Там за Вороножскими лесами. Зима

Демьян поклонился братии, снял с себя серебряную гривну [2] и протянул настоятелю:

– Это на восстановление обители, больше дать не могу, на мне люди, их кормить надо, а до весны далеко.

– И на том спасибо. Благослови вас Господь.

Афоня протянул Проньке кожух.

– Не надо, оставь себе, - устыдился вой.

Тихая Сосна уже стелила перед ольговской дружиной извилистый путь.

[1] - Детинец - внутренняя крепость.

[2] - Гривна - нашейное украшение.

Глава III. Зеленоглазая.

Глава III. Зеленоглазая.

1.

– Кто такие?!

– раздался грозный окрик с забороло [1].

Демьян предусмотрительно остановил отряд на безопасном от стрел расстоянии. Деревянная крепость сурово возвышалась на высоком холме, подпирая небо шеломами [2] сторожевых башен. Олексич думал увидеть небольшую, огороженную жидким тыном заставку, а перед ними простирался целый городец [3]. За пряслом [4] просматривалась церковная маковка. Строить рязанцы умели, да и дерева было в достатке, позади города до самого окаема тянулись те самые дремучие Вороножские леса.

– Липовецкие мы, князей своих ищем!
– прокричал Демьян.

– Еще нахлебнички!
– недовольно прокричал чей-то рокочущий низкий голос.

– Здесь наши, - обрадованно шепнул Олексич Горшене.

– Не больно ласково встречают, - старый вой всматривался в черную дыру волокового окна [5].

– Ждите!
– крикнули со стены.

Потянулось время. В мертвой тишине ветер доносил только жалобный скрип замерзших деревьев.

– Робша, это ж Робша!!!
– разорвал спокойствие веселый крик Ольговского князя.
– Да открывайте вы уже!

Тяжелые ворота приоткрылись, выпуская самого Александра. Молодой князь без шапки и кожуха в одной свите [6] бежал навстречу Демьяну. Олексич, поспешно спрыгнув с коня, тоже рванул вперед. Друзья радостно обнялись.

– Я знал, знал... чуял, что вы живы! Не может Робша вот так погибнуть! Что же вы увели поганых в сторону и деру дали, обманули их, да?

Демьян отрицательно покачал головой.

– Неужто победили?
– изумился князь.

– Айдар войско вел, дал уйти, - несколько смущенно ответил Олексич.

– Ты этого брату не сказывай, - Александр тревожно обернулся на городню, - говори, мол, обхитрили ногайцев.

– Зачем?
– не понял Демьян.
– Я за собой вины не чую.

Тут их перебил звонкий молодой голос:

– Батя, батя!

Это Горшенька меньшой, задыхаясь от быстрого бега, летел в объятья к своему родителю.

– Стало быть, отпустили вас поганые?
– князь Святослав мерял широкими шагами горницу.

– Отпустили, - спокойно ответил Демьян.

– И воргольцев отпустили?
– Липовецкий князь резко остановился.
– И ты биться с ворогами князя твоего не стал?
– брови Святослава сдвинулись к переносице.

– Не стал, - ольговский боярин смело смотрел в глаза липовецкому правителю.

– И выпивал с ними, с одного котла ел?

– Пил и ел!
– с вызовом сказал Демьян, уже предвидя, что будет дальше.

– Они твою землю разоряют, кровь христианскую льют, а ты с ними пируешь?! Хорош у тебя боярин!
– с презрением в голосе, обратился Святослав к брату, тихо сидевшему в углу.

Олексича захлестнуло возмущение:

– Твою землю, княже, тоже разоряют, а ты почему-то здесь!

– Я с ними за то расплачусь, крепко расплачусь, - сжал кулаки Святослав, - а за один стол с ногайцами не сяду, мараться не стану!

Демьян уже открыл рот, чтобы ответить что-то еще (не в оправдание, оправдываться он не считал нужным), но тут из полумрака, отделившись от закопченной стены, вышел человек, ранее незамеченный Олексичем. Незнакомец был лет сорока пяти, среднего роста, но широкоплечий, с намечающимся небольшим брюшком. Одежда богатая, липовецким боярам на зависть. Темно-русые волосы и борода аккуратно уложены волосок к волоску, жгучие угли глаз и тонкие губы выражали усмешку. Держался он как хозяин. «Воевода», - догадался Демьян.

– Дозволь, Святослав Андреич, слово молвить, - и, не дожидаясь разрешения князя, начал говорить.
– Зря боярина коришь, он под твою руку двадцать воев крепких привел. Нешто у тебя людей много? Это мне возмущаться надобно - еще два десятка ртов кормить, а тебе радоваться нужно.

– Радоваться, что у меня люди трусливые зайцы, - угрюмо бросил Святослав.

– Я не трус!
– щеки Демьяна запылали.
– А людей своих по глупости губить не стану. В том толку никакого нет, никого этим не спасти.

– Кроме чести, - презрительно сплюнул Липовецкий князь.

– А мне такая честь на крови моих людей не нужна. Я пред тобой и перед князем своим ни в чем не виноват. Оставляли меня ногайцев задержать, так я их задержал. От погони вы ушли. Воев для дружины сберег. Не думал, что такой прием встречу!

– Зря князь злишься, если бы у меня хоть с десяток таких молодцов да разумников на заставе сидело, я бы горя не знал, - воевода бесцеремонно похлопал Демьяна по спине.

– Ведь правду Федор Евсеевич молвит, - наконец вступился за своего боярина и Александр, - что ты на Робшу взъелся. Если бы он там, в степи полег, кому бы лучше было? Не знаю как ты, а я святому Дамиану свечку поставлю, что он Демьянку уберег.

– Ладно, - махнул рукой Святослав, - если обидел, извини, сгоряча чего не скажешь, - повинился он вдруг перед Демьяном.

Ольговский боярин, поджав губы, молчал.

– Что надулся как сыч?
– уже совсем мягко пожурил князь Олексича.
– Давай выпьем за встречу. Федор, меда для молодца не пожалеешь?

– Куда ж деваться?
– тяжело вздохнул воевода, от чего вызвал громкий смех.
– Фимка, братину тащи!

Демьян Святослава знал как облупленного, тот частенько давал волю гневу, орал почем зря, но потом, остыв, делал вид, что ничего и не случилось. И Александру, и его боярам не раз незаслуженно доставалось от Липовецкого князя. Олексич, привыкнув, не обращал внимания на выходки буйного правителя. Но в этот раз обида глубокой бороздой залегла в душе, и хмельной мед, дурманящей волной растекавшийся по телу, не мог ее вытравить.Ну вот, обошлось. Говорил тебе - соври, - Александр и Демьян шагали по узкой улочке от дома воеводы на двор, выделенный для ольговских дружинников.

– Я прав, - уперто стоял на своем Демьян.

– Конечно, прав, только и ты на брата не серчай, он здесь от неведения да безделья сума сходит, вот и чудит. А воевода местный, - Александр понизил голос, оглядываясь, - чистый разбойник, скуп, мочи нет.

– А мне он таким не показался.

– Это потому, что он тебя защищал, да ты Федора еще плохо знаешь. Объедаем мы его, видишь ли, а сам три шкуры с нас за жито дерет. Мы ему бродников отогнать помогли, так никакой благодарности. И все допытывается, знают ли рязанские князья, что мы тут зимуем. Смотри не проговорись!