Танец отражений

— Ну, так плохо было не всегда, — с неловкостью признался он.

— Но ты должен понять, — упрямо повторила она еще раз, — что произошло со мной. Дело в моем отце.

— Что? — Ощущение было, словно его голову резко развернули налево на девяносто градусов. — Я знаю, какое к этому имеет отношение мой отец, а твой-то каким боком?

Она принялась ходить по комнате. Готовясь к чему-то. Когда она заговорила, то выпалила все единым махом: — Мой отец изнасиловал мою мать. Вот так появилась я, во время барраярского вторжения на Эскобар. Я узнала об этом несколько лет назад. Поэтоиму я болезненно чувствительна ко всякому насилию. Я его не выношу, — она стиснула кулаки, — и все же оно во мне. Я не в силах от него сбежать. Поэтому мне было очень трудно увидеть тебя ясно. У меня было такое чувство, словно последние десять недель я гляжу на тебя сквозь туман. А графиня его рассеяла. — Действительно, взгляд ее больше не был обжигающе холодным. — И граф мне тоже помог; не могу передать, насколько.

— А. — И что ему ответить? Значит, последние два часа они говорили не только о нем. В ее истории явно было что-то еще, но Марк уж точно не собирался спрашивать. Исключения ради, на этот раз ему не надо извиняться. — Я… не жалею о том, что ты есть. Откуда бы ты ни взялась.

Она криво усмехнулась. — Если честно, и я не жалею.

Марк испытывал очень странное чувство. Ярость перед насильственным вторжением в его личные дела спала, уступив место поражающей его самого беспечности. Он испытал огромное облегчение от того, что свалил с себя бремя тайны. Предмет его страхов усох и съежился, как будто, поделившись своими секретами, Марк в буквальном смысле сделал их меньше. «Готов поклясться, расскажи я еще четверым — и был бы совсем свободен.»

Марк спустил ноги с кровати, встал, схватил Елену за руку, подвел ее к стоящему возле окна деревянному стулу, забрался на него и расцеловал ее. — Спасибо!

Она выглядела изрядно ошеломленной. — За что? — выдохнула она со смехом. И твердо высвободила руку.

— За то, что ты есть. Что оставила меня в живых. Я… не знаю. — Он ухмыльнулся, словно навеселе, но усмешка сменилась головокружением; он слез со стула уже осторожнее и сел.

Она пристально на него поглядела и прикусила губу. — Зачем ты с собой это делаешь?

Нет возможности притвориться, что он не понял, какое такое это; физические проявления его навязчивого обжорства были налицо. Он чувствовал себя чудовищем. Марк резко провел рукой по вспотевшему лицу. — Не знаю. Полагаю, половина того, что мы зовем безумием, — это какой-нибудь бедняга пытается справиться с болью, избрав своей стратегией раздражать всех вокруг.

— Как это: справиться с болью, причиняя себе новую боль? — жалобно спросила она.

По лицу Марка, который сидел положив руки на колени и глядя в пол, скользнула полуулыбка. — Есть в этом некая притягательность. Отвлечь свой разум от реальности. Представь себе, сколько внимания требует зубная боль.

Она помотала головой: — Спасибо, лучше не надо.

— Гален пытался всего лишь исковеркать мои отношения с отцом, — вздохнул Марк, — но ухитрился исковеркать мои отношениями со всем, чем угодно. Он знал, что не сможет контролировать меня напрямую, стоит ему отпустить меня на Барраяр, потому должен был создать мотивации, от которых бы я никуда не делся. — Он медленно добавил: — А срикошетило это по нему самому. Гален тоже был моим отцом, в каком-то смысле. Приемным отцом. Первым, который у меня был. — И граф это осознавал. — Когда комаррцы забрали меня с Единения Джексона, я так жаждал собственной личности. Я, наверное, был тогда похож на свежевылупившегося птенчика, у которого сработал импринтинг на автопоилку — лишь потому, что это была первая штука размером со взрослую птицу, попавшаяся ему на глаза.

— У тебя удивительный талант к анализу информации, — сказала она. — Я это подметила еще на Единении Джексона.

— У меня? — Он моргнул. — Вот уж нет! — Конечно же, нет у него никакого таланта, иначе он добился бы результатов получше. Но все же за эту неделю, проведенную в крошечном кабинетике СБ, Марк, несмотря на всю свою досаду, испытал и некую удовлетворенность. Спокойствие монашеской кельи в сочетании с захватывающе трудной задачей, которую представляло собой это море информации… странным образом это напомнило ему безмятежные времена детства, колторые он провел в интернате для клонов наедине с виртуальной обучающей программой. Времена, когда никто не делал ему больно.

— Графиня тоже так думает. Она хочет тебя видеть.

— Что, сейчас?

— Она послала меня за тобой. Но я сначала должна была все тебе сказать. Пока дело не зайдет слишком далеко, и у меня больше не будет такой возможности. Или храбрости.

— Хорошо. Дай собраться. — Марк был бесконечно благодарен судьбе за то, что сегодня вечером к столу не подавали вина. Он отправился в ванную, ополоснул лицо ледяной водой, затолкал в себя пару таблеток обезболивающего и причесался. Поверх темной рубашки он натянул один из своих деревенского стиля жилетов и вышел вслед за Ботари-Джезек в коридор.

* * *

Елена привела Марка в личный кабинет графини — спокойную, строго обставленную комнату с окнами в сад, смежную со спальней. Спальней графа и графини. Марк кинул взгляд сквозь арку двери в темноту комнаты. Отсутствие графа казалось здесь почти физически ощутимым.

Графиня сидела за своим комм-пультом — не защищенным правительственным коммом, а просто очень дорогой коммерческой моделью. Перламутровые цветы, инкрустированные в черном дереве, обрамляли видео-пластину, над которой виднелось изображение встревоженного мужчины. Графиня резко произнесла: — Ну тогда узнайте насчет соглашений! Да, вечером, сейчас. И снова свяжитесь со мной. Спасибо. — Она хлопнула по клавише отключения и развернулась на кресле, оказавшись лицом к лицу с Марком и Ботари-Джезек.

— Узнаете насчет билета на Единение Джексона? — робко спросил он, надеясь безо всякой надежды.

— Нет.

— А-а. — Конечно же, нет. Как она может его отпустить? Он был идиотом. Бесполезно было и предполагать, что…

— Я узнаю насчет корабля для тебя. Если ты отправляешься на Джексон, тебе понадобится большая свобода передвижений, чем дает коммерческий космический рейс.

— Купить корабль? — ошеломленно выговорил он. А он-то думал, что фраза насчет часового завода была шуткой — Но это же безумно дорого, разве нет?

— Арендовать, если смогу. Купить, если придется. Кажется, есть три-четыре возможных варианта, находящихся на барраярской или комаррской орбите.

— Но все же… как? — Марк не думал, что даже Форкосиганы способны купить скачковый корабль просто из денег на карманные расходы.

— Я могу кое-что заложить, — довольно туманно заявила графиня, оглядываясь вокруг.

— С тех пор, как появились синтетические камни, пропала возможность отдавать в залог семейные бриллианты. — Он проследил за взглядом графини. — Не особняк Форкосиганов же!!!

— Нет, это майоратное владение. Та же проблема с Окружной резиденцией в Хассадаре. Но вот Форкосиган-Сюрло я могу заложить по собственному распоряжению.

Сердце их владений, ох, черт…

— Все эти дома и их история — это, конечно, прекрасно, — пожаловалась она, подняв бровь, в ответ на ужас Марка, — но чертов музей не дает мне ликвидных активов. В любом случае финансы — это моя проблема. У тебя своих забот хватит.

— Экипаж? — это было первой мыслью, пришедшей ему в голову и сорвавшейся с языка.