Танец меча

–  И к кому же ты требуешь, чтобы я поехала? К человеку, который меня не ждет? Который понятия не имеет, чего хочет? К инфантилу, сохранившему интеллект Карлсона до зрелого возраста?
– почти со злостью крикнула Аня.

Улита прищурилась.

–  Значит, любишь?

Аня не сказала ни «нет», ни «да», только упрямо повторила, что никуда не поедет. Бывшая секретарша мрака не видела проблемы.

–  Ну так просто позвони! Скажи: мол, убиралась в телефонной книге, наткнулась на номер, аппарат старый, память ограниченна. Хочу понять, оставлять тебя или нет.

Аня засмеялась.

–  А чего такого-то?… - продолжала Улита.
– Хотя, конечно, телефон - это ненадежно. Лучше встреться с ним у подъезда. Ля-ля тополя, проходила мимо с пересадкой на пять электричек. Какой-то ты похудевший, бледный! Идем, я тебе погадаю на борще и котлетах!

–  Он в кафе работает. Там с голоду не умрешь.

–  М-м-м… Тяжелый случай! Ну, хочешь, я вместо тебя ему позвоню? Скажу: это тетя Липа из сельсовета! Ваша Аня несмертельно ранилась тяпкой! Срочно приезжайте к ней в деревню, а то мы у нее электричество отключим и навоз не завезем!
– Слова у Улиты не расходились с делом. Она еще говорила, а сама уже тянулась за телефоном.

Аня схватила ее за руку.

–  Не надо!
– торопливо сказала она.
– Просто не надо, и все! Это не так должно происходить, а по-другому я не хочу!…

В ее торопливом шепоте было что-то такое, что Улита поняла и сдалась.

–  Ну хорошо. Не хочешь, чтобы мы помогали тебе, давай помогать мне. Жалеть меня и все такое! То, что я выгляжу как танк, не означает, что я не нуждаюсь в участии!
– великодушно согласилась она.

–  Ты веселая, - сказала Аня.

–  Я разная, - оспорила Улита.
– Вела я тут дневничок. Записывала в него разные полезные мыслишки про меня саму. А потом пролистала: что год назад мне смешно было - теперь грустно. Я чувствую, что мало-помалу… ну меняюсь, что ли. Вообще дневничок - полезная штука. Вроде фотографии души.

–  Дашь почитать?

–  Тебе дала бы!
– сразу согласилась Улита.
– Ноу проблемой, как говорит амиго Ромасюсик. Только одна маленькая проблема. Дневничок у меня заговоренный. Кто чужой заглянет - получает заряд из дробовика.

–  А дробовик где? Ведьма вздохнула.

–  Он в воздухе растворенный. А заклинание необратимое… А что, ты гостей только супом кормишь? Чего-нибудь поосновательнее есть?

Аня встала и спустилась в подпол за картошкой и квашеной капустой. Она чувствовала уже, что это надолго. Лампочка перегорела, и Аня возилась довольно долго, в темноте отыскивая миску, в которую можно переложить капусту. Внезапно люк захлопнулся, и полоска света на ступенях исчезла. Мало того - Аня услышала скребущийся звук и поняла, что Улита сдвигает с места стол.

Аня кинулась к лестнице. Руки у нее были слабые. Нагнув голову, она плечами налегла на люк, но тут услышала, как снаружи кто-то барабанит в дверь так сильно, что сотрясается весь дом.

–  Минуту! Я одна и ищу ключ!
– крикнула Улита. Люк разбух от сырости и закрывался неплотно, с щелью. Аня прильнула к щели. Она увидела, как Улита окунает палец в варенье и что-то быстро пишет на полированном сиденье стула. Потом показывает Ане свой телефон и торопливо засовывает его под половик.

Стук не умолкал. Казалось, еще немного, и дверь сорвут с петель. Улита глубоко вздохнула, обреченно оглянулась и потянула засов. Со своего места Аня видела белый срез скатерти и чуть полноватые широкие голени Улиты в темных полусапожках. Мужских ног было три пары. Средние - щеголеватые, в полосатых брючках в обтяжечку и почти кукольных, до блеска начищенных ботинках. Справа и слева от щеголеватых ножек громоздились колонны в одинаковых кожаных брюках и громадных ботинках, перемазанных рыжей глиной.

–  Ведьма Улита, секретарша мечника Арея? Велено доставить тебя на Большую Дмитровку! Сдай рапиру!
– произнес гнусавый голос. По нетерпеливому движению колена Аня определила, что говорили «брючки в полосочку».

Темные полусапожки отступили.

–  Никуда я не пойду!

«Брючки в полосочку» остались на месте, зато ноги-колонны выдвинулись и взяли темные полусапожки в клещи:

–  У нас подписанный договор! Или скажешь: кровь на нем не твоя?

Полусапожки пытались метаться, но ноги-колонны не выпускали.

–  У меня эйдос! Вы его не отберете!

–  Вот и расскажешь об этом кому надо! Эйдос эйдосом, а тело наше. Надо было читать условия контракта, - заявили «полосатые брючки».

–  Вы пожалеете! Троил узнает! И Эссиорх! Полоски на брючках пошли рябью.

–  Троила насадили на меч. Он может откинуть копыта с часу на час… А твой парень, если хотел тебя сохранить, не должен быть нарываться. Вольгенглюк ничего не прощает. Взять ее!

У дверей произошла короткая возня. Аня услышала лязг металла, крик. С полки посыпались книги. Когда все стихло, она сильным рывком откинула люк и выбралась из подвала.

Улиты уже не было. Три пары мужских ног исчезли вместе с нею. Аня выбежала на крыльцо. На бетонной дорожке были отчетливо видны глинистые следы, однако они обрывались между домом и калиткой. Постояв, Аня вернулась в дом и подняла с полу опрокинутый в потасовке стул. По сладким буквам ползла медлительная осенняя оса.

«Скажи Э. И А.», - прочитала Аня.

Кто такой «А.», Аня не знала. В телефоне Улиты на «А» были десятки записей. Обзванивать все «А» подряд было глупо, и она начала с «Э», как с буквы более редкой.

И лишь нажав «вызов», она поняла, что поспешила, выбирая контакт. Вместо Эссиорха она позвонила другому «Э.» - Эде. Эдя не снял, хотя она прождала почти десять гудков. Она перезвонила со своего телефона - эффект тот же. Эдя ушел в глухую молчанку.

Тогда Аня позвонила последнему оставшемуся «Э» - Эссиорху.

* * *

Эссиорх рисовал и думал. Думал и рисовал. Движения кисти рождали мысль и сами становились мыслью. Мотоцикл уже долго стоял под окнами без работы, и Эссиорх знал, что тот ни за что сразу не заведется. Заставит уговаривать себя, продувать свечи, разгонять. Машины тоже умеют дуться.

Рядом с его мольбертом Варвара и Корнелий точили саперные лопатки. Отличные, военного образца, в густой консервирующей смазке, которую пришлось долго оттирать. Выглядели они как новые, да и были новыми. Сложно было поверить, что им лет по тридцать и они с военного склада под Севастополем. Рядом, у дивана, притворяясь ковриком, валялся Добряк. О том, что он не дохлый, можно было догадаться только по дрожанию ушей, когда его окликали.

–  Хочешь сказать, ты уже все сделала?
– недоверчиво спросил Корнелий, заметив, что Варвара отложила свою лопатку. Он недоверчиво провел по ее краю пальцем и ойкнул: на подушечке густо выступила кровь.

–  Он, бли-ин! А у меня почему тупая?
– спросил он с досадой на себя.

–  Потому что… Не уродуй инструмент! Сюда дай!
– Варвара молча забрала у него лопатку и стала точить.

Эссиорх незаметно наблюдал за Варварой и думал, что во многом она его опередила. Например, в неспешности точных движений. С недавних пор он постоянно повторял себе: «не суетиться, все будет хорошо». Сколько раз спешил, дергался, бросал важные дела, и всякий раз оказывалось, что это было ни для чего не нужно. Якобы важная встреча или срочное дело оказывались блефом и ни к чему не приводили. Напротив: медлительное и внешне случайное прорастало и укоренялось. Не мы творим дела. Мы лишь помогаем им происходить. Важное там, в глубине. Глубина же определяет и течение внешних событий.