Вот и паром. Бахва, наверное, спит. У Вардена ноги увязли в пашне, он всей грудью, всем телом, всей кровью вдыхал неповторимый запах земли. Эта земля полита и его потом.

"Хорошо вспахали, — одобрил Варден. — Скоро эта земля будет твоей, отец. Скоро вашей будет эта земля, мои дорогие односельчане".