Танец отражений

— До.

— Тогда в промежутке должно скрываться какое-то медицинское учреждение. Может, криоцентр. Может… может, Майлза переложили в чьи-то банки постоянного хранения. — Неопознанного, нищего? На Эскобаре такая благотворительность возможна, но на Единении Джексона? Слабая надежда.

— Я молюсь об этом. Подобных учреждений у нас ограниченное число. СБ сейчас ими занимается. Однако лишь… замороженное тело требует такой квалификации. Простая механическая процедура опустошения и очистки камеры может быть проведена в любом корабельном медотсеке. Или инженерной секции. Безымянную могилу обнаружить труднее. А может и могилы нет, а тело было просто пущено в дезинтегратор, как мусор… — Граф уставился на деревья. Марк был готов поклясться, что деревьев этих граф не видит. Что перед его глазами то же видение, что и у самого Марка: маленькое замороженное тело, с развороченной грудной клеткой — чтобы его поднять, не нужен даже ручной тяговый луч, — небрежно и бездумно запихивают в устройство для переработки отходов. Поинтересовались ли они хотя бы, кем был этот человечек? Или для них это просто было нечто отвратительное? И что это за они, черт возьми?

Как давно мысли графа мечутся по одному и тому же кругу, и как, черт возьми, он может при этом гулять и разговаривать? — Как давно вы об этом узнали?

— Доклад пришел вчера днем. Так что, видишь… мне в известной мере стало важнее знать, твою позицию. В отношении Барраяра. — Он снова двинулся вверх по дороге, затем свернул на боковую тропинку, которая, сужаясь, круто забирала вверх между еще более высоких деревьев и редкого кустарника.

Марк с трудом тащился за ним. — Никто в здравом уме не пожелает иметь никакого отношения к Барраяру. Они сбегут от этих отношений. Прочь.

Граф ухмыльнулся через плечо. — Боюсь, ты слишком много беседовал с Корделией.

— Ну да, она оказалась почти единственной, кто желал со мной разговаривать. — Он догнал графа, замедлившего шаг.

Граф болезненно поморщился. — Правда. — Он зашагал вверх по крутой каменистой тропе. — Прости. — Еще пару шагов спустя он добавил со вспышкой черного юмора: — Интересно, когда я обычно рисковал, для моего отца это было так же? Если да, он достойно отомщен. — Слишком мрачно для юмора, оценил Марк. — Но поэтому более, чем всегда, необходимо… знать…

Граф неожиданно остановился и присел рядом с тропой, привалившись к стволу. — Странно, — пробормотал он. Лицо его, только что раскрасневшееся и взмокшее от подъема в гору и от теплеющего утреннего воздуха, внезапно побледнело и покрылось испариной.

— Что? — заботливо спросил запыхавшийся Марк. Он оперся руками в колени и уставился на графа, столь странно ставшего с ним сейчас одного роста.

У того на лице было растерянное, сосредоточенное выражение. — Думаю… мне лучше минуту отдохнуть.

— Мне подходит. — Марк тоже сел на ближайший валун. Граф не стал сразу продолжать разговор. Жуткое беспокойство стиснуло желудок Марка. Что с ним не так? С ним ведь что-то не так. О черт… Небо сделалось голубым и чистым, легкий ветерок зашелестел в кронах деревьев и еще несколько золотистых листьев спланировало вниз. Холод, пробежавший по спине Марка, не имел никакого отношения к погоде.

— Это не прободение язвы, — произнес граф сдержанным, отвлеченным тоном. — У меня уже одно было, и это не так. — Он скрестил руки на груди. Дыхание его сделалось неглубоким и частым, и его ритм не восстановился после сидения, как у Марка.

Что-то очень нехорошее. Марк решил, что храбрый человек, старающийся не выглядеть испуганным, — самое устрашающее зрелище, какое он в жизни видел. Храбрый, но не глупый: например, граф не сделал вид, что все в порядке, и не принялся снова карабкаться вверх по тропе, чтобы это доказать.

— Вы плохо выглядите.

— Я плохо себя чувствую.

— А что чувствуете?

— Э-э… боюсь, боль в груди, — признался он в явном смущении. — По сути, больше чем боль. Очень… странное… ощущение. Возникло на очередном шаге.

— Это не может быть несварение желудка, а? — Как то, что сейчас бурлит, кислотой обжигая внутренности самого Марка?

— Боюсь, нет.

— Может, лучше вызвать помощь по вашему комм-линку? — неуверенно предложил Марк. Чертовски ясно, что он ничего не может сделать, если здесь, судя по виду, требуется срочная медицинская помощь. Граф рассмеялся с сухим хрипом. Звучало неутешительно. — Я его оставил.

— Что?! Черт, вы же премьер-министр, вам нельзя ходить без…

— Я хотел гарантировать, что этот личный разговор никто не прервет. Разнообразия ради. Что половина заместителей министра из Форбарр-Султаны не перебьет меня звонком с вопросом, куда они задевали свои папки с повесткой дня. Я привык… поступать так для Майлза. Порой, когда дела слишком поджимали. Все с ума сходили, но в конченом счете… они… смирились. — На последнем слове голос его сделался выше и резче. Он совсем сполз на спину, лег на каменистую почву, усыпанную палыми листьями. — Нет… так не лучше. — Он протянул руку, и Марк, сердце которого от ужаса тяжело колотилось, потянул его и снова усадил.

«Парализующий токсин… сердечный приступ… я должен остаться с вами наедине… и ждать на ваших глазах минут двадцать, пока вы не умрете.» Как он заставил это случиться? Черной магией? Может он все-таки был запрограммирован, и одна часть его сделала с другой то, о чем он понятия не имел, как при раздвоении личности? Это я сделал? О черт…

Граф выдавил мертвенно-бледную усмешку. — Брось этот перепуганный вид, мальчик, — прошептал он. — Просто отправляйся домой и пришли мою охрану. Это не так далеко. Обещаю, я никуда не уйду. — Хриплый смешок.

«Я не обращал внимания на маршрут, которым мы шли. Я просто шел за вами.»

Не сможет ли он нести?… Нет. Марк не был медиком, однако у него было четкое и ясное ощущение, что попытаться этого человека двигать — очень плохая мысль. При всех новых объемах Марка граф был куда его тяжелее. — Хорошо. — Здесь не должно быть много поворотов, где он может свернуть не туда, ведь так? — Вы… вы… — «Не смей умирать у меня на руках, проклятье! Не сейчас!»

Марк развернулся и потрусил, заскользил по склону, а затем просто побежал вниз по тропинке. Направо или налево? Налево, по двухколесной колее. Хотя где, ко всем чертям, они на нее свернули? Они пробирались сквозь какие-то кусты — кусты тут были повсюду, и сквозь них полдюжины проходов. Они прошли мимо одного из устроенных для лошадей барьеров. Вот он? Почти все они выглядели похоже. Я заблужусь в этом чертовом лесу и буду бегать кругами… двадцать минут, пока у него не наступит смерть мозга и трупное окоченение, и… все они подумают, что я это сделал специально… Он споткнулся, оттолкнулся ладонью от ствола, с трудом восстанавливая равновесие и направление движения. Он ощущал себя бегущим за помощью псом из мелодрамы: когда он прибежит, то сумеет лишь лаять, скулить и валиться на спину, и никто не сможет его понять… Марк, задыхаясь, уцепился за дерево и оглянулся вокруг. Мху полагается расти у них с северной стороны, или это только на Земле? По большей части, деревья тут были земные. На Единении Джексона на южной стороне всего, включая дома, рос мерзкий скользкий лишайник, и приходилось его выцарапывать из дверных щелей… А! вот и ручей. Но шли они вверх или вниз по ручью? Дурак, дурак, дурак. В боку закололо. Он повернулся налево и побежал.

Аллилуйя! По дорожке впереди шагала высокая женская фигура. Елена направлялась обратно к конюшням. Он не только на правильном пути, он обнаружил помощь. Он попытался заорать. Вышло хриплое карканье, но ее внимание оно привлекло; она оглянулась через плечо, увидела Марка и остановилась. Он, шатаясь, двинулся в ней.

— Черт, что это с тобой стряслось? — Первоначальная холодность и раздражение Елены уступили место любопытству и зарождающейся тревоге.

— Графу… стало плохо…в лесу, — задыхаясь, выговорил Марк. — Можешь … привести сюда… его охранников?