Тамада. Исповедь с микрофоном

Глава 7. Поворот не туда.

Хочется скандала. С крепкой бранью, подкрепленной фактами измены. Доводами, сплетнями. Всех моих друзей мнениями. Естественно, с рукоприкладством взаимным. Какая быть может ссора в России без домашнего насилия? Семейная залихватская тирания. Очень скучаю по тем временам, ностальгирую.

Похмельное утро. Точнее время близилось к вечеру – на город опускалась сумеречная пелена. От микса всевозможных коктейлей, вина, бутылки виски и дебютной тяги сверху, Иштван чувствовал себя неважно. Тело всячески знобило, спина ныла тупой болью в области поясницы, как бы насмехаясь над выбором офисного дивана в качестве кровати. Снова никого рядом не оказалось. Наверное, душа потребовала продолжения. Молодость она такая. Спонтанная. Офис нуждался в капитальной уборке. На ковролине проступали грязные брызги от красного сухого. В углу, где еще вчера стоял кальян, зияла обугленная по краям дыра размером с кружку. Шкаф-купе, доселе хранивший в себе офисную документацию, сценические костюмы и реквизит, стоял, осунувшись, без полок и дверей. Зеркало находилось отдельно, бережно опираясь на музыкальную колонку. Вот так гуляет интеллигенция. Все приличия и утонченные манеры заканчиваются после первой рюмки.

Ведущий не мог найти свой телефон. В карманах его не оказалось, как и на стеклянном столике, густо заставленный грязными стаканами. Знаете, то чувство глупой паники, когда особо не ждешь звонка, но подсознательно считаешь, что произошло что-то очень важное, быть может, судьбоносное, пока ты находился вне сети. И теперь, всячески рыщешь по углам, в надежде отыскать гаджет, пока остается хоть один шанс, что-то изменить своим ответом. Практически всегда паническая атака беспочвенна в своей истерии стать онлайн прямо сейчас. И вот теперь, не прошло и получаса, как послышалось глухое дребезжание стекла. Затем стихло и повторилось вновь. Вот оно – вибрация. Значит истина, где-то рядом. Внезапное дело агентов Малдера и Скалли близилось к разгадке.

Иштван начал спешно разгребать посуду, перекладывая утварь в пластиковый контейнер, служивший своеобразной мойкой. Обычно его замачивали с моющим средством, и оставалось только промыть содержимое водой. Но сейчас не до генеральных уборок. Спустя минуту звук появился вновь, где-то в глубине стола, точнее даже под ним. Через стеклянную поверхность просачивалось тусклое мерцание, вращая хороводы из световых бликов. Ведущий встал на четвереньки, теснясь между столом и диваном – давление резко ударило по вискам выстрелом охотничьей дроби. Естественно, проще отодвинуть преграду и не корячиться в позе собаки, но похмельный синдром поражает, в том числе и умственные способности человека.

Под столом валялась перевернутая пепельница, точнее то, что осталось от карате-удара. Рядом с ней под плотным слоем окурков вибрировал телефон. Сквозь пепельную сажу пачкой сыпались смс – уведомления. За вычетом сообщений от мчс и мобильного оператора с просьбой внести абонентскую плату, выделялись два контакта. Текст примерно сводился к одному и тому же, вызывая диаметрально противоположные чувства. Иштван поднял начатую сигарету с пола и, прикурив, зачитал последние:

Сообщения/Входящие: Привет, дорогой. Мне нужна помощь. Приезжай.

Две схожих, коротких смс от двух совершенно разных по эмоциональной значимости людей. Кристина Танцы и абонент, именуемый – Не брать. Последний контакт Иштван переименовал около полугода назад, когда любовь всей его двадцати пятилетней жизни ушла, забрав с собой что-то чертовски ценное.

Он не помнил, как оказался на улице. Как бежал по ступенькам, крича охраннику, чтобы тот закрыл офис. Не отложились в памяти и поворот ключа, рокот остывшего за ночь мотора и визг поддержанных колодок. Да и все вокруг не составляло ровным счетом ничего важного. Иштван несся по улице Волочаевской на старенькой тойоте, выжимая больше трех тысяч оборотов, еле успевая перестраиваться из ряда в ряд. И ему глубоко наплевать на сигналивших автомобилистов, ошарашенных прохожих и лишение прав за управление транспортом под градусом. Ей нужна моя помощь. Пять часов назад. Я опоздал. Раз за разом, набирая номер и тщетно пытаясь дозвониться, ведущий нырнул вглубь спального района. Возле школы, не повернув по обыкновению налево, а промчавшись вдоль дубовой аллеи, машина размашисто налетела на лежак. Лежачий полицейский – истинный продукт дьявола, уничтожающий ходовую часть всякого, кто попытается ему противостоять. Стойки больно ударили по корпусу, глушитель сорвало с креплений, мотор взревел с удвоенной силой. Хрен с ним. Главное успеть. На горизонте показалась знакомая арка пятиэтажной панельки.

На телефонные звонки никто не отвечал, как и на свирель домофона. Окна в спальне четвертого этажа светили, но рассмотреть кого-либо в комнате не получалось. Господи, пусть с ней ничего не случилось. Иштван никогда не верил в бога, церковь и таинство прихода, но, как и всякий атеист, судорожно молился, когда прижмет. В детстве он просил у бога четверку по контрольной и тогда бы его отпустили на день рождения к соседской девочке. Он обещал исправиться, перестать лениться и даже самому убраться в комнате, повторительно нашептывая свою просьбу. Но чуда не произошло. На следующий день он плелся домой с очередной двойкой по математике, в полном недоумении и с обидой на все божественное начало. Необъяснимое случилось и в день его крещения. Серебряный крестик, освещенный по всем правилам, таинственным образом исчез с шеи ребенка по дороге домой. Как не старались родители сопоставить факты пропажи, священный атрибут так и не был найден. Так что с верой не задалось с самого начала.

Подъездная дверь открылась. Сердобольная бабулька в каракулевом пальто, с полной чашкой нечто такого, более похожего на гастрономическое месиво, выпорхнула на улицу. Ее мгновенно окружили местные дворовые коты – блохастые и дико костлявые, мяуча на свою тяжелую кошачью долю. Иштван вбежал внутрь, залпом поднялся до нужного этажа, оказавшись возле бордовой двери с ромбовым теснением. Два коротких и одно протяжное нажатие кнопки звонка. В квартире послышались шаги.

– Что за паника? Она появилась в смешных цветастых штанах, необъятных размеров кофте и розовых тапках-зайцах. Явно только проснулась. Ее голос становился особенно нежным, когда она, спросонья, молила оставить ее в кровати навечно. В те минуты Иштван мог простить ей нарушения любой греховной заповеди. Так и сейчас, лохматая и зевающая, она продолжала быть лучшей женщиной на земле.

– Что случилось? Ты мне писала. Я приехал.

– Ничего. Хотела поговорить с тобой.

– Говори.

– А сейчас не хочу. Покурим?

Она достала тонкую сигарету, сначала встряхнув пачку рукой, чтобы убедиться в их наличии. Прикурив, она молча выдохнула дым в беленый потолок подъезда, явно наслаждаясь ситуацией. Он все еще меня любит. До сих пор. Иначе бы не приехал. Иштван закурил в ответ. Злоба закипала. Только она и никто другой может довести до бешенства своей отвратительной детской непосредственностью. Идиотская женская переменчивость.

– Стоп, ты хочешь сказать, что просто хотела поговорить? А теперь не хочешь, да? И ничего ровным счетом не произошло? Я через весь город мчался в этот богом забытый район, нарушая абсолютно все существующие дорожные правила. С бодуна, с опухшей рожей, чтобы с тобой покурить?

– Да нормально ты выглядишь, не выдумывай. Отшутилась девушка мечты, ковыряя большим пальцем левой руки остатки маникюра, который давно следует обновить. Правой она подносила сигарету ко рту, делая очередную затяжку. Надменное равнодушие.

– Знаешь, о чем я думал? Нет? Я думал, что тебя насилуют. Да-да, насилуют, убивают, грабят. Что ты сломала ногу, сожрала таблеток или твой мохнатый п***рас опять суицидил, прыгнув с балкона. Поверь, с такой хозяйкой он точно завершит начатое.

– Ну не обломался же приехать? Девушка огрызнулась, добавив укорительного тона.

– Раньше и на автобусе катался и ничего, живой.

– Раньше я тебя любил.

– А сейчас?

– А сейчас, дорогая, иди ты на х**.

Иштван бросил окурок в дверной наличник. Он целился в девушку, но в последнее мгновение передумал, чуть сместив амплитуду броска. Красные вспышки угольков заискрились и так же стремительно потухли, опускаясь на бетон. Наглядный символизм их отношений. От любви до ненависти – одна выкуренная сигарета. Ведущий чувствовал себя использованным, униженным в стремлении во, чтобы то не стало, помочь. Обманутым в своих ожиданиях. Мерзкое состояние. Осознание своей слабости необходимо проживать в одиночестве, без лишних на то свидетелей. А не выставлять напоказ, тем более человеку, знающему о своей власти по отношению к нему.

Он молча сидел в салоне автомобиля, наблюдая за снежинками, падающими на лобовое стекло. Хрусталики воды соприкасались с теплой поверхностью и тут же умирали, под взмахи щеток стеклоочистителя. Другие же, освещенные фарами, ложились ровным слоем на промозглую землю, оставаясь живыми. Если бы у первых выл выбор, куда упасть, стали бы они лезть на рожон? Или прослыли бы трусами среди своей снежной тусовки, отсиживаясь среди таких же слабаков, в сугробах за пределами дороги? Быть может, все в жизни давно предрешено, спланировано, выдумано за нас и не стоит идти против системы? Иштван заплакал. Бесконтрольно, не в силах остановиться. Да и бороться с таким постыдным мужским проявлением, как слезы, больше не мог. Мудак. Какой же я мудак. Прошептав, он ударил кулаком по рулевой колонке. Затем еще раз. И еще, еще, еще. Двумя руками, поочередно, нанося удары по краю руля и приборной панели. Бой с тенью в замкнутом пространстве автомобиля. Окончательно сбив костяшки на руках, он продолжил спарринг, но уже головой, крепко держась за руль. После семи-восьми повторений голова закружилась, сознание затуманилось, а во рту появился привкус металла. Теплая струйка крови стекала со лба, чуть задерживаясь на правой брови, но преодолев преграду, продолжала свое движение вниз. Правый глаз перестал видеть, сильно залитый багровой жидкостью.