Танец меча

Ехать было далеко. Образцовый семьянин заколебался, но три фантика от карамелек и щедро, с барского плеча, добавленная к ним фольга от шоколадки решили дело. Съехав с шоссе, они долго тащились по насыпной дороге с бездонными ваннами луж. Машина, осторожничая, совалась в них носом. От радиатора валил пар.

Деревенька была подмосковная, почти потемкинская. В двадцати домах жили дачники, приезжавшие на лето. Один дом продавался. Один был после пожара. От него осталась только стена с окном. На окне болталась закушенная форточкой синяя занавеска. В остальных восемнадцати домах жили деревенские.

Как во всякой географической единице, были тут своя продавщица, свои старушки-веселушки, свой предприимчивый мужик с трактором и телятами, свой пьяница, таскавший с заборов сохнущие сапоги и молочные банки (в деревне это называлось «Колян прошел»); своя конторщица, она же бухгалтерша, она же главная по всем делам, требующим вмешательства ручки и бумаги.

И была Аня. Вне правил. Не городская уже, но и не деревенская.

Улита встретила ее на огороде, в резиновых сапогах и ватнике. Аня гонялась за соседской курицей. Хитрая птица удирала короткими перелетками, петляя между яблонями.

–  Неправильно ловишь! Давай подмогну!
– задорно крикнула Улита от ворот.

Грянул выстрел. Ошметки курицы разлетелись по грядкам. Улита опустила мушкет с фитильным замком. Неизвестный немецкий мастер семнадцатого века ценил крупный калибр. Пули были в кулак. Улита подула на мушкет, и он исчез.

–  Я ее накормить хотела!
– вздохнула Аня.

–  Ей еду дают, а она удирает! Так ей и надо!
– не поверила Улита. Она жила долго, но таких чокнутых куриц никогда не видела.

–  Соседи меня прикончат.

–  Забирай ее в суп!
– распорядилась Улита.
– А с соседями я поговорю. Их куры будут обходить твой забор со стороны Северного полюса. А если тебе захочется кого-нибудь покормить, они будут подходить по одной, вежливо шаркая ножкой.

Аня подобрала курицу и пошла в дом. Улиту она помнила плохо и видела лишь однажды, когда та увязалась с Эдей. Однако бывшую ведьму это ничуть не смущало. Она была из тех, кто дружит с людьми тем больше, чем меньше их знает. Уже с третьей фразы Улита стала называть Аню «детка», хотя Аня, по человеческим меркам, была старше ее лет на пять.

Дом у Ани был полудеревенский-полугородской. Несколько иконок на стене. Книжные стеллажи вдоль стен, сбитые из половой доски. Тут же, среди неплотного строя книг, на электроплитке таз, в котором варилось варенье, щедро сдобренное утонувшими осами. Рядом с компьютером стояла лопата, причем по некоторым признакам было заметно, что чем дальше, тем чаще пользуются лопатой и тем реже компьютером.

–  Мне плохо!
– пожаловалась Улита, ножом выковыривая из курицы круглую мушкетную пулю.

–  Может быть, нашатырь?
– забеспокоилась Аня.

Улита поцеловала курицу в клюв.

–  Не в том смысле плохо, детка! Я не брезглива!… Я не понимаю одного. Зачем человек сначала подбегает к своему счастью, а потом отбегает? И вообще: почему когда ему хорошо, то плохо, а когда плохо, то хорошо?

Аня пожала плечами. Она не лезла ни расспрашивать, ни сопереживать, ни объяснять. Она вообще почти всегда молчала, и Улите это нравилось. Должность штатного оратора давно была занята самой Улитой. И бывшая секретарша мрака продолжала разглагольствовать, попутно приглядываясь к Ане. В Ане не было ни бьющего в глаза ума, ни бойкости, ни умения устраивать быт, но было что-то спокойное, надежное, настоящее, чего так не хватало «разбешаке» Улите.

–  Я не рассказывала, что обожаю придумывать психологические игры?
– спросила Улита.
– Ну допустим: ты приходишь в кафе и встречаешься с двумя разными людьми. Они между собой ссорятся. Один встает и якобы идет мыть руки. Другой в это время у тебя на глазах плюет первому в чай. А тот, что якобы руки моет, в гардеробе топчется на его куртке. Ты это в зеркало видишь. Твои действия?

–  Уйду потихоньку!
– сказала Аня.
– Хотя нет. Вначале вылью чай, потом незаметно вычищу тому, другому куртку и уйду… наверное, насовсем… А какой правильный ответ?

–  Детка! Я не говорила, что у меня есть правильный ответ. У меня есть неправильный вопрос, - хмуро сказала ведьма.
– Мне так проще. Я же деградантка!

Аня вопросительно вскинула на нее глаза.

–  Стремлюсь к высоким созерцаниям, а сама вытираю нос о скатерть!
– продолжала Улита.

–  Это как?
– удивилась Аня.

–  Фигурально!
– отрезала Улита. Настроение у нее в очередной раз прыгнуло, как висельник с табуретки.
– Ну все! Я поехала!

Она рывком встала. Аня, удивляясь, смотрела на эту странную встопорщенную особу, которая непонятно зачем приехала, а теперь непонятно зачем уезжает.

–  Подожди!

Улита остановилась. В стекло стучала мокрая рябиновая гроздь.

–  Не пообедаешь со мной?
– спросила Аня.

Жизненный опыт подсказывал ей, что, когда человеку плохо, его надо накормить, искупать и положить спать. Потом, при необходимости, повторить все три операции еще раз, начиная со ступени один. Древний рецепт Бабы Яги, многократно проверенный на Иванушке.

После второй тарелки супа Улита расплакалась.

–  Не подумай, что мне плохо! Наоборот, хорошо. Это у меня потоотделение через глаза, - сказала она, промокая полотенцем потекшую тушь.

–  Я этим полотенцем кастрюли беру… Возьми лучше красное!
– посоветовала Аня.

Улита взяла.

–  Как ты можешь жить в такой дыре?

–  Почему в дыре? Здесь хорошо. Летом автолавка приезжает по вторникам и четвергам, - сказала Аня мечтательно.

–  А магазин?

–  Есть и магазин, но автолавка интереснее. У них хлеб всегда горячий. Бабульки собираются печеньки всякие покупать. Переговариваются. Ждут.

–  И ты ждешь?

–  Я на велосипеде. Иногда, бывает, жду, когда лавка на переезде застрянет. Но редко.

Улита отыскала на полотенце чистый участок между двумя пятнами туши и громко высморкалась.

–  Все равно не понимаю: зачем тебе все это. Ты себя точно наказываешь, - сказала она сдающимся голосом.
– Почему не поедешь в Москву, к Эде?

Аня настороженно взглянула на нее.

–  Это он тебя послал?
– спросила она быстро. Улита честно замотала головой.

–  Нет.

–  Тогда, может быть, он тебе нужен?
– осторожно начала Аня.

И снова выстрел оказался в молоко.

–  Эдя, конечно, ничего. Не лишен утробной привлекательности. Но все же я пас. Можешь водить мимо экскурсии из Эдь, я не дрогну даже веком. Ты друтое дело. Он для тебя. Поезжай!