Танцы марионеток

Конецкая зашла в комнату спустя несколько минут, остановилась у домработницы за спиной, поджала губы.

– Терпимо, – наконец вынесла она вердикт.

– А по-моему, здорово! – искренне сказала Юлька, вертя коротко остриженной головой. Едва ли не первый раз за много лет ей нравилось свое отражение. Она представила себя принцессой – современной, но по-сказочному романтичной, – и ей захотелось немедленно надеть то платье, которое они купили с Конецкой.

– Здорово будет, когда в голове содержимого прибавится, – сухо сообщила та. – И хватит любоваться собой, приберись здесь, и побыстрее! Не хватало мне в доме твоих волос…

Напоминание о том, что никакая она не принцесса, а всего лишь прислуга, резануло Юльку. Но девушка овладела собой очень быстро, и даже намека на злость не было в ее голосе, когда она послушно сказала:

– Хорошо, Марта Рудольфовна, сейчас будет сделано.

…На следующий день полил дождь – холодный, весенний. Сергей рассматривал струйки, стекающие по лобовому стеклу, и раздумывал о том, как быстрее выполнить вторую часть задания.

Накануне он сообщил Тогоеву, что нашел его дочь, и испытал чувство глубокого удовлетворения, услышав, как растерялся Олег Борисович при известии о том, у кого обосновалась Юля.

– Не может быть… – пробормотал Тогоев в трубку. – Да они обе свихнулись!

Бабкин это предположение комментировать не стал, лишь спросил, остается ли его задание прежним. Да, сказал Тогоев, ему необходимо выяснить, чем занимается его дочь: работает ли она или живет на полном иждивении старухи.

Поэтому с утра Сергей Бабкин сидел в теплой машине и наблюдал за подъездом. Тогоев еще раз предупредил его о том, что девушка не должна ни о чем подозревать, а для Бабкина это означало, что расспросы пока исключены.

– Ножками-ножками, глазками-глазками, – пробормотал он под нос старую присказку оперативника, с которым когда-то работал в одном отделе, и потянулся за термосом с кофе.

Юля вышла около полудня, когда дождь уже закончился. Вслед за ней из подъезда выскочила какая-то девчонка, прошлепала по луже в смешных резиновых сапогах с нарисованными на них ярко-розовыми бегемотами. Пробегая мимо машины Сергея, она оступилась с бордюра, и брызги долетели до стекла. Бабкин на короткое время отвлекся, а когда обернулся, Сахаровой уже не было видно.

В первую секунду он испугался, что она незаметно села в одну из припаркованных возле дома машин, но уже в следующую заметил ее – Юля успела дойти до угла дома и там остановилась, словно бы в нерешительности.

Сергей не раздумывал больше: выбрался из машины и отправился за ней. Он видел, что девушка достала телефон, но звонить не стала – посмотрела на экран и убрала его в сумочку. «Проверяет, нет ли сообщений? Пропущенных вызовов?» – гадал Бабкин, понемногу приближаясь к ней. Но Юля, не оглядываясь, пошла вдоль дома, спустя пару шагов снова нервным движением вытащила телефон из сумки, и тогда он догадался. «Время! Она смотрит на часы…»

В голове его мелькнула мысль, что Сахарова пришла на свидание, но он тут же понял, что ошибается: выглядела девушка, по выражению тетушки Бабкина, затрапезно: куцая курточка с капюшоном от ветра и дождя, торчащий из-под куртки свитер, грубые ботинки на толстой подошве… «Хотя кто их знает, современных девушек, в чем они ходят на свидания», – подумал Сергей, ощутив себя старым, заплесневелым грибом.

Юля между тем свернула от дома на тропинку, и Бабкин начал догадываться, куда она идет: эта дорожка выводила к торговому центру, построенному возле метро, – серебристому, похожему на огромный звездолет. Спустя пять минут они и в самом деле вышли к «звездолету», и Юля уверенно вошла внутрь.

Первый эскалатор, второй… Девушка поднялась на третий этаж, где вдоль стены выстроились полтора десятка кафе быстрого обслуживания. Просторный зал с высоким стеклянным куполом был почти пуст в это время дня.

«Не поесть же ты сюда пришла, голубушка? – мысленно обратился Бабкин к Сахаровой, остановившейся посреди зала и озиравшейся вокруг. – Тебе кто-то нужен. И где этот „кто-то“?»

Словно отвечая на его вопрос, из дальнего угла поднялась сутулая фигура в мешковатом спортивном костюме, махнула рукой, явно адресуясь девушке. И та быстрыми шагами прошла за столик, а Бабкин, не раздумывая, так же быстро подошел к витрине.

– Чашку капучино, пожалуйста, – попросил он и, получив кофе, пошел вдоль стены, ощущая себя слишком громоздким – как всегда в подобных случаях. Подойти и усесться за соседний столик было немыслимо, Сахарова запомнила бы его. Поэтому Бабкин решил ограничиться наблюдением издали, чтобы не привлекать к себе внимания.

Однако ему неожиданно помог случай. Не успел он сесть, как от эскалатора раздались громкие торжествующие крики, и стайка подростков лет тринадцати-четырнадцати рассыпалась по кафе, хохоча и перекрикиваясь. Девчонки с оголенными животами, мальчишки в таких широких джинсах, что, казалось, те вот-вот свалятся с них, – они тут же оккупировали столики, зашумели, требуя пирожных и кофе у растерявшейся официантки. Это был сбежавший с уроков класс, что немедленно стало ясно из выкриков ребят.

Юля и парень в спортивном костюме повернулись на ор, и Бабкин увидел, как скривилась девушка. Сам он, оказавшись неподалеку от детей, встал и двинулся в глубь зала, ближе к столику Сахаровой. Теперь этот маневр выглядел совершенно естественно: взрослому человеку не захотелось находиться рядом с орущими, невоспитанными школьниками. Но, почти добившись своего и уже собираясь поставить поднос с кофе на стол, Бабкин заметил то, что до этого ускользнуло от его внимания: столик Юли и ее приятеля находился возле декоративной колонны, за которой сбоку прятался еще один – маленький, рассчитанный на одного едока.

Решение он принял тут же. Девушка сидела, отвернувшись от него, ее спутник тоже, и Сергей не стал терять время: за несколько шагов преодолел расстояние до колонны, проскользнув за спиной дочери Тогоева, и опустился на легкий алюминиевый стул, бесшумно поставив перед собой поднос. Теперь пара была справа от него; Бабкин не мог видеть их, но зато слышал отлично. В чем он убедился, стоило парню в спортивном костюме открыть рот.

– Так не пойдет, – протянул слегка гнусавый голос, растягивая гласные. – Мне рисковать не с руки, сама понимаешь.

– Какой у тебя риск? – спросила Юля, понизив голос. – Старуху в подъезде по голове стукнуть? Код от двери я тебе скажу. Подъезд огромный, полутемный, там где хочешь можно спрятаться. Да и не войдет никто! Опасаешься, что тебя заметят? Трусишка ты, Леш! Каким был, таким и остался. Я помню, ты даже списывать у меня боялся.

– Да не… Я ж тебе сказал: половина суммы сразу – и никаких разговоров. Получит твоя бабулька кирпичиком по темечку. Да не стремайся ты, что завертелась?

– А ты погромче не можешь орать? – зашипела девушка.