Тамо далеко (1941)

— Там засело минимум человек триста, а у меня в строю от силы сотня осталась, из них много раненых, — сумрачно доложил я. — Да и внезапно уже не получится.

— Эй, Владо! — радостно закричал Марко, уже шаставший по управе в поисках трофеев. — В подвале ящики со снарядами!

— Бранко, проверь, те или не те?

Через пару минут вернулся покрытый пылью и грязью Бранко, и по его улыбке я понял — те!

— Боец Марко, благодарность за снаряды. И три наряда, чтоб не орал командиру «Эй, Владо», — изобразил я начальника, а Марко только радостно оскалился.

— Как быстро доставишь снаряды на батарею? — Арсо, похоже, нашел способ додавить итальянцев.

— Через полчаса сможем открыть огонь! — вытянулся Бранко.

— Действуй. А нам надо потянуть время… Пошлем парламентера.

— Я пойду! — в крови горел непережженный адреналин.

— Куда, в драных штанах? — отмел мое предложенеи Арсо. — Сиди, есть у нас парень, хорошо по-итальянски говорит.

Вскоре к нам присоединился высокий малый лет двадцати, выслушал Арсо и, соорудив себе белый флаг, отправился размахивать им из разбитого подъезда. Еще минут через десять он вернулся и сообщил, что генерал Джованни Эспозита видал нас всех в гробу. Командир дивизии, конечно, высказался вежливей, но смысла это не меняло.

В ближайшие полчаса произошли два события, сильно повлиявших на воззрения генерала — засада у Виенаца разгромила итальянскую колонну, посланную на помощь из Приеполья, и захватила не только оружие, но и дюжину грузовиков.

И ровно через полчаса Бранко по сигналу начал пристрелку и уже третьим снарядом снес изрядный кусок здания почты напротив, откуда раздались весьма экспрессивные проклятья на самом мелодичном языке в мире.

В управе появился Милован в сопровождении Луки, вот где их носило, когда мы город брали, брали и взяли? Ну, почти — остались Эспозита да еще один итальянский отряд держался в мечети, ну и Аллах с ними, любви мусульман им это не прибавит.

— Ты бы штаны переодел, — первым делом заметил уполномоченный ЦК.

— Зачем? — вот самое главное сейчас, это штаны, а не додавить макаронников!

— Парламентеры придут.

— А им-то что надо?

— Договариваться о пленных.

— Да отпустить их и дело с концом. Под честное слово.

— Как можно верить фашистам? — фыркнул Милован.

Но меня неожиданно поддержал Арсо:

— Верить нельзя, но пленных придется караулить и кормить. Построить в колонну и пусть топают сами в Приеполье.

— Это враги! Оккупанты! Расстрелять бы их всех!

Мы с Арсо бросились убеждать товарища из ЦК, что война войною, но пленных все-таки расстреливать совсем нехорошо, но Милован стоял на своем — они же снова возьмут оружие и будут воевать против нас! Сдвинуть его удалось только обещанием грохнуть приставленных к офицерам чернорубашечников — центурионов и капо-манипуло, своего рода политкомиссаров. Ну и соображениями, что если отпускать пленных, то итальянцы впредь не станут упираться до последнего патрона, а предпочтут сдаваться.

Парламентер снова отправился на переговоры и на этот раз синьор Эспозита решил не испытывать судьбу. Он наверняка просчитал, что в ночи у нас будет куда больше шансов подобраться незаметно и накидать гранат, поэтому не стал ждать, когда мы реализуем преимущество, и выкинул белый флаг.

Почти сразу после этого примчалась Альбина с вестью, что Дробняцкий батальон взял укрепленную электростанцию. Арсо немедля обнял ее и поцеловал, причем не в щечку, а в губы, чем испортил мне всю радость от взятия города. Вот так всегда, только размечтаешься, как появляется какой-нибудь Арсо и лезет обниматься к девчонке чуть ли не вдвое его моложе. Хотя кто бы говорил — но я, по крайней мере, не выгляжу старше!

Я сидел на полу управы, привалившись к стене, с автоматом поперек живота и выставив на всеобщее обозрение согнутую в колене голую ногу. Распоротая штанина висела тряпкой, подметая пыль с пола, но мне уже было пофиг, мы свое дело сделали.

Ребята тем временем под руководством Глиши трофеили все, что плохо лежит. А ништяков у итальянцев оказалось неожиданно много, не считая горы разнообразного стреляющего железа. Одними береттами можно будет роту перевооружить, не считая винтовок, к ним отныкали пару станковых, десяток ручных пулеметов, два легких миномета, дофигища гранат, похожих на гибриды консервных банок с роботом R2D2. А еще — длинные светлые жилеты из овчины мехом внутрь, шерстяные перчатки, нечто вроде балаклав — шерстяные трубы, которые можно носить как шарф и как головной убор. И даже бахилы, в которых можно шастать по снегу, не опасаясь, что он набьется в ботинки! Ну и по мелочам — пилотки с ушами, куча стальных шлемов, несколько камуфлированных плащ-палаток, одеяла верблюжьей шерсти, литровые фляги… Богато живут горные стрелки, если б я знал, что тут такие трофеи будут, я бы еще лучше воевал!

Но главнее всего, конечно, горные ботинки. Полностью кожаные, с семью десятками шипов в подошве, сказка, а не ботинки!

Из окна, вопреки не утихавшей у мечети пальбе, вывесили партизанский флаг — сине-бело-красный с пятиконечной звездой посередине.

Арсо гонял связных, отдавал приказания по патрулированию города и сводил доклады о потерях от командиров батальонов. Двести с лишним убитых, из них двадцать девять моих. Три с хвостиком сотни раненых. У итальянцев почти четыре сотни убитых, человек шестьсот раненых и почти полтыщи пленных, включая примерно тридцать офицеров и одного генерала.

Эспозита, пожалуй, щедрого жеста с отпуском пленных от нас не ожидал и даже на прощание благодарно тряс руки, не забыв отправить в мечеть своего лейтенанта с приказом о капитуляции, после чего отбыл готовить колонну пленных к маршу.

— Если мы здесь надолго, надо выбрать место и продолжить обучение, —

— Да, еще бы офицерскую школу, — мечтательно протянул Арсо.

— Не будет у нас времени, товарищи, — обломал нас Милован. — А вот что мы можем сделать, так это погромче трезвонить о трофеях, можно даже преувеличивать.

— А смысл? — не врубился я. — Итальянцы и так знают, чего и сколько потеряли.

— Зато местные обзавидуются и попрут не к четникам, а к нам в отряды.

— Ну и зачем нам такой контингент?

— Обтешем, — уверенности Милована можно было позавидовать.

Но, впрочем, коммунисты могут, еще как могут. А кто не обтешется, тот сам виноват.

Арсо с Милованом засели накидывать отчет Верховному штабу, а меня выгнали в соседнюю комнату, разбираться с потерями и добычей роты.

— Эй, юнак, давай штаны зашью, — легла мне на плечо узкая кисть.

Так мы и занимались делами — я без штанов, Альбина с иголкой и ниткой, когда к нам вошел Арсо. Я даже покраснел, ситуация по здешним нравам весьма двусмысленная, да только Альбина назвала Арсо «брате». А я проклял себя за бестолковость — они же похожи! Глянул на ушные раковины — почти одинаковые, брат и сестра! Пока я приходил в себя от этого открытия, Альбина откусила нитку, спрятала иголку, кинула мне штаны со словами «Держи, юнак, готово!» и вышла.