Тамбур

И дала отбой.

«Господи», — Маша вскочила и выглянула в прихожую. Из комнаты родителей виднелся синеватый отсвет телевизора и слышался торопливый голос комментатора. Отец смотрел футбол, и хотя Маша не видела его, могла бы поручиться — прихлебывал пиво. Мать была там же и наверняка уже дремала — ведь рано утром ей нужно было вскочить и приготовить завтрак. Несмотря на свою ненависть к футболу, спала она под него отлично, и у нее были даже любимые комментаторы — Гусев и Маслаченко. Она частенько говорила, что их голоса для нее — лучше колыбельной, и обязательно перед матчем, принеся пиво из холодильника, спрашивала мужа — кто комментирует матч? Услышав знакомые имена, успокаивалась, мирно ложилась в постель и даже на грани сна умудрялась подавать вполне толковые реплики по ходу матча. «Вне игры? Да не было вне игры, у судьи глаза в заднице! Вот если бы судил Коллина… Он мне больше всех нравится. Ну и пускай лысый, зато мозги на месте. Что он там сказал? Замена? Да сразу надо было ставить Сычева, раскочегарился тоже, к концу второго тайма! Этого тренера повесить мало! Зажимает парня, хотелось бы знать, почему?!» В сущности, она уже волей-неволей стала болельщицей, но наотрез отказывалась это признавать. Это было бы для нее такой же моральной травмой, как для супруга — предложение вытереть пыль. Футбол — дело не женское. Это было для матери такой же заповедью, как то, что в доме должно быть чисто, обед к сроку — на столе, деньги на хозяйство — в кармане, дочь — или замужем, или да работе, или в своей комнате. Ну а маленькие огрехи (вроде некоего Димы, пыли под кроватью или оторванной пуговицы) — нужно было тщательно маскировать. Что у нее и получалось. Иногда Маша думала, что если бы ее мать перенеслась век эдак в девятнадцатый, в Америку, в круг какой-нибудь суровой пуританской секты, она была бы дико удивлена тем, насколько меньше ей приходится напрягаться. Возможно, женщина сочла бы это превращение заслуженным отдыхом.

«И сюда приедет бездомная девчонка, которую я даже толком не знаю?! — Девушке стало нехорошо. Мало ей своих неприятностей, ввязалась в чужие. А мать? Что она скажет? А отец? Тяжело подумать. Нет, не страшно, а тяжело. Прибить он ее не прибьет, во всяком случае, при посторонних, но „закон и порядок“ будут нарушены. — А ведь поздно что-то менять. Девочка замерзла и наверняка в отчаянии… Господи, да у нее же еще и кот!»

Она торопливо рассчитала время — получалось, что Светлана явится аккурат через полчаса после окончания матча. Отец сразу ляжет спать, ну а мать уже будет посапывать в подушку. Итак.., лучше всего устроиться таким образом, чтобы родители ничего не заметили. Во всяком случае — не ночью. Ночной скандал — это перебор. Отец уйдет рано, мать, как всегда, приготовив ему завтрак, уляжется в постель и будет досыпать. Утром девочку можно будет спровадить. Никто и не узнает, что она тут была. Главное — чтобы не звонила в дверь.

Маша схватила с вешалки свою сумку и вывернула ее содержимое на кухонный диванчик. Мелочь, ключи, карточка на метро, документы, вот! Фантик от жвачки, тот самый, на котором девочка записала свой номер мобильного телефона в тот вечер, когда они столкнулись в подземном переходе. Второй номер, записанный ниже, принадлежал ее матери, и Маша на миг заколебалась — не позвонить ли по нему? Пожалуй, это было бы самым правильным шагом. Что натворила девчонка? «Ну, а если это не она натворила, а с ней натворили?» — возразила себе Маша и набрала первый номер. Телефон не отвечал.

«Едет в метро. А может, ее забрала милиция? Может, оно бы и к лучшему. Что-то случилось, а чем я помогу? Вдруг ее нельзя прятать? Девчонка не в себе, сбежала из дома в таком виде… Мне наврет с три короба, а потом окажется, что я опять ввязалась в криминал. Ей ведь не пять лет — это подросток! Нет, но в тапочках, по морозу… И что мне было делать — сказать, чтобы шла ко всем чертям?! Плюс кот. Если уж ребенок забрал кота, когда удрал из дома, дело серьезное. Значит, насовсем уходил. Может, ее там били?»

Она вспомнила лицо женщины в дорогой шубке.

Миловидные черты, суховатый, но в сущности, доброжелательный вид. Разве та могла бить дочь? Тогда кто? Отец? Отчим? Сожитель?

«Ни в коем случае нельзя, чтобы она звонила в дверь!»

Через полчаса ей удалось дозвониться до Светы. Девочке повезло — во всяком случае, в ее понимании. В метро на нее поглядывали косо, да и кот, запертый в переноске, внезапно учинил скандал и орал на весь вагон, привлекая внимание поздних пассажиров. Света изображала придурочную нищенку — она глубоко надвинула на лоб капюшон куртки и поджала под скамейку голые ноги.

— Они точно решили, что я побираюсь в метро с помощью кота, — хрипло сказала девочка. — Когда пересаживалась на вашу линию, здорово испугалась — там было полно милиции, какой-то рок-концерт заканчивался, ждали фанатов. Но я проскочила. Буду, наверное, минут через двадцать.

— Слушай, —" Маша выглянула в коридор и удостоверилась в том, что родители погасили свет. Говорить приходилось чуть слышно. — Адрес ты знаешь, дом — белая девятиэтажка. Домофон у нас сломан, так что в подъезд попадешь сама. Лифт, конечно, уже не работает. Поднимешься на пятый этаж. Квартира пятьдесят шесть. Ни в коем случае не звони! Я приоткрою дверь и буду ждать за нею. Просто сразу заходи.

— А почему? — вдруг оробела девочка. В ее голосе ясно слышалось смятение. В конце концов, она тоже совершенно не знала свою благодетельницу.

— Да я с родителями живу! — прошипела Маша. — Они не должны знать, что ты у меня ночуешь, ясно? Так что дома — тихо, ни звука Светлана подавленно ответила, что все уяснила.

* * *

Обошлось без шума — девочка скользнула в приоткрытую дверь, как змейка. Маша видела только ее силуэт на фоне освещенного тамбура — свет она везде погасила, только в своей комнате оставила ночник, чтобы найти дорогу. Она осторожно заперла дверь, стараясь не щелкнуть задвижкой. Впрочем, особенно остерегаться не стоило — родители спали крепко.

— Сюда, — шепнула Маша, беря свою гостью за руку. И тут же отдернула пальцы:

— Да ты же ледяная!

А ноги?

— Я их не чувствую, — чуть слышно ответила девочка. Говорила она вяло и будто нехотя. — Можно выпустить кота? Боюсь, он закричит.

Кота немедленно выпустили — уже в комнате у Маши. Тот выбрался из переноски, брезгливо и настороженно огляделся и пригнулся к полу, ожидая новых неприятностей. Судя по его виду, с него было уже довольно.

— Постой, — Маша суетилась, стаскивая с гостьи куртку, — тебе надо одеться потеплее и сейчас же лечь в постель. Нет, сперва примешь ванну!

— Хорошо бы, — девочка явственно щелкала зубами. Маша поняла, что именно этот звук и сопровождал их телефонный разговор. — Меня не заметят?

— Ты же запрешься. Подумают, что ванну принимаю я. Нет! — спохватилась она. — Я запрусь с тобой.

Вдруг они со мной заговорят… Ты же не сможешь ответить!

— А кот?

— Родители его от Вассы не отличат, еще и в потемках.

— Они не подерутся?

— Ты же говорила, что кот старый!

Маша побежала набирать ванну. Насчет шума воды она совершенно не беспокоилась — не было случая, чтобы родители проснулись от того, что ей вздумалось выкупаться ночью. Вместо пены она налила в воду эвкалиптовое масло — от простуды лучше не придумаешь.

«Пусть залезет и лежит минут двадцать, потом уложу ее спать в свою постель. Сама подремлю в кресле, все равно — какой там сон! А тапки у нее все в снегу, на полу остались лужи. Что случилось? Она не похожа на сумасшедшую, чтобы взять да свалить из дома в таком виде и в такую погоду! Прямо как беженка какая-то! Из всего имущества один кот уцелел. Нет, она не ушла из дома, она сбежала! Будто спасалась от кого-то!»

Однако с такой заботой приготовленная ванная не пригодилась. Когда Маша вошла в комнату, девочка уже спала, неловко упав на кровать — почти поперек. Босые ноги не доставали до пола. Маша нахмурилась, но решила, что будить ее не стоит — пусть отлежится. Натянула ей на ноги свои носки из ангорской шерсти, положила девочку ровнее, закутала в одеяло. Призадумавшись, набросила ей на ноги еще и плед. Непрошенная гостья дышала почти неслышно, не ворочалась и ничему не сопротивлялась. Откуда-то образовался ее кот. Он даже не взглянул на Машу, а сразу вспрыгнул на постель. Покопавшись, забился под одеяло. Маша перевела дух: «С котом еще теплее. Я бы дала ей аспирину… А будь она старше — то и водки, у нас есть. Не догадалась ей ноги растереть — дура! Или горчичники приклеить под носки? Ну ладно, она спит, лучше не трогать. Молодой организм, справится. Я сама как-то в школе потеряла шапку и вернулась домой в двадцатиградусный мороз. Сорок минут шла — автобуса не было. И ничего — даже не чихнула».

Она спустила воду а ванне, резко пропахшей эвкалиптовым маслом, умылась перед сном, расчесала и заплела на ночь косу. Подкралась к родительской комнате, прислушалась. Спят. На миг ей стало стыдно, что она, в двадцать-то три года, все еще боится отцовского гнева, но Маша тут же сказала себе, что в данном случае поступила разумно. Незачем было подставлять замерзшую девчонку. Ведь ее допрашивали бы до утра, а она на ногах не держалась.

Маша устроилась в кресле, набросив на колени махровый халат — больше укрыться было нечем. Кошка не пришла — скорее всего, спала в кухне на батарее и ни о чем не подозревала. Это было и к лучшему — встреча двух особей этой породы могла привести к таким оглушительным приветствиям… Девушка закрыла глаза.