Таинственное убийство Линды Валлин

— Да, но, может, тогда ты сам скажешь?

— Все устроится в любом случае. Я попрошу Адольфссона или кого-то другого, — пообещал Бекстрём и поднялся из-за стола.

«Пошла ты, чертова сучка», — подумал он, когда ставил свой поднос на тележку для грязной посуды.

— Как, черт возьми, тебе удалось убедить старика согласиться на допрос? — спросил Бекстрём два часа спустя, сидя в автомобиле вместе с Рогерссоном на пути к дому отца Линды.

— Я позвонил и спросил, не могли бы мы подъехать и поговорить с ним, — пояснил Рогерссон.

— И никаких проблем?

— Нет, ни малейших. — Рогерссон покачал головой.

Допрос отца Линды продолжался в течение двух часов. Они сидели в его кабинете на втором этаже усадьбы. Бекстрём главным образом молчал и позволил Рогерссону вести беседу. Он сам довольствовался тем, что время от времени задавал тот или иной вопрос. Они разговаривали об интересах Линды, ее круге общения, товарищах и о том, существовало ли что-то или кто-то, о чем с точки зрения ее отца им требовалось знать. Двух тем они старательно избегали. Во-первых, ее возможного дневника и других личных записей, а во-вторых, самочувствия самого старика.

Через час он спросил их, не предложить ли им чего-нибудь. Кофе или чаю?

— Не будь я на работе, попросил бы у вас холодного пива, — сказал Бекстрём и еле заметно улыбнулся. — Рогерссону хватит прохладительного напитка, поскольку ему еще везти нас назад.

— Сейчас я все устрою.

Отец Линды поднялся с дивана, на котором сидел, и открыл стоявший в углу старинный деревенский шкаф.

— Не верь глазам своим, — добавил он, увидев удивленную мину Бекстрёма.

Внутри находилось большое количество разнотипных бутылок и бокалов. Кроме того, небольшой холодильник со льдом, минеральной водой, прохладительными напитками и пивом.

— Я сам хотел бы выпить немного пива, — сказал Хеннинг Валлин. — И предлагаю господам составить мне компанию. Я попрошу кого-нибудь из моих работников вас отвезти. В худшем случае вы сможете пешком вернуть в Векшё.

— Звучит привлекательно, — сказал Бекстрём.

«Ты переживешь свое горе, — подумал он. — Хотя и выглядишь как вялый огрызок яблока. И пусть обстругал себе половину лица, когда пытался побриться сегодня утром».

— Вы узнаете его? — спросил Бекстрём и передал отцу Линды фотографию Эрика Роланда Лёфгрена. «Самое время перейти к делу», — подумал он.

Хеннинг Валлин внимательно посмотрел на снимок и кивнул:

— Это ведь ее товарищ по школе полиции. Если память мне не изменяет, его зовут Рональдо.

— Он из близких знакомых Линды? — спросил Рогерссон.

— Нет, не думаю. Тогда она сказала бы мне. Сам я мельком видел его однажды.

Рогерссон кивком предложил ему продолжать.

— Он приезжал сюда как-то весной, — сказал Хеннинг Валлин. — Я помню, что поздоровался с ним. Меня самого пригласили на ужин в городе. Мне кажется, они собирались посмотреть какой-то футбольный матч. У Линды ведь… была… масса каналов в телевизоре.

— Но вы помните его? — спросил Рогерссон.

— Да, — кивнул Хеннинг Валлин. — Он ведь из тех, кто остается в памяти. По крайней мере, у такого отца, как я, — добавил он. — Но поскольку мне понятно, почему вы интересуетесь, я должен сказать, что, по моему глубокому убеждению, у Линды не было никаких отношений с ним. Остальное меня не касается.

— Он не показался вам неприятным, или опасным, или, может быть, странным? — спросил Рогерссон.

— Скорее чересчур угодливым, — констатировал Хеннинг Валлин. — Я бы не хотел видеть такого типа своим зятем. — Он покачал головой и прижал большой и указательный пальцы к глазам.

— Я не хотел спрашивать вас, как вы себя чувствуете, — сказал Бекстрём. — У меня у самого… с очень близким человеком… произошла такая же история, как с Линдой. Поэтому я представляю, каково вам.

— Неужели? — Отец Линды удивленно посмотрел на Бекстрёма.

— Да, — подтвердил Бекстрём серьезно. — Поэтому я не болтаю с вами о вашем самочувствии. Вы не против, если мы продолжим?

— Ради бога, — сказал Хеннинг Валлин. — Это ведь в порядке вещей сейчас. Пока я ничего не забыл. Я предложил объявить награду. Она поможет вам каким-то образом?

— Нет. — Бекстрём покачал головой.

— И почему же? — спросил отец Линды.

— Просто мы знаем, что в любом случае доберемся до него, — ответил Бекстрём и одарил собеседника твердым взглядом.

— Хорошо, — сказал Хеннинг Валлин. — Но если все-таки окажется, что награда пойдет на пользу делу, достаточно будет, если вы просто позвоните мне.

— У меня здесь список имен тех, кого Линда знала или с кем встречалась, — продолжил допрос Рогерссон. — Вам известен кто-то из них?

Хеннинг Валлин быстро пробежал глазами перечень лиц из окружения Линды. У него не нашлось ничего добавить к тому, что они уже и так знали, и единственный его комментарий касался одного из соседей покойной дочери, Мариана Гросса.

— Это же сосед, — сказал Хеннинг Валлин. — Я помню, Линда рассказывала о нем. Она описывала его как жуткого субъекта. Он, по-видимому, переехал уже после меня.

— Вы сами жили в том доме? Где все случилось, я имею в виду, — спросил Рогерссон.

— Я был его владельцем, — уточнил Хеннинг Валлин. — И отдал матери Линды после развода. Потом она продала его квартирному товариществу. Ее всегда очень интересовали деньги.

— Но вы сами никогда там не жили? — повторил свой вопрос Рогерссон.

— Одна из моих шведских фирм когда-то имела в этом здании офис, но я фактически был там, только когда покупал его. А вы не думаете, что это мог сделать он? Я имею в виду, Гросс?

Рогерссон пожал плечами:

— Мы проверяем всех, кого есть причина проверять.

— Мы не отбрасываем никого, пока полностью не убедимся в непричастности, — подчеркнул Бекстрём. — Того, кто останется, мы отправим в тюрьму. Пожизненно.

— И когда это произойдет? — нетерпеливо спросил Хеннинг Валлин.

— Скоро, — уверил его Бекстрём.

— Не мог бы я воспользоваться вашим… туалетом, прежде чем мы уйдем? С послеобеденным пивом явно вышел перебор для старого констебля, — солгал он.

— Можете воспользоваться моей личной ванной комнатой, — предложил Хеннинг Валлин. — Первая дверь налево.

— По-моему, нам пора закругляться, — заметил Рогерссон, когда Бекстрём удалился стравить давление. — Как вы сами считаете, нет ли чего-то такого, о чем мы не поговорили? Что вы хотели бы добавить?