Танец отражений

— Так… одобряете вы ее или нет? — озадаченно спросил он.

— Не уверена, что мое одобрение имеет значение. Империя похожа на огромную, обрывочную симфонию, которую сочиняет комитет. Уже триста лет. А исполняет ее компания музыкантов-любителей. Она обладает гигантской инерцией и по сути очень хрупка. Не то чтобы она стабильна или неизменна. Но может раздавить тебя, как слепой слон.

— Очень воодушевляющая мысль.

Она улыбнулась. — Сегодня вечером мы не бросим тебя в окружении совершенно незнакомых людей. Там будут Айвен и твоя тетя Элис, и молодые лорд и леди Фортала. И прочие, с кем ты уже встречался здесь за последние пару недель.

Плоды всех этих мучительных ужинов в узком кругу. Еще до болезни графа в особняк Форкосиганов был устроен парад избранных посетителей, с которыми знакомили Марка. Графиня Корделия в преддверии сегодняшнего вечера решительно продолжила этот процесс, невзирая на медицинский кризис, случившийся неделю назад.

— Я жду, что все будут по очереди выспрашивать нас о состоянии Эйрела, — добавила графиня.

— И что мне им говорить?

— Чистая правда всегда выигрышней. Эйрел в Имперском госпитале, ожидает, пока ему вырастят сердце для трансплантации. Пациент он очень трудный. Его терапевт попеременно грозится то привязать его к кровати, то подать в отставку, если Эйрел не будет себя хорошо вести. А во все медицинские подробности тебе вдаваться не надо.

Подробности, которые дали бы понять, как сильно пострадал премьер-министр. В самом деле. — А если меня спросят про Майлза?

— Рано или поздно… — она вздохнула. — Если СБ не найдет его тело, то рано или поздно надо будет официально объявить о его смерти. Пока Эйрел жив, я бы предпочла, чтобы поздно. Никто, кроме самых высоких чинов СБ, императора Грегора и нескольких должностных лиц в правительстве, не знает, что Майлз — не просто курьер СБ, офицер в скромном звании. Совершенно истинным утверждением будет «он отсутствует по делам службы». Большинство из тех, кто спросит тебя о нем, будет готово примириться с фактом, что СБ не сообщила тебе по секрету, куда и как надолго его отправила.

— Гален как-то говорил, — начал Марк и остановился.

Она спокойно на него поглядела. — Сегодня вечером Гален сильно занимает твои мысли?

— Отчасти, — признался Марк. — На это он меня тоже натаскивал. Мы прошли все основные церемониалы Империи, потому что он не знал наперед, в какое именно время года забросит меня сюда. День Рождения императора, парад Середины Лета, Зимнепраздник… все. Я не могу делать это и не думать о нем и о том, как сильно он ненавидел Империю.

— У него были свои причины.

— Он говорил… что адмирал Форкосиган — убийца.

Графиня вздохнула и откинулась на спинку дивана. — Да?

— А он убийца?

— У тебя была возможность понаблюдать за ним самому. Что думаешь ты?

— Миледи… я сам убийца. И не могу сказать.

Графиня прищурилась. — Верно подмечено. Ладно. Его военная карьера была долгой и сложной — и кровавой, — и стала предметом общедоступных сочинений в архивах. Но я думаю, что Гален в основном сосредоточился на Солстайнской Бойне, когда была убита его сестра Ребекка.

Марк молча кивнул.

— Это политофицер барраярского экспедиционного корпуса, а не Эйрел, отдал приказ об этом варварстве. Эйрел казнил его за это собственными руками, когда узнал. К несчастью, безо всякой формальности военного трибунала. Так что он избавлен от обвинения в одном, но не в другом. Да. Он убийца.

— Гален говорил, что этим он скрывал улики. Что был устный приказ, и лишь тот политофицер знал о нем.

— Так откуда мог о нем узнать Гален? Эйрел говорил иначе. Я верю ему.

— Гален говорил, что он палач.

— Нет, — категорически опровергла графиня. — Палачами были Гес Форратьер и принц Серг. Теперь эта порода вымерла. — Она слегка иронично, не разжимая губ, улыбнулась.

— Сумасшедший.

— По бетанским меркам ни один из барраярцев не нормален. — Она глянула на него, забавляясь. — Даже мы с тобой.

Особенно я. Он набрался решимости: — Мужеложец.

Она склонила голову. — Это для тебя имеет значение?

— Это… сильно отразилось на том, как именно Гален меня обрабатывал.

— Я знаю.

— Вы? Проклятье… — Он что для этих людей, совсем прозрачен? Виртуальная мелодрама ради их развлечения? Хотя не похоже, чтобы графиня развлекалась. — Доклады СБ, сомнений нет, — горько подытожил он.

— Они допросили под фаст-пентой одного из оставшихся в живых подручных Галена. Его имя Ларс, если тебе это что-то говорит.

— Говорит. — Он скрипнул зубами. Нет шанса сохранить человеческое достоинство — ему ни кусочка не оставили.

— Если отвлечься от Галена, имеет ли личная ориентация Эйрела значение? Для тебя?

— Не знаю. Но правда — имеет.

— Так и есть. Ну, по правде… я считаю его бисексуалом, но подсознательно мужчины его привлекают больше. Или скорее — солдаты, а не мужчины как вообще, как я думаю. Я, по барраярским стандартам, скорее жуткий, э-э, сорванец, и это стало решением его дилеммы. Когда он впервые меня встретил, на мне был мундир и это было во время неприятной вооруженной стычки. Он подумал, что влюбился с первого взгляда. Я так и не стала тревожить его объяснением, что это сработали его установки. — Губы графини сложились в улыбку.

— А почему нет? Или это ваши установки сработали?

— Нет, мне потребовалось, хм, еще четыре или пять дней, чтобы совершенно расклеиться. Ну, уж три — во всяком случае. — Глаза ее загорелись воспоминанием. — Жаль, что ты не видел его тогда, в сорок с небольшим. На пике формы.

Марку уже случилось подслушать, как графиня проводит словесное препарирование его самого, вот в этой библиотеке. Что-то странно успокаивающее было в знании, что ее скальпель не предназначен персонально для него. «Не только меня. Она делает это с каждым. Вот черт.»

— Вы… очень откровенны, мэм. А что об этом думал Майлз?

Она задумчиво сдвинула брови. — Он никогда меня не спрашивал. Возможно, этот несчастливый период юности Эйрела дошел до ушей Майлза в виде клеветы, сфальсифицированной его политическими противниками, и он не поверил и не придал значения.

— А почему вы рассказываете мне?

— Ты спросил. Ты взрослый человек. И… тебе гораздо важнее знать. Из-за Галена. Если между тобой и Эйрелом когда-нибудь наладятся нормальные отношения, ты должен видеть его ни ложно возвышенным, ни ложно приниженным. Эйрел — великий человек. Это говорю я, бетанка; но я не путаю величие с совершенством. Стать великим несмотря ни на что — это… величайший подвиг. — Она криво ему улыбнулась. — Это дает тебе надежду, а?