Танат 2

Нет, не попытаюсь. Один пытался что-то там поднять, но надорвался. Сделаю или погибну, пытаясь — вот это по мне. Жить, как тварь, дрожащая за подачки из тельмаха, или прятаться по пещерам ото всех и охотится на мобов ради пищи? Дичая в одиночестве и сходя с ума? Спасибо, не надо.

О напарнике и его мнении тоже не забываем. Здесь всё просто — Дим за третий вариант. Плюс ему тоже нужны ответы о его прошлом. В этот миг перед глазами на миг мелькает картинка. Понимаю, дружище, понимаю.

Уже знакомая мне роща, где проходила тренировка монахов, объята пламенем. Тут и там лежат изрубленные тела. Часть из них принадлежат уже знакомым мне бритоголовым воинам, а ещё часть облачена в тяжёлую стальную броню, что полностью покрывает тело. И не все тела человеческие. Здесь есть светлокожие, длинноволосые и остроухие создания, которых я где-то видел. Наверное, в легендах и мифах. Как и вон тех здоровяков с тяжёлыми челюстями, приплюснутыми носами, выпирающими клыками и тяжёлыми надбровными дугами.

Представители трёх рас дерутся вместе. Тела их противников лежат повсюду. И они мне знакомы — чёрные и серые трупы монстров принадлежат тварям Таната. Вон стенолазы, талки, волгары и Танат знает кто ещё. Изрубленные клинками, заколотые копьями, утыканные стрелами — представители трёх рас аборигенов уверенно истребляли захватчиков.

Моё внимание привлекла тройка существ, что стояла в окружении воинов. Я вспомнил, как называются те расы, хотя только слышал о них. Светловолосый высокий эльф, громадный орк с массивным топором и в кольчужной броне, человеческий священник, судя по его одеянию, смотрели друг на друга и что-то обсуждали.

Разговор был долгим, но когда ополченцы на носилках принесли бездыханное тело знакомого мне воина-монаха, споры прекратились. Троица посмотрела друг на друга, на деревья и растения, которые покрывали чёрные струпья, на умершего наставника, что стал прототипом оболочки для вестников, и все склонили головы. Три печальных кивка выражают согласие. Решение принято единогласно, потом следует взмах руки священника, который призывает несколько рыцарей.

За воинами в стальной броне следуют ополченцы с бочонками и связками палок. Часть начинает поливать всё вокруг мутной жёлтой жижей, а другие начинают разжигать факелы. После того как некая смесь разлита вокруг, в дело идут факелы. Местные воины отступают, унося с собой тела погибших соратников, а за их спинами разгорается пламя. Заражённая роща с разумными деревьями полыхает.

Снова ощущаю чужие чувства в тот момент. Боль, страх, ощущение потери. Не могу пошевелиться. Потом появляется ощущение чего-то, что хватает меня и тянет назад, вглубь земель, откуда пришло зло и явились чудовища. Там зародилась скверна, что поразила моё тело. Меня тянут туда, куда ушёл отряд знакомого мне наставника боевых монахов. Не всего меня, а ту часть, что является моей сутью. Нечто холодное и равнодушное крадёт то, что священник на поляне назвал душой. Не хочу…

— Чтоб вас всех, — кричу я, падая на хитиновые пластины пола. Вовремя, ничего не скажешь.

Не только меня эти вспышки воспоминаний корёжат. Дим в своё время заметил, что понимает меня, так как также горел заживо. Помню свою реакцию на это. Даже Тэй мне посочувствовала.

Вот напарник сейчас так и отреагировал, пойдя вразнос. Он вдруг отключил функцию обезболивания, отчего мою покалеченную ногу, пронзила боль. На ногах я не устоял, рухнув на пол. Будто ужалило от пятки до копчика. Рёбра с правой стороны тоже заныли.

Наконец, напарник взял себя в руки, и боль отступила. Сломанная нога по-прежнему почти не сгибается, но хоть не болит так.

— Ох, надо что-то делать. С такой подвижностью нас слепят. Не помнишь, где здесь ближайший олдир?

Напарник, конечно, это помнил. Оказывается, в зале с оламами есть неприметная панель, которая, скрывает камеру с олдиром для вестника, капсулой для димортула, а ещё…

Тут я начинаю тихо, но неприлично ржать. Всеми описанными Димом биоформами управляет знакомый пучок нервов в колбе — формовщик. Только нет «интерфейса» в виде изуродованного тела раза. Жгуты нервов тянутся к креслу-виралу и круглой тумбе, к которой сверху можно подсоединять церебралы. Значит, мы идём наверх.

Хромаю к входной диафрагме. Не успела она раскрыться до конца, как начинается слияние и уже мы действуем на автомате. Гуманоидный мут с длинными лапами, напоминающий покрытого хитиновыми пластинами примата, не успевает протянуть к нам когтистую лапу. Вперёд летят наши руки. Удар пяткой ладони в подбородок чуть не отправил монстра в нокаут. Второй рукой обхватываем затылок, а первой давим в челюсть. Начинаем одновременно наклонять голову твари к правому плечу и поворачивать её вокруг оси. До характерного щелчка.

Вот и он, моб оседает со сломанной шеей. Руки в стороны, щитки на предплечьях уходят вбок. Тойли летят в головы парочки тварей. Мозги пробиты, тянем туши к себе, сбивая последнюю пару тварей.

Гарпуны втянуты на место, руки к поясу, где расположен чехол с иглами. Перехватываем метательные снаряды, поднимаем на уровень глаз и не целясь отправляем в полёт. Головы сбитых тварей, что пытаются выбраться из-под тел убитых товарищей, пробиты костяными стержнями. Левый замирает, а правый моб начинает дёргаться. Хромая подходим к нему, клинок уже вылетел из руки.

Короткий взмах сверху вниз сносит голову с плеч. Больше никого. Слияние прерывается и верчу головой по сторонам — реально никого нет. Вы, уроды, откуда тут нарисовались?

Однако неожиданно всё вышло. Не то что мобы, я удивиться не успел. Вот это рефлексы у нас теперь. Стоило услышать дыхание мобов, как всё и произошло. Быстро, точно, без лишних движений и рефлексий. Выдираю из головы иглы, которые ещё пригодятся. Заодно прикидываю, что с этих тварей можно быстро сожрать?

Чувствую, что кто-то дёргает меня за здоровую ногу. Опускаю голову и вижу пого, который косится сначала на тела, а потом смотрит на меня жалобными глазками. Я про него совсем забыл.

— Что, друг, опять печень хочешь? — спрашиваю я со вздохом.

Зверёк молча кивает. Надо ему наконец имя дать, раз уж он привязался. Да и Творцы, судя по тому воспоминанию Дима, не устояли перед этими милыми большеухими засранцами.

Частично высасываю с помощью гидо живительные соки из тел, а частично вырезаю лакомые части. Прибившемуся к нам избитому зверьку достаётся его любимая печень. В сердцах решаю назвать его Бездонным Желудком, так как неясно, куда в него это всё влезает. Но потом останавливаюсь на более коротком слове Жрун.