Там, где обитают куклы...

Вскоре их авомобиль занял свое место на парковке перед зданием музея. Первым из машины вывалился Ральф, а затем — почти одновременно открылись две задние двери и из них буквально выпали Том и Генри. «Эй, хватит толкаться, нам самим жарко было!» — обиженно проговорил Генри, с деланной гримасой боли, потирая бок, — «Вон… везет Толстому! Он все время на сиденье один едет!» «Слышишь, мелочь, ну давай я туда сяду, а ты — вперед, только чтобы ты не ныл!» — приняв угрожающую позу, сказал Ральф, — «Представляешь, сколько у тебя будет близких друзей? Друзей, которые захотят близости с тобой!» «Нет, Толстый, только не это! Сиди впереди, я тебя прошу!» — завопил из салона Альберт, с трудом выкарабкиваясь из машины вслед на Томом.

* * *

Друзья зашли в просторный холл. «Я так понимаю, входные билеты продаются вот там…» — Том показал в направлении напоминавшей барную, стойки со стеклом, увешанным разной сувенирной продукцией. Кассир, молоденькая девушка, из-за того, что посетителей было не особенно много, откровенно скучала. «Если можно, то нам, пожалуйста, в сопровождении гида!» — оформляя билеты, попросил Альберт. «Да, конечно… С гидом…» — согласилась она, — «Доктор Хуан Альварадо ответит на все ваши вопросы!» С этими словами она показала взглядом в сторону щуплого человека, уже довольно почтенного возраста с живыми глазами за толстыми линзами очков, изучавшего какую-то старую книгу, сидя прямо на большом кожаном диване, неподалеку от кассы.

Доктор, увлекшись изучением книги, казалось бы, не обращал на окружающих никакого внимания. «Извините…» — слегка смутясь, обратился к нему Том, — «Доктор Хуан Альварадо, это вы?» Щуплый человек, немного вздрогнув, оторвался от пожелтевших от времения страниц и посмотрел на пятерых друзей. «Чего желают почтенные сеньоры?» — продолжая разглядывать их лица, произнес доктор. «Видите ли…» — Макс явно не знал, с чего начать. «В общем… Нас интересуют культы древних индейцев, в том числе и связанные с жертвоприношениями различным богам!» — набравшись смелости, выпалил Генри.

«Молодых людей интересуют культовые ритуалы индейских народом Мексики?» — живой взгляд доктора сользнул по фигурам друзей сквозь толстые стекла очков. «Да… как-то так…» — смущенно промямлил Ральф. «Честно сказать, не помню того, чтобы много людей интересовалось, методикой принесения человека в жертву…» — доктор пожал плечами, снова оглядывая парней. «Наоборот», — продолжил он, — «Как только неподготовленные посетители узнают о том, что человеческие жертвоприношения до Колумба на этой земле цвели пышным цветом, они тут же теряют интересо вообще ко всему, включая следующий за всем этим, обед, или ужин». «Нет, мистер Альварадо, нервы у нас довольно крепкие и, смею Вас уверить, аппетита мы не потеряем точно!» — с оттенком городости произнес Генри. Он весь подобрался и выпрямился, словно старался стать выше ростом и оглядел стены фойе, украшенные предметами мексиканского искусства.

«Всегда приятно иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят!» — улыбнулся в ответ доктор. «Ну… пойдемте, друзья мои, пойдемте…» — сделав приглашающий жест, он показал в направлении дверей, ведущих в просторный и светлый зал. «Здесь в основном представлены образцы современного искусства» — Хуан Альварадо показал на висевшие на стенах картины, в которых с трудом прослеживалась связь между изображением на холсте и названием самой катрины. «Как-то я не совсем понимаю то, что рисуют в настоящее время…» — досадливо поморщился Генри. Его, воспитанного на произведениях кассиков европейского искусства, нешуточно раздражали искаженные, непропорциональные лица персонажей и непонятные сюжеты представленных в зале картин.

«Честно сказать, друзья мои, я и сам не большой поклонник современного искусства», — доктор Хуан пожал плечами, — «Мне кажется, что в былые времена, настоящих художников все же было гораздо больше.» «Мы с Вами полностью согласны!» — с готовностью откликнулся Ральф. Он разглядывал картины и, иногда, досадливо морщась, — «Не картины, а мазня какая-то, полнейший примитив, не требующий никакого таланта, единственный козырь — это воспаленное воображение. По-видимому, от огромных порций абсента, или местных наркотиков…». «Вы совершенно правы, большое количество художников злоупотребляли, либо абсентом, чего стоит тоот же Сальвадор Дали, либо попросту — наркотиками… В таком состоянии, окружающий мир, виделся им в куда более ярких красках, нежели на трезвую голову! Ну, тогда предлагаю перейти в следующий зал! Там вам я уверен, станет немного интереснее» — он пошел в направлении внушительных дверей, за которыми угадывалось очередное просторное и светлое помещение.

«Здесь у нас представлены образцы изобразительного искусства начала девятнадцатого века», — доктор Альварадо любовно оглядел представленную экспозицию. «Обратите внимание на вот эти забавные картинки!» — он подвел их к висевшим на стене небольшим картинкам, многие из которых в любопытном свете отображали религиозные сюжеты. «Ретаблос!» — он показал на одну из них, — «Ретабло и экс-вото — небольшие, красочные картинки, нарисованные в благодарность за божественное заступничество, избавление от болезни, спасение в опасной ситуации или за иную удачу, в которой верующий разглядел чудесное вмешательство святого».

«Любопытная штука!» — Макс с интересом стал разглядывать цветастые картинки, нарисованные либо на холсте, либо на чем-то твердом. «Это жесть! Некоторые ретабло рисуют на разглаженных листах жести!» — уловив его взгляд, ответил доктор, — «История ретабло уходит корнями в средневековую Испанию, откуда жанр распространился и в страны Латинской Америки. Изначально это был алтарный образ, чаще всего в виде триптиха, где по центру изображали святого, которому посвящали алтарь, а слева и справа — евангельские сцены». «Современные ретабло» — продолжил он, — «Стали плодом сочетания католической иконографии с яркой народной живописью в стиле коренных мексиканцев». Друзья внимательно слушали, с интересом разглядывая незатейливые сюжеты картинок. Доктор Альварадо выдержал небольшую паузу и стал рассказывать дальше, — «В результате такого своеобразного слияния религиозной живописи с народной и образовался стиль, в котором творят современные художники».

«А здесь у нас представлены образцы нашего монументального искусства» — доктор, спустя некотрое время, перевел их в следующий зал, — «Смотрите! Монументальная Мексиканская живопись или мурализм — грандиозный феномен изобразительного искусства, который в свое время захватил пространство южноамериканской культуры и, собственно говоря, не отпускает по сей день». «Доктор, судя по всему, Вы большой поклонник этого вида?» — Том с любопытством посмотрел на гида, кторый постепенно входил в роль, видя в друзьях заинтересовавшихся данной темой людей.

«Да, это так!» — с гордостью произнес Хуан Альварадо, — «Это искусство времен моей молодости! Период рассвета этого движения приходится на 1920-е — 1960-е года, двадцатого века». «Мы были молодые и дурные…» — взгляд доктора стал отрешенным, словно он перенесся снова в то славное время, — «Вдохновленные мексиканской революцией, светлыми коммунистическими идеями и торжественной атмосферой равенства и братства, творцы ощутили острую необходимость в новых художественных формах, мы их усиленно искали в окружающем мире».

«Социалистическое реалистичное движение было нацелено на то, чтобы вознести нового героя современности, а именно представителя рабочего класса. Пример России начала двадцатого века, нас действительно вдохновил на это!» — во взгляде Альварадо появилось что-то подобное вызову. «Мы не особые поклонники коммунистической России» — пожав плечами произнес Ральф, — «Хотя это, наверное, действительно великая страна, способная влиять на ход истории». «Это ваше право, господа» — в голосе Хуана проскочил холодок, — «Поэтому центральным образом всех изображений стал пролетарий, страдающий и в то же время торжествующий, как символ раболепского прошлого, революционного настоящего и прекрасного будущего, в котором всех обиженных и скоробленных простых людей ждут — счастье, справедливость и коммунистическое солнце свободы!»