Танец меча

–  Триста метров на запад!… - пауза.
– Четыреста метров на юг!
– пауза.
– Триста метров на восток! Двести метров на север!

–  Как он может быть сразу на севере и на юге?

–  Может! Мефодий… дальше как?… Буслаев? Едет вокруг дома! В такси!
– доложил король джиннов.

–  Один?
– спросила Ната.

–  С ним - девушка-страж с невидимыми крыльями и… - Эйшобан наклонился, разглядывая что-то, и озабоченно добавил: -… некромаг! А этому чего тут надо?

* * *

Когда человеку плохо, он может: а) испортить всем настроение; б) поплакаться кому-нибудь в жилетку; в) залечь на дно; г) сделать себе еще больнее, затмив старую боль новой; д) прикинуться, что ничего не произошло.

Ранив Троила, Мефодий выбрал средний вариант между в) и д). Он вернулся в университет и сходил на химию, после чего поехал домой, но не в общежитие озеленителей, а к матери. Показываться на глаза Дафне было сейчас слишком больно. Он не представлял, что ей скажет.

По дороге Меф встретил двух однокурсников, которые случайно утопили в банке с пивом окурок, и теперь шатались по корпусу и искали кого угостить, потому что выливать было жалко. Один был юное дарование и победитель городских олимпиад, а другой просто дарование, поскольку поступил в универ после армии, с третьей попытки.

Меф пить дальновидно не стал, усмотрев в щедрости подвох, но от предложения пошататься не отказался. В результате три часа спустя юное дарование, оказавшееся слабеньким, было бережно посажено на лавочку у остановки. Просто дарование - не юное - вытащило у него кошелек, паспорт и телефон и отдало их на хранение Буслаеву.

–  Завтра ему отдашь! А то сопрут!
– со знанием дела сказало дарование, со второй попытки бодренько забираясь в автобус.

–  Эй, а что мне с этим делать?
– заорал Меф.

–  Ничего! Скоро прочухается! Только смотри, чтоб он сидел, а не лежал, а то менты загребут!
– крикнул из отъезжающего автобуса заботливый товарищ.

Меф придал заваливающемуся телу вертикальное положение. Тело шевельнулось и, не открывая глаз, ясно произнесло:

–  Молекулярный синтез - будущее человечества! Ты меня понял или тебе в рожу дать?

–  Понял и разделяю твою точку зрения.
– Буслаев бережно поправил на юном даровании шапку и, убедившись, что на них никто не смотрит, телепортировал. Сам Меф пил мало, но все же с телепортацией перемудрил. Вместо площадки у лифта, где он мог, притворяясь усталым студентом, открыть дверь своим ключом, сразу оказался в комнате рядом с Эдей. В другое время Хаврон закатал бы по этому поводу истерику, но сейчас он лишь дрогнул бровью, и этим все ограничилось.

Эде было не до Мефа. Опустившись на четвереньки, Хаврон, как пес над костью, склонился над лежащим на ковре стеклянным шаром. В двухэтажном коттедже горели окна. Женщина с ногами балерины целовала полноватого крепыша в спортивном костюме, в котором угадывался сам Э-Ха. У спортивной машины прохаживалась русская борзая.

–  Дай посмотреть!
– Меф потянулся к шару. Щелкнули зубы. Меф едва успел отдернуть руку.

Нет, укусить его пыталась не горбатая собака, заключенная в шаре, а его родной дядя.

–  Не трогай мое счастье!
– зарычал Хаврон. Меф с сомнением посмотрел на Эдю. Дядя был небрит. Даже шея, и та заросла. Глаза в сетке красных жилок. На счастливого человека он походил мало.

–  Вампир Вурдалакович Упырев, сетевой распространитель томатного сока!

– заявил Меф.

В другой раз Эдя сразу понял бы, о чем речь, но не сейчас. Вся душа его была в шаре.

–  Это хто?

–  Ты, - сказал Меф и пошел на кухню к матери. Зозо сидела за столом и, разглядывая свое отражение в чашке с чаем, поправляла волосы. Отца дома не было.

–  Он пошел за цветами!
– краснея, объяснила Зозо.

Меф огляделся. Цветы стояли повсюду - в стаканах, в мойке, в кастрюлях и даже в чайнике.

–  Не пора притормозить?
– осторожно спросил Меф.

–  А как же тогда он будет показывать свою любовь?
– удивилась Зозо и тут же, без перехода, продолжала:

–  Твой дядя чокнулся! Говорит, что, если он будет упорно смотреть в свою стекляшку, шар лопнет и все эти глюки станут правдой. Он называет это визуализацией счастья.

–  Э-э… - осторожно протянул Меф.
– А ты сама заглядывала в шар?

Зозо смутилась.

–  Ну да! Мы с твоим папой заглядывали! Сейчас он его и в душ таскает, а в первые дни не таскал!… И списки невест все порвал! А какие были списки! Игорь рыдал и плакал!

Меф попытался представить себе своего отца рыдающим, и у него заклинило воображение.

–  И что вы там видели?

–  Да то же, что и все! Дом, собака, машина! Странная девица, у которой нельзя разглядеть лица… То боком стоит, то отвернется… - Зозо не выдержала и плюнула в чай.

–  Странно!
– признал Меф.
– А что за девушка? Не Аня?

–  Я, конечно, не анатом, но все-таки у Ани не такие ноги!
– сказала Зозо громко, чтобы было слышно в комнате.

Меф попрощался с матерью, крикнул дяде «пока!», на которое тот не отозвался, и ушел. У подъезда он встретил отца, который стоял и, обнимая цветущее тропическое растение в горшке, рассказывал Дафне, как сильно любит свою жену. Дафна слушала его с понимающим лицом, параллельно пытаясь врезать локтем по рюкзаку, в котором Депресняк творил безобразия.

Меф остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. С отцом он всегда испытывал сложные чувства. И смущение, и напряжение, и легкий стыд, и постоянное ожидание, что отец чего-нибудь такое ляпнет.

–  О! Сын! Как учеба?
– В попытке обнять его Игорь Буслаев взмахнул тропическим растением.

–  Лучше не бывает, - отозвался Меф. Тут же спохватился, что звучит грубо, и уточнил: - Согласно учебному плану.

Игорь Буслаев ущипнул его за щеку.
– В тебе кипят мои гены! Твоя мать, хоть и королева моего сердца, все же, прости меня, недалекая женщина! Вы меня понимаете, Дашенька! Вы же тоже не ангел во плоти!

Дафна воздержалась от ответа, чтобы не рисковать перьями. Меф засопел.

–  Ну-ну, мальчик! Я всегда говорю правду, оттого у меня и столько завистников!… Кстати, мне нравится твоя девушка! В ней есть полет!… Только не спешите с внуками! Я не готов быть дедом еще лет тридцать! Ну прощайте, батенька, мне пора!

Игорь Буслаев еще раз взмахнул цветком и отправился на штурм подъезда. Сделав пару шагов, вернулся, обнюхал губы Мефа и таинственным шепотом сказал:

–  Сын мой Пушкин, послушай старика Державина! Никогда не мешай горячительные напитки! Литература не переносит коктейля жанров!