Таинственные превращения
Шрифт:
– Вы обрадуетесь, если кто-нибудь доставит ее вам?
– Не знаю, – пожала плечами девушка, – я не верю в чудеса.
Посмотрев на Жана, она прочла в его глазах такое горячее участие, что не удержалась и протянула ему обе руки. Влюбленные отдались своему счастью и позабыли про тетушку, которой не нравилось подобное проявление чувств, поэтому Морейль нисколько не удивился, когда графиня, нарушив их идиллию, холодно заметила:
– Знаешь, Жильберта, ты уже не подросток, тебе восемнадцать лет. Пора пересилить себя и побороть свое предубеждение. В течение пяти лет рептилия нигде не обнаружилась, следовательно, сдохла. Я думаю,
– Ни за что, тетя! – испуганно отмахнулась девушка. – Я не желаю думать об этом.
– Уговорите ее, месье Жан, вы для нее – авторитет, – попросила графиня. – Люверси – волшебное место, подобного которому нет на свете.
– Вы ставите передо мной трудную задачу, мадам. Я ведь не специалист по змеям, – развел руками Жан Морейль, одарив графиню де Праз снисходительной улыбкой.
«Вот черт! – с досадой подумала дама. – Эти двое всегда будут действовать заодно и возьмут за правило перечить мне».
– Кроме того, – добавил хозяин, – не советую торопиться. Вдруг кто-нибудь принесет вам ту злополучную змею живой или мертвой?
При этих словах Морейль, несмотря на присутствие Жильберты и мадам де Праз, словно бы позабыл о них и унесся в те неведомые области, которые обыватели обозначают словом «небеса». В основе его зыбких мыслей, похоже, лежала какая-то забота, потому что складка на переносице месье выдавала внутреннюю тревогу.
– Жан, спуститесь с небес на грешную землю, – мягко попросила Жильберта.
Жених снова улыбнулся и поспешил объясниться:
– Со мной все в порядке, просто я вспомнил, что довольно долго жил в Индии. Там водится много змей, но они меня не пугали, а с их укротителями я даже подружился и сам немного научился их искусству. Я свистел в особую дудочку вроде свирели и заставлял рептилий танцевать. Между прочим, меня хвалили и уверяли, будто я достиг в этом ремесле больших успехов.
– Вот оно что! – изумилась Жильберта. – Отсюда вывод: ваше бесстрашие и моя трусость будут уравновешивать друг друга. Все к лучшему, не так ли?
– Не спорю, но сейчас я думаю о змеях. На меня вдруг нахлынуло какое-то смутное старое воспоминание, потонувшее в тумане забвения. Однако это пустяки, не придавайте значения.
– Что вы, это крайне важно! – воскликнула девушка. – Выходит, змей можно научить танцевать?
– Да, если издавать определенные звуки. Наверное, дорогая, вас утомила беседа на столь неприятную тему? – спохватился Морейль.
– Ничуть, давайте поговорим еще. Опишите, пожалуйста, подробнее, как танцуют змеи.
– Они приподнимают туловища и покачиваются в такт музыке. Они становятся послушными: если подозвать их, они подползут.
– Боже мой! А кто-нибудь, находясь в нашем доме, мог привлечь к себе черную змею? Сделать так, чтоб она проникла в ту или иную комнату?
– Не волнуйтесь, Жильберта, – ответил месье Жан, заметив, что его невеста сильно побледнела. – Я не утверждаю ничего подобного, но чисто теоретически такое не исключено.
– Дитя мое, – перебила графиня, – не загружай себе голову всякими нелепостями. Месье Жан рассказывает про дудочку или свирель. А разве в ночь смерти матери ты слышала звуки музыки? Ты ведь глаз не сомкнула…
– Вы правы,
тетя, ничего такого… – задумалась девушка. – Да и кто бы у нас играл на дудочке? Некому. Кто желал смерти мамы? Никто. Она была такой доброй, приветливой. И потом, мы не нашли ничьих следов.– Не удивительно, ведь в Люверси асфальтированные дорожки, нет ни гравия, ни песка. Самое главное: мы не обнаружили следов ползания.
– Почему это главное? – насторожился Жан.
– Человек не причинял зла моей сестре, месье, – это глупо обсуждать. Муж любил ее, мы с Жильбертой обожали, слуги уважали. Убийца – змея, неоспоримый факт. Если тварь не оставила следов, то, очевидно, лишь потому, что перемещалась по асфальту.
– Так и есть, – кивнула Жильберта.
– Довольно, господа, пощадите: у меня от трагических воспоминаний голова раскалывается, – объявила мадам де Праз, сжимая виски. – Милая, давай поблагодарим хозяина и пойдем домой: мы, право, загостились. Ты в порядке?
– Да, тетя.
– Спасибо за визит, – поклонился дамам Жан Морейль. – Мне хочется, чтобы вы, Жильберта, унесли с собой какой-нибудь сувенир в память о первом посещении дома, который со временем будет вашим. Забудьте о лампе и выбирайте, что душе угодно.
Девушка нерешительно приблизилась к витрине с ключами, еще раз внимательно осмотрела ее и немного мелодраматично произнесла:
– Нельзя ли, Жан, унести с собой ключ от вашего сердца?
– Конечно, вот он, берите, – указал Морейль на массивный ключ, напоминавший средневековый.
– Перестаньте насмешничать! – воскликнула Жильберта, шутливо ударяя жениха по руке. – Это ключ от подземелья, забитого сундуками с золотом и драгоценностями. Тетя Элизабет, вы только полюбуйтесь! Хорошо, что ключ от вашего сейфа не столь громоздкий, иначе как бы вы удерживали такую махину у себя на груди?
Мадам де Праз вздрогнула и отшатнулась от витрины.
– Так вот, – продолжала девушка, осматривая коллекцию и что-то бормоча себе под нос, – мне нужен ключ от сердца Жана Морейля. Да-да, и ничто другое.
– Возьмите вот это, – протянул Морейль невесте маленькое старинное зеркальце, вырезанное, наверное, Бенвенуто Челлини и украшенное каемкой из жемчужин. – Стекло потемнело от времени, но вы, Жильберта, вдохнете в него новую жизнь своей очаровательной улыбкой.
Глава VI. Тревога графини
В клубе с тяжелыми портьерами и пушистыми, заглушавшими звуки напольными коврами царила полутишина.
– Граф де Праз здесь? – И так как швейцар в ливрее немного замешкался, мадам сухо добавила: – Я его мать.
– Сейчас узнаю, – поклонился лакей, проводив посетительницу в неплохо обставленную, но мрачноватую приемную, в которой не ощущалось женского присутствия.
Через пару минут мадам доложили, что граф Лионель тренируется в зале для единоборств и просит графиню пройти к нему. Вслед за швейцаром мадам де Праз преодолела целый лабиринт коридоров и наконец добралась до помещения, сверху донизу обитого черным деревом. Пол был выстлан мягким темным линолеумом. Лионель в кимоно кричащей расцветки, в легких туфлях со шнурками и с полотенцем на шее показался из двери душевой. Растрепанные волосы и лицо в багровых пятнах свидетельствовали о том, что на ринге ему пришлось несладко. В правой руке он держал боксерскую перчатку, а левой пытался поправить пояс.