Танат 2
Шрифт:
Тау-137 и была таким минным полем. Точнее, одной большой бомбой с неизвестной, но смертоносной начинкой. Так что впереди пойдут Аидовцы, на подхвате следопыты, а десантники — наше прикрытие. И если что, то им придётся первый раз в жизни стрелять в живых существ.
Вот этот вопрос, игнорирование барьера на убийство, мы и обсуждали с Камиллой за ужином. Дима остался в каюте возиться с документами. Конечно, вопрос санкционирования убийства был не единственным на повестке. Сначала мы перекусили, а потом за чаем стали обсуждать насущные вопросы.
Кроме нас, в помещении
Карл мне кивнул, но не подошёл. Видит, что мы заняты делом, а не праздными разговорами.
— Инспектор, если мы столкнёмся с прямой угрозой от разумных существ, то десантники должны быть готовы. Поэтому группа на поверхности пройдёт процедуру пси-кондиционирования. Как и ваши люди.
— Не знаю, Камилла, — вздыхаю и барабаню пальцами по чашке с чаем. — Дать людям право убивать — это одно. Но осознанно снять моральный запрет на это… Звучит безумно. Да, процедуру тестировали много лет, но осознанно нигде не применяли. И почему вы в моём случае не настаиваете на кондиционировании?
— Давайте по порядку, — улыбнулась девушка. — Насчёт кондиционирования. Сами десантники понимают, что им придётся столкнуться с неизведанным. Это могут быть не только некие боевые механизмы, но и неизвестные существа. Возможно, разумные. Плюс это могут быть и другие люди. Знаете, инспектор, что хоть отчасти оправдывает убийство?
— Спасение чьей-то жизни. Принцип малого зла.
Но всё равно это будет зло, добавляю я про себя.
— Вот именно, — кивает девушка. — Эти парни понимают, что от их действий зависят жизни других членов экспедиции. Людей, что остались на Земле и других колониях. Поверьте, случайные люди в десант не попадают. Эти люди больше будет в итоге корить себя за то, что дали погибнуть невинным, а не потому, что они оборвали жизнь монстра в человеческом обличье.
— Так чем мы лучше наших предков? — ухмыляюсь я. — В то время также расчеловечивали противника. Чтобы солдат при убийстве врага не мучила совесть. Чем мы лучше, Камилла?
— Тем, инспектор, что когда всё закончится, наши ребята вернутся в обычное состояние. И будут помнить, что они сделали. Вот тут я и мои коллеги будем работать за четверых. Но не с вами.
— Это ещё почему? Я, по-вашему, ненормальный какой-то?
— Нет, — девушка улыбнулась, — Вы просто тот, к кому подходит одно старое ненаучное определение. Вы рыцарь крови, инспектор.
— Кто?
Ей удалось меня удивить. Это ещё что такое?
— Скажем так, инспектор. Вы ведь читали в детстве Дюма, историю о трёх мушкетёра? Помните Портоса?
— Конечно. К чему это?
— Во время дуэли с Д’Артаньяном он сказал Атосу, что дерётся просто потому, что дерётся.
— Но он просто не хотел говорить, что гасконец узнал секрет его богатой перевязи. Свой тыл без плаща Портос никому бы не показал.
— Верно. Но вот такой ответ Портоса хорошо характеризует вас. Вы, например, обладатель не самого подходящего
психотипа для спасателя. Но именно он делает вас одним из самых отменных специалистов департамента. Вы боец, что не может жить без драки. Только вы нашли себе идеального соперника.— Это какого? — задаю я резонный вопрос.
— Смерть, разумеется. Ведь что такое жизнь для господ мушкетёров? Как там пели в том старом фильме? — лукаво улыбается моя собеседница.
— Жизнь — это игра со смертью.
— В вашем случае скорее борьба. Плюс вы имеете некое врождённое благородство, так сказать. И ради своих людей, других членов экспедиции, жителей Земли вы будете сражаться.
— И убивать? — задаю я резонный вопрос.
— Да, ведь у вас этот барьер частично снят. Вы чуть не убили самым жутким способом одного человека.
— Что? Это кого я чуть не убил и когда?
— Самого себя, когда закрыли ту переборку и горели заживо.
Меня передёрнуло. Чёрт побери, не люблю вспоминать тот момент. Сознание я не сразу потерял, а было очень больно. Потому и голову брею, так как волосяной покров ещё не полностью восстановился.
— Вы сознательно пошли на смерть. И, уж поверьте, того, кто способен так легко убить самого себя, не остановят даже те существа, которых японцы зовут кайдзю. Так что с десантниками и чистильщиками тут вопрос в том, чтобы они хоть немного догнали вас.
Однако. Женщины, как вы так легко можете одной фразой и опустить человека, и возвысить?
— Ладно, с этим вопросом разобрались. Кондиционирование пригодится. Что ещё осталось на повестке?
— Изучение некоторых материалов относительно тех, кто руководил Сенткомом из тени, — вздыхает психолог. — Сама в шоке от того, какие произведения желательно изучить вашим людям и проанализировать.
Камилла подвинула ко мне электронный планшет. Копирую с него данные на свой, открываю, читаю, хмыкаю и смотрю на психолога управления.
— Вы это серьёзно?
— Вполне. Как верно заметил наш общий знакомый, неважно во что мы верим. Важнее то, чем руководствовались наши оппоненты. Да, на Тау до эвакуации с поверхности нашли подтверждения тому, что руководство изучало труды вот этого художника. Подозревали, что он мог быть экстрасенсом-визионером или имел доступ к неким артефактам. Ну, второе относится скорее к биографии вот этого писателя, что умер ещё в первой половине двадцатого века.
— Артбук с творческими работами Ганса Рудольфа Гигера, — читаю я. — Мотивы с ксеноморфом и сравнение их с найденными на Тау ископаемыми останками. Однако. Что этот швейцарец употреблял?
— Согласно некоторым источникам информации, он увидел мёртвую девушку в морге во время процедуры бальзамирования. Отсюда и мотивы эротизма в соединении с биомеханикой. По другой версии, ему в шестилетнем возрасте, когда он рос в семье аптекарей, подарили человеческий череп. Плюс дружба с неким Тимоти Лири, кого иные историки называют титаном наркомании.
— Ипутся кандибобрики, — только и сказал я, рассмотрев пару картин. — Лучше я вот этого парня почитаю. Говард Лавкрафт, который. А кто такие Ктулху и Дагон?