Тамо далеко (1941)

— Не гунди, через неделю получишь. На-ко вот пока.

И дед сунул мне в руки слегка липнущий рулон с подозрительно знакомым запахом. Я поднес его к носу, рефлекторно вдохнул — советское детство! Именно этот коктейль смолы и резины навсегда связан в памяти с ледовыми баталиями, хоккейной коробочкой во дворе, с крюками деревянных клюшек, старательно обмотанных тканевой изолентой…

Я тащился, как питон по пачке дуста и не мог нанюхаться, так что дед даже хихикнул.

— Где достал? — оторвался я наконец от мотка счастья.

— Сам сделал, — сдержанно ответил дед.

Рецепт, как поведал Франьо, довольно прост: расплавить резину из велосипедных камер, добавить канифоли да пропитать ткань.

А на вопрос, откуда рецепт взял, оружейник выдал главный секрет успеха:

— Люди помогают.

Глава 19 С глаз долой

В Мачве, помимо шабацкого расстрела, немцы сожгли дотла Крупань и десяток сел вокруг. Вот был городок, несколько тысяч жителей и — нету, всех зданий остались церковь, больничка и частный дом, принадлежавший подданному Рейха. Остальное — пепелище.

Рудники еще остались, где возобновили добычу сурьмы. Под охраной первого русского полка, как сообщали партизанские связные, покрывшие страну тонкой, но плотной сетью. И по всем признакам выходило, что в этот полк набраны мои, то есть сабуровские однокашники — даже и не знаю, смог бы я по ним стрелять? Так что еще раз спасибо Верховному штабу за переезд в Ужице.

Но и отсюда скоро придется валить — немцы собрались с силами, изменили тактику и свободную территорию обкусывали шаг за шагом, выдавливая партизан от Дуная на юг. А в блокированных городах не гнушались расстрелами, как в Шабаце и Кралево. В Крагуеваце за два дня убили несколько тысяч человек, включая учителей и гимназистов, да и в других местах «новый порядок» себя не ограничивал.

Вокруг от таких новостей настроение царило тяжелое и уже потихоньку поговаривали, что не так уж неправы четники, надо сидеть и не высовываться, иначе не избежать слишком больших жертв среди мирняка. Только наци на все эти соображения клали с прибором — во всяком случае, цыган и евреев они уничтожали планомерно, без оглядки на действия партизан. Да и вешать и расстреливать они начали сразу с апреля, не дожидаясь восстания.

Так что сидеть и ждать бессмысленно, скорее, нужно готовить точечную ответку. Чтобы твердо знали: отдал преступный приказ — получил пулю в лоб или гранату в окно. Генерала Беме завалить бы, но для этого надо иметь хорошо подготовленных снайперов, а у меня пока на все, про все один Небош, один оптический прицел и один пристрелянный «манлихер». Можно, конечно, подождать до Нюрнбергского трибунала, но не факт, что вся эта сволочь доживет, не удерет или не отвертится.

Для начала решил с помощью Франьо и Небоша подобрать снайперку поглавнее, но тут у нас нарисовался гость — майор Джурич, весьма впечатленный нашими действиями в Кралево, приехал специально посмотреть на тренировки.

— Даже в Пожегу заезжать не стал, — доверительно шепнул майор, глядя на штурмовиков, отрабатывавших движение перекатом.

— Поближе к кухне, подальше от начальства?

Он хохотнул, закурил сигарету, выпустил облако дыма:

— Там такой кавардак, пусть сперва уляжется.

Я вопросительно поднял бровь.

— Недавно погиб покровитель одной красотки, так все из-за нее чуть не передрались.

— В смысле передрались? — я догадывался, что вокруг Верицы мужики распускают павлиньи хвосты, сам такой, но вот чтобы господа офицеры морды друг другу чистили…

— Дуэль затеяли.

— Обалдеть… — только и смог я сказать. — И что, стрелялись?

— Михайлович узнал, запретил, а участников вместе с секундантами разогнал в корпуса.

— Куда? — господи, а это еще что за новости.

— Ну, у вас отряды, у нас корпуса.

Тут уже хохотнул я:

— А чего сразу не армии?

Майор пожал плечами. Хотя это любимая забава слабых, именоваться названиями на вырост. То у нас в Гражданскую «армии» по пять-шесть тысяч человек, то на Кубе на три тысячи партизан десять «фронтов», то вот у четников «корпуса».

Ближайшая к нам группа закончила отработку продвижения в городе, построилась и под командой инструктора утопала на политзанятия. Хотя почему группа? Батальон, не меньше! А все двести человек — дивизия! И я, дивизионный генерал Владо Мараш. Пожалуй, надо себе эполеты заказать.

Джурич проводил мое воинство глазами и продолжил — Верица буквально на следующий день прибилась к тому самому майору, что называл ее «феминой». Кто бы сомневался, только не я. Но вообще надо менять поведение, а то вернулся в молодость и тут же, как поручик Ржевский стал членом суда, членом туда, какая уж тут дуэль, и так чуть не пристрелили.

После скандала с поединком за наказанных офицеров вступились несколько штабных, и двоих Михайлович тоже раскассировал. И на этом фоне затребовал переговоров с Тито, но мой собеседник на сей счет исполнился скепсиса и пустился в философию:

— Даже если оставить военную составляющую и разногласия в сторону, с отвлеченной, так сказать, точки зрения, цель соглашения есть само соглашение. Не важно, каковы условия, главное, что они есть.

Где-то он прав, добрая воля важнее формулировок и условий. Есть она — работают даже неписаные правила, нет ее — нарушается что угодно, хоть выбитое золотом по мрамору, хоть завизированное в присутствии ста гарантов. Четники пока такой доброй воли не проявили, даже несмотря на попытки коммунистов создать «единый фронт» в духе установок Коминтерна. И вся ситуация медленно сползала в сторону гражданской войны.

— И что вы будете делать, когда Лондон прикажет вам атаковать партизан?

Джурич сморщился, будто лимон съел, и щелчком отправил окурок метра на четыре в сторону канавы:

— Сомневаюсь.

— Прикажет, даже не сомневайтесь. Они же там все умные, обстановку в Сербии знают гораздо лучше вас, — даванул я на стандартный пунктик каждого подчиненного.

Ведь каждый лейтенант видит то, что не может видеть генерал и потому лучше понимает, что надо делать здесь и сейчас. Отсюда все эти «нас гонят на убой», «предали», «начальники дураки». Нет, оно и так бывает, но гораздо чаще там, наверху, есть неочевидные нижестоящим резоны. Но только не в случае Югославского королевского правительства в изгнании.

— Они там не о том, как страну освободить, думают, а как власть не отдать. Так что будут сербы убивать сербов.

— Сербов, похоже, все вокруг убивают, — с тяжелой тоской процедил майор.

И рассказал в подробностях о расстрелах в Крагуеваце. Да-да, по той самой квоте — сто «коммунистов» за убитого немца и пятьдесят за раненого. Насчитали фашики, что необходимо казнить две тысячи триста человек и принялись хватать всех подряд — на весь город коммунистов от силы сотня набралась. «Всех подряд» в самом буквальном смысле: приехал крестьянин в город — его за колючку, в бывшие артсклады; учились дети в школе — построили и с учителями туда же; чиновники и священники — всех, под гребенку.