Таких не берут в космонавты. Часть 2
Шрифт:
— Здравствуйте, вы ко мне? — поинтересовалась женщина.
Говорила она тихим, спокойным голосом.
Я тоже улыбнулся и заявил:
— Здравствуйте, мне нужна Фавзия Гареевна.
Женщина кивнула.
— Это я.
— Фавзия Гареевна, я пришёл к вам от имени комитета комсомола сорок восьмой школы. Меня уполномочили передать вам приглашение на праздничный концерт, который скоро пройдёт в нашей школе. Концерт посвящён Дню советской армии и военно-морского флота.
Я сунул шапку подмышку, вынул из портфеля тетрадь с Лёшиными рисунками, достал из неё открытку.
Вручил приглашение Булкиной, казённым тоном сказал:
— Пожалуйста.
Фавзия
— Какая прелесть! — сказала она.
Я кивнул и сообщил:
— Но это ещё не всё. Фавзия Гареевна, взгляните, пожалуйста, на этих людей. Вам знаком кто-нибудь из них?
Я открыл Лёшину тетрадь и поочерёдно показал женщине портреты физруков.
Булкина взглянула на рисунки с любопытством, сообщила:
— Тот, первый, выглядел знакомым. Где-то я его уже видела. Но имени его я не помню.
Я снова показал женщине изображение Ильи Муромца.
Спросил:
— Этот?
— Да. Но я не знаю его имени, извините. А почему вы меня спросили об этих людях?
Я пояснил:
— В честь грядущего праздника мы проводим шуточный конкурс красоты среди учителей физкультуры нашей школы. Поэтому я и спросил, знакомы ли они вам — для чистоты эксперимента.
Фавзия Гареевна усмехнулась.
— Хороший конкурс, — заявила она. — Весёлый. Тот, самый первый мужчина, красивее всех.
Она смущённо улыбнулась и пояснила:
— Наверное, я потому его и запомнила.
— Спасибо, Фавзия Гареевна, — сказал я.
Перевернул страницу. На обратной стороне портрета Ильи Фёдоровича Иванова (Ильи Муромца) поставил карандашом «плюс».
Глава 9
В среду мы с Иришкой не увидели Черепанова, когда вошли в класс. Хотя обычно в это время Алексей уже сидел за школьной партой. Дежурная натирала влажной тряпкой доску, парни лениво и сонно флиртовали с девчонками, девицы обсуждали сплетни. При моём появлении жизнь в классе на секунду замерла. На лицах старшеклассников расцвели улыбки. Я ответил на приветствия одноклассников, отыскал взглядом Надю Степанову. Отметил, что староста нашего класса выглядела сейчас печальной. Хотя её глаза всё так же ярко блестели. Надя-маленькая будто бы нервничала.
Она подошла к нам, привстала на цыпочки и шепнула мне на ухо:
— Лёша, понёс письмо.
Я кивнул.
Иришка сощурила глаза и произнесла:
— Вот теперь мы и посмотрим…
Черепанов явился за минуту до звонка — хмурый, нервный. Он по ходу кивнул в ответ на вопросительный взгляд Нади-маленькой. Уселся рядом со мной за парту. Вздохнул.
Сообщил мне и Иришке:
— Сделал.
Его голос слегка дрогнул.
— Молодец, — сказал я. — Что ты ей сказал?
Алексей помотал головой.
— Ничего, — ответил он. — Как ты и велел. Дождался Свету около кабинета. Просто отдал ей письмо и ушёл.
— Как она отреагировала? — спросила Иришка.
Её взгляд был буквально пропитан любопытством.
— Никак, — буркнул Лёша.
Он бросил на столешницу учебник и тетрадь. Тяжело вздохнул.
Я посмотрел Черепанову в глаза и сказал:
— Лёша, помни: это не твоё письмо. Я не сомневаюсь, что уже сегодня поползут сплетни. Игнорируй их. Чтобы не сказали — не принимай это на свой счёт. Я всё разрулю. Обещаю. Если понадобится, лично разъясню непонятливым личностям политику партии. Есть много вариантов давления на сплетников. Я
использую их все, если понадобится. Вплоть до словесной дуэли на комсомольском собрании.Алексей нервно дёрнул головой.
— Я понял, понял, — сказал он. — Ты ведь это уже говорил.
— Успокойся, Лёша, — попросила Иришка.
Черепанов снова кивнул, криво улыбнулся и сообщил:
— Пытаюсь. Но я всё равно… нервничаю.
Он хмыкнул и добавил:
— Наверное, таких беспокойных людей, как я, точно не берут в космонавты.
После первого урока мы с учениками десятого «А» (где училась Клубничкина) не встретились. Черепанов, Иришка и Надя-маленькая на перемене всматривались в школьном коридоре в лица всех встречных старшеклассников. Словно высматривали среди них предателей и злодеев. Но школьники на моих спутников внимания почти не обращали — они лишь посматривали на меня и приветливо улыбались: явно видели вчера мою фотографию в газете «Комсомольская правда».
Второй урок Черепанов отсидел, как и первый: ерзал на лавке, будто у него побаливал геморрой. На рассказы учительницы математики он внимания почти не обращал — смотрел то за окно, то на дверь, то на циферблат настенных часов. С его щёк не сходил румянец, будто Алексею было душно. По его слегка безумному взгляду я понял, что в мыслях у Черепанова сейчас творился хаос. Лёша то открывал тетрадь с рисунками, то заглядывал в учебник, то снова смотрел на дверь.
Мучения Черепанова увидел не только я.
Сразу после урока математики к нам подошла Надя-маленькая.
Она с сочувствием взглянула Лёше в глаза и сообщила:
— Сейчас прогуляюсь к десятому «А». Разведаю остановку.
Мне почудилось, что у Алексея на пару секунд остановилось сердце.
Но Черепанов всё же кивнул и выдавил из себя:
— Спасибо.
Надя-маленькая опоздала на историю. Она вошла в класс, когда мы уже завершили ритуал приветствия учителя. Историчку Надино опоздание удивило — она озадаченно хмыкнула и велела, чтобы Степанова заняла «своё место». Староста десятого «Б» кивнула, прошла к парте. По пути она отыскала взглядом моё лицо, а затем и лицо Черепанова. Тревога во взгляде Нади-маленькой будто бы предвещала начало Третьей мировой войны. Степанова посмотрела мне в глаза — кивнула. Она уселась за свою парту и повернулась лицом к учительнице, не оставила мне и Алексею возможности для расспросов.
Ближе к середине урока я получил от неё записку. Там были написаны три слова: «Она это сделала».
Сидевший слева от меня Алексей при виде этих слов вздрогнул.
Сразу же после звонка Степанова метнулась к нашей парте.
Черепанов и Иришка встретили её с нетерпением, будто она несла им газету с результатами розыгрыша лотереи.
— Ну, что там? — спросила Иришка.
Черепанов запрокинул голову, взглянул на лицо старосты десятого «Б».
Надя-маленькая покачала головой и ответила:
— Всё плохо. Она показала письмо девчонкам. Как и сказал Вася.
Лукина ухмыльнулась.
Степанова с сочувствием во взгляде посмотрела на Черепанова.
— Девочки из десятого «А» на первом уроке по очереди читали наше письмо, — сообщила она. — Света им соврала, что это ты, Лёша, его написал. А потом письмо у них отобрал Максим Григорьевич.
Я заметил, как Черепанов вцепился руками в край столешницы: он будто бы испугался, что сейчас начнётся землетрясение.
Лёша повернулся ко мне и спросил: