Такие разные мечты
Шрифт:
Если бы кто-то сейчас смог остановить бабушку и спросить, а чего это она, собственно, вышагивает то в одной части своего дома, то в другой, она бы не ответила. Идея остановить бабушку сама по себе уже амбициозность – да и кто бы в конце концов стал это делать? Бабушка-то давно живет одна, за запертыми дверьми. На самом деле, было бы очень хорошо, если бы кто-нибудь все-таки, пускай и не останавливал сейчас бабушку, но задал бы ей этот вопрос. Да, это бы оказалось очень полезно.
И вот, удивительное дело, она задала его себе сама. В коридоре полном шкафов, комодов, тумб и этажерок с одеждой, обувью и аксессуарами полувековой, а в каких-то случаях и большей давности. Бабушка даже остановилась на мгновение, другое, в смысле, перестала шагать, вопрос прозвучал в ее голове, словно гром в пустыне – обезоруживающе. За первым вопросом последовали другие. Словно самолеты в день объявления войны – какой именно? бабушка была свидетелем не одной! –
– Время, – проговорила бабушка не своим голос, голосом тысячелетней мумии, – со мной случилось… время.
И от этого слова ее тело стало холоднее обычного, просто ледяным. Внутри и снаружи.
Она не сумасшедшая, не дура – «Хотя, – вдруг подумала бабушка, – разве кто-то в здравом уме может утверждать нечто подобное?» – она прекрасно понимает, что происходит. И она помнит тот день, полвека тому назад, когда это случилось. Когда с ней случилось то самое время. А может, ей лишь только показалось тогда? И кажется теперь? В любом случае, в тот день или на следующий, парой, тройкой лет позже, оно все равно бы случилось с ней. Ибо результат происшествия очевиден – на лицо, так сказать. Зеркало не может врать. «Да черт с ним, с зеркалом! – раздраженно, в гневе подумала бабушка, – мои собственные глаза, мои ощущения – они не могут врать!»
Бабушка отошла от зеркала, но больше не шагала вперед-назад. Ни по коридору, ни где-либо еще в доме. Желания нет, поняла она. Хорошо это или плохо, бабушка не знала. Желание, желание… Очередное не– желание. «Неужто, и правда, конец мой близок?» – посетила ее внезапно мысль, от которой ей не стало плохо. По крайней мере, ей не стало хуже, чем было.
Бабушка прошла по коридору, в другой его конец, и свернула налево. Подошла к очередной двери и, не колеблясь, не задумываясь, толкнула ее от себя: та стояла слегка приоткрытой и сквозняк, словно ребенок, баловался с ней.
– Битый час, – шепнула бабушка в темноту, которая в следующую секунду рассеялась перед ней, словно облако пыли.
Оказавшись в гостиной собственного дома, она слегка растерялась, не знала, куда идти, что делать. Бабушке показалось, что ее словно ударили по голове с размаха чем-то большим. Не обязательно тяжелым – но точно большим. Обойдя помещение по кругу, сначала в одну сторону, затем в другую, по часовой стрелке, затем против, будто старая болонка, сорвавшаяся с поводка и затерявшаяся на поляне в лесу, она наконец встала перед единственным здесь окном. Плотные, непонятного цвета занавески на нем почти полностью преграждали путь царствованию света, творившемуся сейчас снаружи. Все вернулось к ней в одночасье. Кто-то опять, словно ударил ее по голове…
Такой она всегда была женщиной – назвать ее красоткой язык бы ни у кого не повернулся. Скорее, была она чудачкой. И по поведению, и внешне тоже. Но такой скромной чудачкой, если можно так сказать – без излишеств. Невысокого роста, с телом, как у мальчишки, волосами
кудрявыми и недлинными, восхитительного, золотистого цвета. Словно херувим с картины. Так она сама про себя всегда и думала. Вот увидела херувима как-то по юности на картине в музее – и стала так думать. Что это был за музей, она, конечно не помнит. Да и херувим давно позабылся.В те далекие от сегодня годы она любила подтаявшее сливочное мороженое и платья свободного кроя с цветочным узором. Сандалии на босу ногу и газеты. Правда, никогда их толком не читала – ей просто нравилось покупать их и носить сложенными в руке или под мышкой. Очень важно! Шуршать бумажкой? – Да! Ей нравились следы черной краски на ее белой коже. Еще ей нравились долгие прогулки по городку, в котором она родилась, выросла и жила все годы своей жизни, и конечно… шляпки.
В тот день погода была замечательной – похоже, такой же замечательной, как и сегодня, в день нашего рассказа. Ярко светило солнце, которое грело, но пока что еще не жарило. Небо было высоким, голубым. Наверное, точно таким оно было, когда Бог решил создать Землю. «Интересно, – подумала она, остановившись на мгновение посреди улицы и посмотрев наверх, – а каким было небо, когда Он решил создать человека?»
Путь ее в тот день много лет назад пролегал бог знает где. Действительно, порой сам Бог не мог предугадать, куда пойдет и чем займется эта чудачка. Выйдя из дома, она направилась в парк. Там она гуляла по гравиевым дорожкам и песчаным тропинкам, местами размытым грозовым дождем, прошедшим накануне, наблюдала за толстыми коричневыми утками на пруду и боялась стать такой же толстой с годами. Потом она внезапно вскочила в автобус, ехавший в сторону центра. Она почему-то сошла на остановке «Городское кладбище» и среди надгробий гуляла еще примерно три четверти часа. Она довольно часто так делает – в смысле, гуляет где-то по три четверти часа. Словно полчаса, это мало, а час, это уже очень много. Здесь она читала даты рождений и смерти – но избегала имен. Нет, имена, по ее мнению, знать не стоит. И не только на кладбищах, но и вообще, в жизни! Примерно в полдень она оказалась в центре города. Но тут и Бог не сможет рассказать нам, как именно это случилось, а потому я даже пытаться не буду. Съев одно сливочное мороженое, продемонстрировав любимым улицам новенькое «мятное» платье с желтыми и белыми цветами, решила, что первое мороженое было недостаточно подтаявшим, когда она его ела, а потому вернулась, купила и съела еще одно – выждав, естественно, какое-то время на солнце.
Гуляя в обеденный час по центру прелестного, словно с открытки, городка, наша героиня в итоге вышла на улицу бутиков. Здесь она прикидывала на себя блузки, юбки и пиджаки, любовалась сумочками и туфлями, которые и через годы сбережений не смогла бы себе позволить.
Но ведь никто не запрещал ей любоваться!
Наконец она остановилась у прилавка со шляпками…
– Не знаю, в чем тут дело, – разоткровенничалась она неожиданно с продавцом, – но при виде шляпок я теряю контроль.
– А лучше бы деньги, – вставил значительно продавец.
Не будучи состоятельной с самого рождения, только раз в году, летом, она позволяет себе купить одну новую шляпку. За несколько лет специально выделенный под этот предмет гардероба шкаф в ее доме буквально преобразился – составляемый ответственно, словно музейная коллекция.
Сейчас она думала, настал ли момент пополнения коллекции или все же стоит еще подождать. В конце концов, летний сезон только начался.
– Да, но вот эта шляпка такая красивая, – убеждала она себя в разговоре с продавцом, который молчал и, не слушая, видимо, кивал головой, – она мне так идет!
Да и стоила шляпка совсем дорого.
Этот очень весомый аргумент она озвучила уже про себя.
И вот мы, плавно или не очень, воодушевленные или не совсем, подобрались к тому самому моменту в тот самый день много-много лет назад.
Бабушка, в то время еще совсем молодая женщина, готова была приобрести новую шляпку, розовую, с бутоном белой розы на боку из фетра, как из именитого бутика по соседству вышли три не менее молодые, чем она, женщины. При виде нашей героини все три сразу остановились, осторожно переглянулись между собой, а затем, разразившись хохотом, без стыда продолжили свое движение вверх по улице бутиков.
Небо вдруг стало не таким ярким и высоким. Горло ее сковал лед съеденных мороженых.
– Брать-то будете? – спросил раздраженно продавец.
Солнце не грело приятно, а мерзко жарило. К тому же слепило. «Мятное» платье стало цвета кресел у стоматологов – кошмар!
– Нет, – только и смогла вымолвить девушка-бабушка. А затем про себя повторила: «нет-нет-нет… нет!»
Она аккуратно положила шляпку туда, откуда взяла, на прилавок, развернулась и, не попрощавшись с продавцом, что было совсем не в ее манере, задвигалась в противоположном взятому жестокими женщинами направлении – вниз по улице.