Талисман

Рация Гарднера зачавкала.

— Командир четвертого Красного отряда вызывает Солнечного человека! Прием, Солнечный человек!

— Солнечный человек слушает командира четвертого Красного отряда, — отрывисто проговорил Гарднер. — Что там у вас?

За короткое время Гарднер принял четыре путаных взволнованных сообщения, и все они были одинаковыми: вспышки света, замершие флюгера, что-то похожее на начало землетрясения, — но Гарднер работал с неизменным энтузиазмом над каждым сообщением, задавая четкие вопросы, отрывисто произнося «конец» в конце каждой связи, иногда прерывая собеседника словами «повтори» или «вас понял». Слоут подумал, что он действует как актер в фильме-катастрофе.

Но если это приносило ему облегчение, Слоута устраивало. Это освобождало Слоута от ответов на вопросы Гарднера… И ему показалось, что Гарднер не хотел получить ответы на свои вопросы, и именно поэтому он занимался этой пустой болтовней по радио.

Стражи были мертвы или выведены из игры. Именно поэтому остановились флюгера, именно это означали вспышки света. У Джека не было Талисмана… во всяком случае пока. Если он получит его, то все в Пойнт-Венути действительно начнет трястись и греметь. И Слоут подумал, что Джек получит Талисман… он всегда был должен его получить. Но это Слоута не пугало.

Он коснулся рукой ключа, висящего у него на шее.

Гарднер продолжал свое «конец», «понял» и «повтори». Он перевесил рацию на другое плечо и смотрел на Моргана большими испуганными глазами. Прежде чем он смог вымолвить слово, Морган положил руки ему на плечи. Если он мог любить кого-нибудь, кроме своего бедного умершего сына, он чувствовал любовь — точнее, что-то похожее на любовь — к этому человеку. Они прошли вместе длинный путь, и как Морган из Орриса и Осмонд, и как Морган Слоут и Роберт Солнечный Гарднер.

Когда Гарднер застрелил Фила Сойера в Юте, у него была винтовка, очень похожая на ту, которая сейчас висела у него на плече.

— Слушай, Гард, — сказал он спокойно, — мы победим.

— Ты уверен в этом? — прошептал Гарднер. — Я думаю, что он убил стражей, Морган. Я понимаю, это звучит безумно, но я действительно думаю…

Он остановился, губы его задрожали, их соединила мембрана из слюны.

— Мы победим, — повторил Морган все тем же спокойным голосом, и он действительно был уверен в этом. У него было ясное чувство предрешенности. Он ждал этого много лет, его решения были верными, они остались верными и сейчас. Джек выйдет с Талисманом в руках. Это вещь безмерной силы… но хрупкая.

Он бросил взгляд на «уэзерби», могущий свалить носорога, и прикоснулся к ключу, вызывающему молнии.

— Мы достаточно хорошо снаряжены, чтобы встретить его, когда он выйдет, — сказал Морган и добавил: — В любом мире. Только не падай духом, Гард. И держись рядом со мной.

Дрожащие губы немного успокоились:

— Морган, конечно, я…

— Помни, кто убил твоего сына, — тихо сказал Морган.

В тот же момент, когда Джек Сойер с силой прижал раскаленную монету ко лбу чудища в Долинах, у Руэла Гарднера, который был подвержен относительно безвредным эпилептическим припадкам с шести лет (с того же возраста, в котором у сына Осмонда появились симптомы того, что называли болезнью Проклятых Земель), случился сильнейший припадок на заднем сиденье «кадиллака», ведомого шофером-волком по шоссе I-70 на запад из Иллинойса в Калифорнию.

Руэл умер, синий от удушья, на руках у Солнечного Гарднера.

Теперь глаза Гарднера начали набухать.

— Помни, — тихо повторил Морган.

— Плохие, — прошептал Гарднер. — Все мальчишки. Аксиома. Этот в особенности.

— Верно! — согласился Морган. — Не забывай об этом! Мы можем его остановить, но я хочу быть уверенным, что он может выйти из отеля только по суше.

Он отвел Гарднера к тому месту, откуда смотрел на Паркера. Мухи, жирные белые мухи, начали садиться на тело мертвого ниггера, увидел Морган. Это было радостное для него зрелище. Если бы существовал журнал «Варайети» для мух, Морган с удовольствием купил бы место для рекламы берега, где лежит тело Паркера. Прилетайте, прилетайте все. Они бы откладывали яйца в складках разлагающегося тела, и человек, оставивший шрамы на бедрах его двойника, давал бы жизнь личинкам. Это было бы прекрасно.

Он показал в сторону террасы.

— Там есть плот, — сказал он. — Он выглядит как лошадь, Бог знает почему. Он в тени, я знаю. Но ты всегда здорово стрелял. Если можешь попасть в него, Гард, всади в него пару пуль. Утопи чертову штуку.

Гарднер снял с плеча винтовку и прильнул к оптическому прицелу. В течение долгого времени ствол двигался то туда, то сюда.

— Я вижу его, — прошептал Гарднер и нажал на спуск. Эхо отразилось от воды и стихло, наложившись само на себя. Ствол винтовки поднялся, потом снова опустился. Гарднер выстрелил еще раз. И еще раз.

— Попал, — сказал Гарднер, опуская ружье. К нему вернулся кураж. Он улыбался так же, как после возвращения из той командировки в Юту. — Теперь только шкура плавает на поверхности. Хочешь посмотреть в прицел? — Он протянул винтовку Слоуту.

— Нет, — сказал Слоут. — Если ты говоришь, что попал, значит, ты попал. Теперь ему придется идти по суше, и мы знаем, в какую сторону он пойдет. Я думаю, что у него будет то, что стояло на нашем пути так много лет.

Гарднер смотрел на него сияющими глазами.

— Думаю, стоит пойти туда. — Он указал на старый деревянный тротуар, находившийся сразу за забором, около которого Слоут провел так много часов, смотря на отель и думая о том, что находилось в танцевальном зале.

— Хоро…

И в этот момент земля начала стонать и подниматься у них под ногами — подземное существо проснулось, оно встряхивалось и ревело.

Ослепительный белый свет заполнил все окна «Эджинкорта» — свет тысячи солнц. Окна взорвались одновременно. Стекла посыпались бриллиантовым дождем.

— ПОМНИ О СВОЕМ СЫНЕ И СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ! — проревел Слоут. Ощущение предрешенности в нем было теперь ясным и безусловным. Он должен был победить в конце концов.

Они вдвоем побежали по вздымающемуся песку к деревянному тротуару.

8

Джек медленно шел, переполненный любопытством, по деревянному полу танцевального зала. Он смотрел вверх, глаза блестели. Его лицо купалось в чистом белом свете, имевшем все оттенки — краски зари, краски заката, краски радуги. Талисман висел в воздухе высоко над ним, медленно вращаясь.

Это был хрустальный шар примерно трех футов в поперечнике, с короной свечения такой яркой, что невозможно было понять, насколько он велик на самом деле. Изящно изогнутые линии покрывали его поверхность, словно параллели и меридианы… А почему бы и нет? — подумал Джек, по-прежнему пребывая в глубоком изумлении и потрясении. Это и есть мир — ВСЕ миры — в микрокосме. Более того, это ось всех возможных миров.

Поющая, вращающаяся, сияющая.