Танец марионетки

Единственная, с кем Анжелика не очень уютно себя чувствовала — это была Марго, её личная служанка, оказавшаяся молочной сестрой Жоффрея де Пейрака.

Впрочем, возможно, это потому, что она помнила, как Марго понимающе улыбнулась в то, первое утро, войдя к ней в комнату в сопровождении служанок, несших тазы с теплой водой для умывания. Анжелику эта улыбка настолько смутила, что она окрасилась румянцем до самых плеч.

Графиня уже давно отпустила служанок и сидела возле туалетного столика, расчесывая волосы и смотрясь в зеркало. Её нынешний образ ей очень нравился, он был весьма привлекательным.

— Что же в этом удивительного: даже самая обыкновенная женщина сможет привести в восторг толпу, если она одета и украшена драгоценностями, как королева. — усмехнулась она.

Юная графиня вспомнила, с каким восторгом была встречена гасконцами в то первое утро, как они без конца говорили комплименты. Может, именно эта говорливость южан и сыпавшиеся со всех сторон восторги по поводу её красоты помогли ей относительно спокойно пережить первую встречу с мужем. Жоффрей де Пейрак склонился перед ней в глубоком поклоне и, едва ощутимо, прикоснулся губами к её руке.

Несмотря на то, что его прикосновение нельзя было назвать даже легким поцелуем — это было едва заметное дуновение ветерка — пальцы у нее затрепетали. Анжелика несколько поспешно направила свое внимание на подошедших к ним дворян, и стала отвечать им в такой же шутливой манере, стараясь, чтобы её волнение не было замечено.

В тот день тоже был прием, правда не такой многочисленный, как сегодня, и она с удовольствием окунулась в эту праздничную суету, которая давала ей возможность почти не встречаться с мужем даже взглядом, не то что вблизи.

Уже поздно вечером, провожая её из залы, граф так же глубоко поклонился, дотронулся губами до её пальчиков и пожелал спокойной ночи.

— Приятных снов, дорогая, — сказал он тогда. И она так и не смогла понять было сказано это серьезно или с усмешкой.

Анжелика боялась каждого шороха этим вечером, и даже ночью ожидала, что услышит шаги мужа. Но он так и не пришел. Как не приходил больше все это время. Она стала спокойнее, но не понимала его поведения. Зачем нужен был весь этот фарс с брачной ночью, которая для нее была драмой, если сейчас он не возобновляет своих притязаний. Или… её поведение тогда… оттолкнуло, а может и шокировало его? А впрочем, так даже лучше. Она перестала вздрагивать, увидев его высокую нескладную фигуру рядом с собой. Но её все равно охватывал трепет, когда он удерживал руку для поцелуя. И она по-прежнему боялась взглянуть на него. Его внешность пугала. Он не казался ей омерзительным, как в первый день.

— Он не кажется мне таким, потому что больше не притязает на меня. — поняла Анжелика. — Но он все равно ужасен.

Жоффрей сидел в кресле в своей комнате и читал книгу. Перелистывая время от времени страницы, он не обращал внимание на то, что держит её вверх ногами.

— Как я сегодня сплоховал, когда позволил себе не прислушиваться к разговору, а наблюдать за своей маленькой госпожой. Я рассматривал Анжелику так, как будто впервые увидел. Лицезреть её было наслаждением. Она как мотылек… Нет, мотыльками были все эти женщины, хотя легкими, красивыми, но… серенькими и прозрачными, которых видишь насквозь. Можно угадать каждое их желание и предугадать каждое движение. Анжелика была бабочкой, прекрасной и разноцветной, меняющей оттенки в разных обстоятельствах. И из-за этого нельзя было разобрать её настоящий рисунок. Она порхала по зале, как над клумбой: приглядываясь, принюхиваясь, оценивая, заманивая своим невероятно легким танцем. Взмахнув своими очаровательными маленькими крылышками, меняла направление и летела дальше.

— Но эта восхитительная бабочка все время летала подальше от меня. Она боялась, что ужасный колдун схватит её, и лишит возможности танцевать и веселиться. Она и не подозревала, что ужасный колдун с самозабвением наблюдает за ее танцем, и сожалеет о том, что не может к ней присоединится.

Де Пейрак вздохнул и перевернул страницу.

— Она меня по-прежнему боится. Не отшатывается, не вздрагивает, а… застывает. И меня это… задевает. А я боюсь, даже намекнуть ей на ту ночь, боюсь увидеть её лицо, выражение ужаса и отвращения на нем. Но как она была спокойна и возвышенна утром… Так, будто ничего и не было, ничего не произошло. Спокойно шутила с Андижосом, улыбалась кривляке Пегилену и юному Сербало. Я бы понял такое поведение у взрослой женщины, которая многое познала. Но у этого маленького ангела, потерявшегося на пыльной дороге… Не понимаю. Хотел бы я увидеть хоть одну, пусть и робкую улыбку, но подаренную именно мне.

А как затрепетали её пальчики, когда я их поцеловал. Как крылышки у бабочки, попавшей в сачок и старающейся выбраться из него. И это меня тоже… задевает. И я начинаю ей неоправданно язвить.

Жоффрей с возмущением на самого себя посмотрел в книгу. Заметил, что он при всем желании не смог бы прочитать ни строчки, держа книгу вверх ногами, с раздражением захлопнул и отшвырнул. Книга с шелестящим протестом скользнула по столу, и, в отместку за такое обращение с ней, разметала листы бумаги со стола по полу.

Глава 5

Сломанная кукла

Анжелика медленно ходила по грабовой аллее. Она забралась в самый глухой её уголок, в который редко кто забредал. Чтобы подумать. Молодая женщина была в смятении и не знала, что ей делать. Ей казалось, что она допустила какую-то оплошность, проявила невероятную бестактность, но не могла уже ничего изменить. Ей надо придти в себя и немного успокоиться. Надо подумать, как ей быть дальше. Хорошо, что Альфонсо прекрасно справится со всем и без нее. Скоро начнут съезжаться гости, а хозяйки нет. Ну и пусть. Она ведь хозяйка, графиня, никому не должна давать отчёта — где она и что делает. А ведь день начинался хорошо и даже интересно.

* * *

Вчера был большой бал у сенешаля.

— И мне, как мадам де Пейрак, надлежит быть самой блистательной дамой Тулузы, затмить всех красотой и нарядами, — с иронией думала маленькая графиня.

Граф де Пейрак, как всегда в таких случаях, когда речь шла о больших приемах в Тулузе, пришел к ней без предупреждения, сел у туалетного столика, и внимательно следил за тем, как одевается его жена, словами направляя руки Марго и горничных.

— У него безупречный вкус. — признала Анжелика. — Для него нет тайн в дамских нарядах. — Подумав об этом, она покраснела, вспоминая, как даже не заметила в брачную ночь, что она уже обнажена. Это точно — тайн нет.

— Вчера я была действительно красива в атласном платье цвета слоновой кости. Может даже ослепительно красива. Да и как можно не быть прелестной и очаровательной, если ты графиня де Пейрак.

Она вспомнила, как с восхищением смотрела на свое отражение в зеркале и увидела рядом темный силуэт Жоффрея. Её охватило отчаяние: — Что стоит все это богатство и роскошь, по сравнению с ужасной судьбой — всю жизнь быть связанной с хромым уродом.

Граф поймал в зеркале взгляд Анжелики и поспешно отошел в сторону:

— Что с вами? Вы не кажетесь себе привлекательной и элегантной?

Анжелика мрачно смотрела на свое отражение:

— Нет, что вы мессир.

— Так в чем же дело? Вы могли хотя бы улыбнуться…

Граф вышел из комнаты. Анжелике послышался тихий вздох.

Когда де Пейрак уже вышел, она увидела на столике красный сафьяновый ларец, который, видимо, он принес с собой. Открыв его, Анжелика нашла в нем такое изумительное бриллиантовое колье, которое не смогла бы представить и в самых смелых мечтах.