Таких не берут в космонавты. Часть 2

— Я знаю, — ответила Надя-маленькая. — Я в прошлом году ей тетради домой относила. Она тогда попросила меня, потому что мы в соседних домах живём. Она в пятом, а я в седьмом доме. Её дом перед моим стоит, если идти от школы.

— Превосходно, — сказал я, заскрипел пружинами кровати. — Тогда я вместе с вами прогуляюсь. Если вы, разумеется, не против.

Надя и Лёша переглянулись и снова посмотрели на меня. Синхронно покачали головами — будто они уже не раз тренировали совместное выполнение этого жеста.

Я усмехнулся и сказал:

— Тогда подождите пару минут. Я оденусь.

Повернулся к сестре.

— Иришка, ты с нами пойдёшь? — спросил я.

Лукина взглянула на окно, едва заметно вздрогнула, будто от холода.

— Нет уж, — ответила она. — Я дома останусь. Математику напишу. И параграф по физике прочитаю.

* * *

На улице Надя Степанова уже будто бы по привычке взяла Черепанова под руку. Алексей этому нисколько не удивился: даже не сделал паузу в своём рассказе о космическом лифте. Со времени похода в книжный магазин Лёшина идея лифта между Луной и Землёй трансформировалась в идёю соединить «для начала» лифтом некую точку на Земле с неподвижной относительно земной поверхности орбитальной космической платформой. По его прикидкам, реализовать подобную идею должны были уже в самое ближайшее время. Потому что с орбитальной платформы было бы значительно легче отправлять большой объём полезного груза на Луну, для строительства на её поверхности первого советского города.

Я вполуха прислушивался к Лёшиным рассуждениям, кивал головой в ответ на Лёшины вопросы. Смотрел на окна домов, на притаившиеся в полумраке деревья. Вместо меня диалог с Черепановым вела Надя — причём, дискутировала она с Алексеем весьма активно. Степанова сообщила, что идею лифта на земную орбиту уже высказывал Константин Циолковский. Заявила, что главная проблема такого вида сообщения с орбитальными платформами — найти подходящий материал для троса, по которому будет перемещаться кабина лифта. Лёша и Надя пришли к совместному выводу, что главной особенностью материала троса должна быть большая прочность на разрыв в сочетании с низкой плотностью.

Я не удержался и всё же поинтересовался у Эммы, какой материал учёные в двухтысячных годах считали пригодным для создания подобного троса. Моя виртуальная помощница назвала его «углеродными нанотрубками». Я заподозрил, что такое решение проблемы троса привёдет лишь к ещё большему количеству вопросов со стороны Степановой и Черепанова. Поэтому не озвучил полученную от Эммы инсайдерскую информацию: не решился пересказать своим спутникам ответ виртуальной помощницы об аллотропной модификации углерода, представляющей собой полую цилиндрическую структуру, диаметром от десятых до десятков нанометров. Что такое нанометр, я у Эммы не выяснил: поленился.

Надя прикоснулась к моему плечу — вывела меня из задумчивости.

— Вон там за деревьями мой дом, — сообщила она. — А вот в этом доме живёт Лидия Николаевна. Номер её квартиры я не помню. Но могу тебя к ней привести. Это на третьем этаже, почти в самом конце коридора.

Я кивнул и предложил:

— Давайте вместе к Лидии Николаевне зайдём. Только книгу ей отдадим. Надолго мы у неё вряд ли задержимся.

* * *

Лидия Николаевна Некрасова проживала в деревянном строении: в таком же, в каком жила и семья Черепанова. Я первый шагнул в дом. Уже не опасался, что на мою голову обрушатся сверху деревянные балки, или что моя нога провалится в пол. Но всё же не терял бдительности: половицы под моими ботинками подозрительно поскрипывали, а потолок казался мне подозрительно хрупким. Надя и Алексей вошли вслед за мной в подъезд без видимой опаски.

Тему орбитальных лифтов они в своей беседе сменили на обсуждение способов межзвёздных путешествий. Надя утверждала, что полёт к звёздам возможен уже при скорости света. Но Черепанов с ней категорически не согласился. Он доказывал, что наложенные скоростью света ограничения приведут к тупику и к «заморозке» межзвёздных полётов. Настаивал на том, что уже сейчас следовало подыскивать «нестандартный» способ перемещения в космосе.

Я неторопливо поднимался по ступеням; вдыхал запах растворённого в воздухе табачного дыма, запашок подгоревшей еды, смесь ароматов мужских и женских парфюмов. То с одной стороны, то с другой доносились громкие голоса. Тихо, но узнаваемо, пиликала скрипка. Работало радио. Где-то вверху настойчиво молотили то ли по стене, то ли по двери. Я в очередной раз отметил: мне здорово повезло, что я никогда не жил в подобных деревянных коммуналках.

— Нам вон туда, — сказал Надя, когда я ступил на третий этаж.

Я обернулся — увидел, что Степанова указывала рукой на приоткрытую дверь. Надя поднялась по ступеням вслед за сдвинувшим на затылок шапку Черепановым. Я кивнул, прошёл по лестничной площадке. Моя тень на полу слегка вздрагивала — это чуть покачивалась висевшая под потолком электрическая лампа. На третьем этаже звуки скрипки почти стихли. Голосов за стенами стало меньше. По-прежнему колотили в дверь. Усилился на третьем этаже и запах табачного дыма.

Степанова вновь указала на дверь, повторила:

— Вон там она живёт. В самом конце коридора.

Я провёл взглядом по стене около двери — увидел там вертикальный ряд из номеров квартир-комнат. Переступил порог и вошёл в скудно освещённый коридор. Сам по себе коридор узким не выглядел, если оценивать его ширину по ширине покрытого трещинами потолка. Но расставленные около стен вещи превратили его едва ли не в кроличий лаз. Я прошёл мимо чуть покосившихся шкафов и тумб, чуть зажмурился: на потолке помигивала жёлтым светом лампа.

Скрипку я больше не слышал.

Увидел впереди (почти в самом конце коридора) прикрытую грязной майкой спину широкоплечего мужчины, который колотил кулаком в запертую дверь.

Я догадался, в какой комнате проживала Лидия Николаевна Некрасова.

Потому что мужчина громыхал по двери кулаком и выкрикивал:

— Лидка, открой дверь! Лидка, открывай! Лидка, я знаю, что ты дома!

Глава 13

Длинный коридор освещали две лампы. Одна свисала с потолка в паре метров от входа в этот коридор (со стороны лестничной площадки) — она сейчас светила мне в спину. Другую лампу я увидел в самом конце коридора — почти над головой мужчины, который громыхал кулаком по двери комнаты. С каждым шагом тень у меня под ногами становилась всё длиннее. Я слышал, как шаркали по полу подошвами обуви шагавшие следом за мной по коридору Черепанов и Степанова. Я снял на ходу шапку, сунул её подмышку. Расстегнул пуговицы на тесном пальто. Проверил, не выпал ли из правого кармана самоучитель французского языка.

— Лидка, тварь такая, давай поговорим! — кричал мужчина.

Он стоял спиной ко мне, почти касался левым плечом стены. Правой рукой он монотонно бил в дверь, будто отстукивал ритм. Я смерил его взглядом — прикинул, что мужчина был примерно моего роста, но минимум на пару десятков килограммов тяжелее меня (из-под грязной майки на его боках выпирали толстые складки жира). Рассмотрел издали его взъерошенные чёрные (щедро посыпанные сединой) волосы, майку и мешковатые штаны. Отметил, что Степанова и Черепанов притихли. Услышал мужские, женские и детские голоса за плотно прикрытыми дверями комнат. Но их перекрикивал ломившийся в запертую дверь мужчина.

— Лидка, стерва, не зли меня! Лидка, я просто хочу поговорить!..

Я прошёл мимо коричневого стеллажа, где на полках вместо книг стояла пропахшая гуталином обувь. Провёл взглядом по запылённой раме велосипеда; по тумбе без ножек, на которой стоял металлический таз с замоченной в мыльной воде одеждой. Увидел на полу банку с окурками и мятую пустую пачкой из-под папирос «Беломорканал». Перешагнул через пожелтевшую от влаги газету. Услышал, как за стеной хорошо поставленный голос диктора (по радио) назвал точное московское время. Отметил, что мужчина стоял в коридоре в видавших виды домашних тапках со стоптанными задниками, надетых на босые ноги.