Танец марионетки

В упоении она побежала за ним так быстро, что они почти столкнулись, когда Жоффрей обернулся на стук её каблучков. Щека Анжелики коснулась его плеча, в то время как граф внезапно твердой рукой привлек её к себе. Его лицо оказалось так близко, что она содрогнулась и отпрянула, успев только произнести:

— Благодарю вас мессир.

Граф тотчас отпустил её и бесстрастно, с оттенком презрения, произнес:

— Благодарите? За что? Не забывайте дорогая, что вы жена графа де Пейрака, последнего, кто носит титул прославленных графов Тулузских, и поэтому должны быть самой очаровательной и самой нарядной. Отныне не считайте себя обязанной благодарить меня.

С этими словами он развернулся и ушел.

Анжелика медленно вошла к себе в комнату. Она была растеряна. Когда его рука схватила и прижала её к себе… Она не подозревала, что он обладает такой силой: этот человек выглядит худым, изысканным и изнеженным… Он мог бы переломить её словно тростинку. В то же время она почувствовала жар его руки, и это тоже испугало её. Она помнила его горячие руки на своем обнаженном теле, от которых… она теряла голову. Но сейчас она была одета!.. А ощущала в это мгновение почти то же, что и в ту ночь! Правда слабее. И она отшатнулась от него. Не только потому, что её ужасало его лицо, но она боялась этих рук, которые делали её слабой. Она не хотела обидеть графа. Но ничего не могла с собой поделать.

Анжелика закрыла глаза, как воочию услышала его презрительный голос, который так не вязался со всем, что произошло в её комнате и в галерее. Или она все это придумала? Интонации его голоса хорошо соотносились со словами, что он бросил ей: вы только кукла, красивая кукла, которая должна быть нарядной во время приемов. Я хочу, чтобы все видели, чем я обладаю. И её сожаление о том, что она обидела Жоффрея де Пейрака пропало бесследно.

* * *

Анжелика продолжала медленно идти по аллее. Уже смеркалось и прием наверняка начался. Но возвращаться не хотелось. Хоть бы её подольше не начали искать. Несмотря ни на что, вчера был очень интересный день и бал был прекрасным. Сегодня день тоже был интересным и прекрасным… С утра…

* * *

Утром они завтракали с Жоффреем только вдвоем. Обычно за столом бывают близкие друзья — 10–15 человек. И ей это нравилось, потому что они отвлекали её внимание от графа, сидящего на другом конце стола. Нельзя же находиться по разные стороны стола долгое время и ни разу не посмотреть на сидящего напротив, хотя бы мельком. Когда было много народа, ей это удавалось. Но даже тогда, она постоянно чувствовала, что муж время от времени бросал на нее взгляды. И сейчас, завтракая только вдвоем, она особенно чутко это ощущала. Всей кожей… Его взгляд прожигал её насквозь и щеки покрывались румянцем. Под его взглядом она чувствовала себя обнаженной, и её маленькая грудь напрягалась под кружевом корсажа. В эти моменты она старалась взять бокал с напитком, или низко наклониться над тарелкой, разыскивая какой-нибудь кусочек в ней, даже если тарелка была уже почти пуста. Главное, не поднимать головы.

В столовую вошел слуга и доложил де Пейраку, что его хочет видеть какой-то господин. И протянул графу то ли конверт, то ли листок бумаги. Жоффрей сразу встал, бросил салфетку на стол, хотя обычно просил, чтобы гость подождал или приглашал к столу. Проходя мимо Анжелики, он приподнял её свободную руку и наклонившись поцеловал кончики пальцев:

— Простите, дорогая, я вынужден вас оставить. — Сказал он и ушел.

Анжелика с облегчением вздохнула. Напряжение, в котором она находилась все это время, немного ослабло. А его поцелуй… У неё горели кончики пальцев. Обычно это было легкое дуновение ветерка, а сейчас… Восстановив дыхание, молодая графиня сложила салфетку, встала из-за стола и вышла из столовой.

Проходя по внутренней галерее, она встретила мужа, разговаривающего с незнакомцем. Это был довольно высокий мужчина лет тридцати пяти, судя по всему итальянец, так как он заговорил сначала на итальянском, постепенно перейдя на немецкий, который Анжелика хорошо понимала, хотя говорила на нём плохо.

Именно на этом языке граф и представил ей незнакомца:

— Профессор Берналли из Женевы оказал мне большую честь, приехав побеседовать со мной о научных проблемах, которые мы вот уже долгое время обсуждаем в регулярной переписке.

— Я не хочу докучать вашей очаровательной супруге, мессир граф, абстрактными разговорами и формулами. Наверняка у такой очаровательной дамы есть более интересные дела, — с неловкостью сказал профессор. Анжелика не чувствовала в его тоне желания избавиться от нее, он действительно думал, что ей будет неинтересно. Поэтому она просто мило улыбнулась. К тому же ей было интересно узнать, кто этот человек, о чём они будут говорить. Если муж позволит ей остаться.

— Разрешите мне присутствовать при вашем разговоре, господин профессор, я не буду вам мешать, сяду у другого окна в сторонке.

— О, конечно, госпожа графиня, если вы сами этого желаете, я буду рад.

Анжелика сказала так, отчасти из бравады, отчасти из любопытства. Она уже знала, что её муж ученый и находится в переписке со многими другими учеными. У них уже побывал в гостях один — Фабрицио Контарини*, венецианец. Она увидела, как Жоффрей бросил на неё заинтересованный взгляд. Он промолчал. Значит она может быть рядом с ними. И это взгляд понравился ей больше, чем те, которыми он одаривал её в столовой. Он её не смущал.

Анжелика взяла корзиночку с вышиванием и стала прислушиваться к разговору мужчин.

Расположившись в кресле в одной из своих излюбленных непринужденных поз, вытянув ноги перед собой и положив их на край маленькой скамеечки, Жоффрей де Пейрак казался не более серьезным, чем когда обсуждал с дамами рифмы сонета. Его собеседник, напротив, был страстно увлечен беседой и в напряженной позе сидел на краешке стула:

— Я приехал из Женевы, преодолел заснеженные поля и реки, чтобы принять ваш вызов в споре о Декарте**. Я вас слушаю.

Во время беседы, профессор Берналли то приходил в возбуждение, то восхищался доводами де Пейрака, то замолкал и задумывался. Граф в это время с улыбкой смотрел на него. Он ни разу не повысил голос, не раздражался, был спокоен и уверен в себе.

Распаленный беседой Берналли встал, сделал несколько шагов по комнате. Остановившись, несколько раз попытался что-то сказать, открывая рот, словно рыба, покачал головой и снова сел.

Я бы счел вас безумцем, — сказал он, — но чувствую, что готов согласиться с вами. Ваша теория могла бы помочь мне завершить моё исследование о движении жидкостей. Но будьте осторожны, дорогой мой! Если меня — а мои слова никогда не были столь смелы, как ваши, — посчитали еретиком и вынудили бежать в Женеву, то что ожидает вас?

— Ба! — воскликнул граф. — Я не пытаюсь никого убедить, если только это не люди науки, способные меня понять. Зачем что-то доказывать дуракам, которые слушают и слышат только себя.

Когда Берналли ушел переодеться, Жоффрей де Пейрак встал и подошел к оконному проему, возле которого сидела его жена.

— Вы очень молчаливы, моя милая. Впрочем, как обычно. Вас не усыпили наши разговоры?

— Нет, напротив, мне было очень интересно, — задумчиво произнесла Анжелика и впервые не отвела взгляда от лица мужа. — Я не могу сказать, что все поняла. Но такие разговоры мне нравятся больше, чем беседы наших дам и их пажей о поэзии.