Там за Вороножскими лесами. Зима

– А вас, значит, за смирение не тронут?
– усмехнулся Демьян.
– В холопах жить спокойней.

– Жить! Это ты правильно заметил. Все, устал я пререкаться с тобой. Сам все понял, не дурак. Ступай с Богом, - Федор опять тяжело опустился на лавку.
– Каравай возьмешь [3], оголодали, небось?
– хозяин широким жестом обвел стол.

– Обойдусь, - Демьяну показалось, что пол расходится под ногами, и открывается бездна.
– Не отдашь, так умыкну!
– в отчаянье крикнул он воеводе, не желая мириться со злой судьбой.

– Нет, Устя, ты посмотри каков! В моем доме мне же и грозит, - хмыкнул в бороду воевода.

Устинья потянулась к мужу и что-то, густо краснея, зашептала ему в самое ухо.

– Не было у них ничего в лесу, уж я свою дочь насквозь вижу!
– Федор опять вскочил с лавки.
– А коли б и было чего, все равно не отдал бы! Я здесь на заставе не зря грудь под стрелы бродников подставляю, жалует меня князь. Я такое приданое своей Агафье выкачу, что жених не только порченную, а и брюхатую возьмет, да еще ручки мне целовать станет!

Не дослушав крики распалившегося воеводы, Демьян пошел прочь.

Князь Ольговский был, как и братец отходчив, долго на Олексича злиться не мог, да и вину пред ним чувствовал. Своего боярина он ждал в темной избе с кувшином забористой браги. Когда тот явился с почерневшим лицом, Александр расспрашивать ничего не стал, просто протянул дружку крынку. Демьян жадными глотками начал вливать в себя дурманящую жидкость.

– Забудь, Робша, забудь, - как заклинание зашептал князь, - переболит, и это пройдет... Хочешь, с Матрешкой тебя сведу, ты ей тоже понравился.

Демьян понуро усмехнулся:

– Не надо, - и сделал еще пару глотков.

Какое-то время они сидели молча.

– Я к ней сейчас пойду, - вдруг, сильно шатаясь, вскочил с лавки Олексич, - прощение попрошу, что отрекся...

– Как отрекся?
– не понял князь.
– Тебе воевода отказал, твоя-то вина в чем? Они пусть прощение просят, такому добру молодцу отказали. И захотят, да такого не сыщут.

– Отрекся я от нее, дважды отрекся, а могли бы вместе быть, - не слушая Александра, продолжал твердить Демьян, пытаясь рукой попасть в рукав кожуха.

– Тебе, что ж воевода какие условия за девку выставил?
– догадался более трезвый князь, подаваясь вперед.

У Демьяна все кружилось перед глазами, противный кожух никак не хотел надеваться.

– Горшенька, помоги!
– крикнул он, тихо сидевшему в уголочке отроку.

– Просил у тебя чего воевода воронжский?
– продолжал допытываться Александр, загораживая Олексичу дорогу.

– Ничего не просил, - сквозь хмельной туман до Демьяна стало доходить, что он взболтнул лишнего.

– Как же ты от его дочери отрекся?
– не унимался князь, понимая, что надо «дожать» боярина, пока тот пьян.

Нужно что-то отвечать, что-то придумать, но мысли никак не хотели сплетаться в нужный узор. «Не умеешь врать, так и не берись», - всплыли насмешливые слова. «Что ж делать, если про лес расскажу - Агашу опозорю, про предложение Федора - ему насолю... насолю воеводе... ну так и поделом ...»

– Ну?

– тряхнул Демьяна за плечи Александр.

– К рязанцам переманивал, Агафью в жены обещал, - выдавил из себя Олексич.

– А ты?
– напрягся князь.

– Видишь с тоски упился, ноги не держат, - Демьян вцепился в руку, стоявшего услужливо рядом, Горшеньки.
– Как думаешь?

Князь отступил, облегченно вздохнув.

– Пойду я... пойду, - Олексич двинулся к двери.

– Да куда ты пойдешь? Ляг, проспись, утро вечера мудреней!
– крикнул ему вслед Александр.

– Повиниться мне нужно, - Демьян вывалился на двор, свежий ветер ласково погладил разгоряченное лицо.

– С ним ступай, - приказал князь Горшеньке, - упадет где, замерзнет.

Отрок бросился за хозяином.

Улица, дома, заборы - все плыло вкруг хмельного прохожего, приглашая и его присоединиться к ленивой плясовой, но Демьян упорно шел вперед, из последних сил пытаясь сохранить равновесие. По пути попадались какие-то люди, их лица были размытыми пятнами. «Как я набрался!» - шумело в голове.

Вот и ненавистный забор. Парень запрокинул голову и громко позвал:

– Агаша!.. Агафья!

– Демьян Олексич, пойдем домой, - стыдливо оглядываясь, стал дергать его за рукав отрок.

– Та вонючая изба - не мой дом, у меня дом в Ольгове, - отдернул руку боярин, - Агафья!
– опять заголосил он, вкладывая в крик все силы.

Из-под ворот вынырнул Дружок, крутнулся вокруг Демьяна, испугав отпрянувшего Горшеньку. Пес кинулся было ласкаться, но почувствовав резкий хмельной дух, тявкнул и полез назад во двор.

– Агаша-а-а...

Поверх забора появилось испуганное личико Агафьи. Очевидно, она залезла на что-то зыбкое и теперь, опасаясь упасть, вцепилась побелевшими пальцами в сухие доски.

– Что ж ты меня позоришь?
– зашептала она.

– Агаша, - глупо улыбнулся парень, - лада моя.

– Да ты пьян!
– зеленые глаза округлились.
– Иди домой, люди смотрят.

– Агаша, прости меня, прости... Я виноват, но я не хотел.

– Сменял ты меня, на князя своего сменял, так чего ж тебе еще надобно?
– голос девы дрожал.

– Не мог я от всего отказаться, да не только в князе дело, я сын единственный, отец, мать за мной, сестры. Здесь остаться - значит их бросить. Того я не могу!

– А вот я ради тебя все бы бросила, - в шепоте Агафьи слышалось презрение.

– То бабья доля, совсем другое.

– Другое?!
– шепот сорвался на крик.
– Моего отца значит можно опозорить, то другое?!

– Я твоему отцу бесчестья не хотел.

– Да что ты?
– всплеснула руками Агафья и тут же, пошатнувшись, опять вцепилась в доски.
– Видно хмель тебе память укоротил. Уходи, не нужен ты мне.

Парень глотнул сырого воздуха.

– Не нужен, стало быть, - мотнул он головой, стараясь сбросить с себя хмельной угар.
– За другого пойдешь?