Танец отражений

— Скачковый пилот и инженер прибудут вместе с кораблем, это как минимум. А насчет суперкарго, ну… есть же все эти дендарийцы, застрявшие без дела на комаррской орбите. Полагаю, ты сможешь найти среди них одного-двух добровольцев. Очевидно, что отправиться обратно в джексонианское пространство на «Ариэле» они не могут.

— Куинни уже стерла себе до крови пальцы, царапаясь в дверь, — заметила Ботари-Джезек. — Даже Иллиан не сумеет ее дольше удержать, если СБ вскоре не добьется результатов.

— А меня Иллиан удержать не попытается? — испугался Марк.

— Не будь я нужна Эйрелу, я бы отправилась сама, — ответила графиня. — И чертовски уверена, что остановить себя я бы Иллиану не позволила. А ты — мой уполномоченный. СБ займусь я.

Марк был готов поклясться, что с нее станется. — Дендарийцы, о которых я думаю, кровно заинтересованы, но… я предвижу проблемы: как заставить их следовать моими приказам. Кто будет командовать этой маленькой тайной экспедицией?

— Есть золотое правило, мой мальчик. У кого золото, тот устанавливает правила. Корабль будет твоим. Выбор попутчиков будет за тобой. Если они захотят, чтобы ты их взял, они должны будут пойти на сотрудничество.

— Оно продлится до первого скачка. А потом Куинн запрет меня в чулане.

Графиня невольно фыркнула от смеха. — Хм. В этом и дело. — Она откинулась на спинку своего вращающегося кресла, сплела пальцы и минуту-другую сидела с полузакрытыми глазами. Потом широко их распахнула. — Елена, — обратилась она. — Ты присягнешь лорду Форкосигану? — Правая рука ее махнула в сторону Марка.

— Я уже давала клятву лорду Форкосигану, — сухо отозвалась Елена. Подразумевая — «Майлзу».

Серые глаза посуровели. — Смерть освобождает от любых обетов. — А затем вспыхнули: — Система форов никогда особо не справлялась с хитрой подачей, которую подкидывала ей галактическая технология. Знаешь, не думаю, что существует решение относительно статуса устной присяги, один из субъектов которой находится в криостазисе. В конце концов, слово не может быть твоим дыханием, если ты вообще не дышишь. Мы просто должны будем установить собственный прецедент.

Елена прошагала к окну и невидяще уставилась в него. Отражающийся в стекле свет ламп скрывал какой бы то ни было ночной вид за окном. Наконец, она решительно развернулась на месте, опустилась перед Марком на колени и подняла сложенные ладони. Марк машинально заключил ее руки в свои.

— Милорд, — произнесла она, — клянусь вам в повиновении как ваша подданная.

— Гм… — протянул Марк. — Гм… думаю, мне может потребоваться большее. Попробуем так. «Я, Елена Ботари-Джезек, свидетельствую в том, что я — полноправная подданная округа Форкосиганов. Сим я поступаю на службу под начало лорда Марка Пьера Форкосигана как простой оруженосец — оруженосица, — и буду считать его своим сеньором и командиром до тех пор, пока его или моя смерть не разрешит меня от этой клятвы.»

Потрясенная Ботари-Джезек уставилась на него снизу вверх. Если честно, не особо-то вверх. — Ты не можешь сделать этого! Или можешь?

— Ну, — произнесла графиня, с сияющими глазами наблюдавшая эту сцену, — на самом деле нет закона, гласящего, что графский наследник не может взять в оруженосцы женщину. Просто этого никогда не делалось. Традиция, знаешь ли.

Елена с графиней обменялись долгим взглядом. Неуверенно, словно под гипнозом, Ботари-Джезек повторила клятву.

Марк заговорил: — Я, лорд Марк Пьер Форкосиган, вассал секундус императора Грегора Форбарры, принимаю твою клятву и обещаю тебе свое покровительство как сеньор и командир; даю в том свое слово Форкосигана. — Он замолчал. — Вообще-то, — обернулся он к графине, — я еще сам не приносил присяги Грегору. Раз не было этой присяги, не лишает ли это законной силы эту?

— Это детали, — отмахнулась графиня. — Детали ты сможешь проработать позже.

Ботари-Джезек снова встала. Она глядела сейчас на Марка, как могла бы глядеть женщина, просыпающаяся утром с похмелья в постели рядом с незнакомцем, которого она не помнит по прошлому вечеру. Она потерла тыльную сторону кисти — там, где Марк касался ее кожи.

Власть. Так сколько же именно форской власти дала ему этот мелкая хитрость? «Сколько позволит Ботари-Джезек», решил Марк, глядя на ее атлетичное сложение и умное лицо. Опасность злоупотребить своим положением ему не грозит — Елена не позволит. Неуверенность на ее лице уступила тайной, вспыхнувшей в глазах радости.

Да. Это был верный шаг. И сомнений нет, насколько он угодил графине, откровенно улыбавшейся своему сыну — ниспровергателю традиций.

— Теперь, — сказала графиня, — сколько у нас времени на сборы? Как скоро мы будем готовы к путешествию?

— Немедленно, — отозвалась Ботари-Джезек.

— В вашем распоряжении, мэм, — отрапортовал Марк. — У меня такое чувство… нет, поймите, экстрасенорика тут не при чем. И даже не нетепение. Всего лишь логика. Но я считаю, что мы можем не уложиться по времени.

— Как это так? — спросила Ботари-Джезек. — Нет ничего статичнее криостазиса. Верно, мы все с ума сходим от неопределенности, но это наши проблемы. У Майлза времени больше, чем у нас.

Марк покачал головой. — Если бы замороженное тело Майлза попало в руки друзей или хотя бы нейтралов, они уже откликнулись бы на распущенные нами слухи о вознаграждении. Но если… кто-то… захотел его оживить, то ему пришлось бы сперва провести предварительную подготовку. Мы все сейчас прекрасно понимаем, сколько требуется времени, чтобы вырастить органы для пересадки.

Графиня сухо кивнула.

— Если там, куда Майлз попал — где бы это ни было, — его запланировали на операцию вскоре после получения тела, то сейчас они могут быть почти готовы его оживлять.

— Они могут все испортить, — забеспокоилась графиня. — Могут быть недостаточно аккуратны. — Она забарабанила пальцами по изящной перламутровой инкрустации.

— Я не согласна, — возразила Ботари-Джезек. — Зачем это врагам брать на себя труд оживлять его? Что за участь может быть хуже смерти?

— Не знаю, — вздохнул Марк. — «Но если такая существует, то готов держать пари: джексонианцы могут ее устроить.»

Глава 19

С дыханием пришла боль.

Он лежал на больничной койке. Это он понял, еще не открыв глаза: по неудобству, ознобу и запаху. Все казалось правильным. Смутно, хоть и неприятно, знакомым. Он заморгал и обнаружил, что веки у него слиплись. От какого-то пахучей, полупрозрачной медицинской жижи. Как будто он пытался смотреть сквозь заляпанное жиром оконное стекло. Он поморгал еще и сумел хоть как-то сфокусировать взгляд, однако был вынужден прекратить, потому что от усилия сбилось дыхание.