Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]
Шрифт:
— Эти испарения — они не ядовиты?
— Для человека — нет.
Она кивнула для приличия, что поверила, но продолжала сохранять осторожность, когда он повел их с площадки через аркаду бледно-желтых и розовато-голубых папоротников, немного напоминающие те, что они видели в Палеозое. Странный сероватый свет падал через папоротники, искажая их тени. Мистер Ундервуд шел на некотором расстоянии сзади них, тихо напевая.
— Мы должны подумать, — прошептала она, — как спасти Гарольду.
— Спасти от чего?
— От его безумия.
— В Городе он производит впечатление счастливого
— Конечно, он верит, что находится в аду, как когда-то думала я. Инспектор Спрингер не должен был трогать его.
— Я сомневаюсь, что инспектор сам в здравом рассудке.
— Вы правы, мистер Карнелиан. Все это смахивает на политическую панику. Стало известно, что некоторые влиятельные члены кабинета проявляют нездоровый интерес к масонству и спиритизму. Ходят слухи, что даже сам принц Уэльский…
Она продолжала в том же духе, полностью озадачив его. Ее информация, как он понял, была извлечена из листа бумаги, который миссис Ундервуд как-то раз приобрела.
Аркада уступила место оврагу между двумя высокими одинаковыми зданиями, стены которых были покрыты химическими пятнами и пульсирующими полубиологическими наростами. Что-то шарообразное и сверкающее скрылось, лишь только они приблизились. В конце оврага открылась панорама, загроможденная полусгнившими металлическими реликвиями, в отдалении сердитые языки пламени лизали невидимую стену.
— Вот! — сказал он. — Вероятно, это следы нападения Латовских стрелков. Город защищает себя. Видите, я говорил, что мы будем в безопасности, дорогая Амелия?
Она оглянулась через плечо на какое-то сооружение из камня и отвердевшей резины, где примостился ее злополучный супруг.
— Попытайтесь проявить хоть чуточку такта, мистер Карнелиан! Мой муж может услышать вас. Имейте жалость хотя бы к его чувствам, если не к своим и моим.
— Но он уступил вас мне. Он же заявил об этом во всеуслышание. По вашим обычаям этого достаточно, не так ли?
— Он разводится со мной, вот и все. У меня есть право выбрать или отвергнуть любого мужа, какого я захочу.
— Конечно, но вы выбрали меня. Я знаю.
— Я не говорила вам этого.
— Вы говорили, Амелия. Вы забыли. Вы упоминали не единожды, что любите меня.
— Это не должно означать, что я непременно выйду за вас замуж, мистер Карнелиан. Я до сих пор не теряю надежды на возвращение в Бромли или, по крайней мере, в мое собственное время.
— Где вы будете отверженной. Вы говорили так.
— В Бромли, но не всюду, — она нахмурилась. — Представляю, какую шумиху поднимет пресса вокруг меня. Эти газетенки обязательно опубликуют какую-нибудь гадость, будьте уверены.
— Я думал, вам понравилась жизнь в Конце Времени.
— Может я и осталась бы здесь, мистер Карнелиан, если бы меня настойчиво не преследовали призраки прошлого, — еще один взгляд через плечо. — Как тут можно расслабиться?
— Это случайность. Я не припоминаю ничего подобного, это произошло впервые…
— И потом, вспомните, что говорил нам Епископ Тауэр. Ваш мир уничтожается прямо сейчас, у нас на глазах.
— О, всего лишь на миг, скоро все будет восстановлено.
— Однако, Лорд Монгров и Юшарисп уверяли нас в обратном.
— Не
стоит относиться к ним всерьез.— Вам, возможно. Но не мне, мистер Карнелиан. Для меня в их словах заключен немалый смысл.
— Да, при тех обстоятельствах, что вы только что описали, возможностей для спасения очень немного, — раздался чуть сонный голос, низкий и мелодичный.
— Их просто нет, — объявил мистер Ундервуд. — Насколько мне известно.
— Это интересно. Я, кажется, вспоминаю кое-что из теории, но большая часть информации, которая мне требуется, хранится где-то в другом месте, в другом городе, чьи координаты я не могу вспомнить. Тем не менее, я склоняюсь к мысли, что каждый из вас — галлюцинация этого Города (разрастающаяся с печально потрясающей скоростью), либо вы сами стали жертвами слишком сильного увлечения древней мифологией. Я могу ошибаться. Были времена, когда я был непогрешим. Я был уверен, что ваши описания этого города совпадают с фактами, которые находятся в моем распоряжении. Вт можете спорить, я знаю, что я сам заблуждаюсь, хотя мои ощущения совпадают с моими инстинктами, тогда как вы сами делаете скорее интеллектуальные, чем инстинктивные заключения; это, по крайней мере, я понял из нелогичности, которую вы допустили в своем анализе. Вы противоречили себе, по меньшей мере, три раза с тех пор, как сели на мою оболочку.
— Говорил сплав камня и резины — один из видов банков памяти, — пробормотал Джерек. — Существует столько видов, не всегда сразу узнаваемых.
— Я думаю, — продолжал банк, — если вы преодолеете замешательство и приведете свои мысли в порядок, я смогу лучше ответить на любое хорошо сформулированное замечание.
Мистер Ундервуд, казалось, не обиделся на критику.
— В ваших словах есть доля истины, — сказал он. — Я действительно сбит с толку. А если быть откровенным, я — сумасшедший.
— Безумие может быть только отражением обычного эмоционального смятения. Страх сумасшествия может вызвать, я считаю, уход в то самое безумие, которого боятся. Это только поверхностный парадокс. Безумие — это стремление упростить природу мира, уход в доступные метафоры. В вашем случае вы явно окружены неожиданной сложностью, следовательно, вы склонны к упрощению — этот разговор о проклятье и Аде, например, — чтобы создать мир, ценности которого недвусмысленны, непротиворечивы. Мои предки, по природе своей более близкие вам, вашим взглядам, увы, не выжили. С другой стороны, может быть так, что вы недовольны своим безумием, что вы скорее бы встретились со сложностями, разобрались бы в них. Если так, уверен, что я мог бы помочь каким-нибудь способом.
— Очень любезно с вашей стороны, — поблагодарил мистер Ундервуд.
— Ерунда. Рад услужить. Мне все-равно нечего было делать почти миллион лет. Я был под угрозой «заржаветь». Благодаря тому, что я лишен каких-либо механических частей, у меня есть возможность долгой дремы без отрицательных эффектов. Хотя, с другой стороны, я накопил так много информации, что большей уже не могу располагать.
— Так вы считаете, это — не посмертная жизнь, и я здесь не в наказание за мои грехи, и не буду находиться здесь вечно. Значит, выходит, я не мертв?