Танец отражений

— Бог мой, я заболталась. Извините.

— Нет! Мне нравится слушать, как вы рассказываете.

— Это что-то новое. У нас в семье должно повезти, чтобы тебе удалось ввернуть словечко. До трех лет я не разговаривала. Меня стали проверять. И выяснилось: дело было в том, что сестры все время отвечали за меня!

Марк рассмеялся.

— Теперь они говорят, что я наверстываю упущенное время.

— Я знаю, что такое упущенное время, — печально произнес Марк.

— Да, я… немного слышала. Наверное, ваша жизнь была почти приключением.

— Не приключением, — поправил он. — Катастрофой, быть может. — Интересно, на что становится похожа его жизнь, отразившись в ее глазах? Нечто блестящее… — Может, когда я вернусь, я немного вам о ней расскажу. — Если он вернется. Если у него получится.

«Я не очень-то привлекательная личность. Вы должны знать об этом, прежде…» Прежде чем что? Чем глубже становится их знакомство, тем труднее ему делается поверить ей свои отвратительные тайны.

— Послушайте, я… вы должны понять. — Боже, он говорит совсем как Ботари-Джезек, когда она мучительно признавалась. — Со мной не все в порядке, и я говорю не только о том, что снаружи… — Черт, черт, и что за дело прелестной юной девице до тайных хитростей пытки психопрограммирования и ее изменчивого эффекта? Какое право он имеет забивать ей голову этими ужасами? — Я даже не знаю, что должен вам рассказать.

Сейчас слишком рано, это он ощущал отчетливо. Но потом может быть слишком поздно, и она останется с ощущением, что ее обманули и предали. А продлись этот разговор еще минуту, и он примется уничижительно лепетать, выложит все и лишится единственного светлого, ничем не отравленного существа, которое нашел.

Карин озадаченно склонила голову. — Может, вам стоит спросить у графини?

— Вы хорошо ее знаете? Чтобы поговорить с ней?

— О, да. Они с мамой лучшие подруги. Моя мама долго была ее персональной телохранительницей, прежде чем не вышла в отставку и не завела нас.

Марк почувствовал, что тень Лиги Бабушек снова нависла над ним. Могущественные старухи с их генетическими программами… Он смутно ощущал, что есть вещи, которые мужчина должен делать за себя сам. Но на Барраяре обычно прибегают к услугам посредниц. На его стороне госпожа чрезвычайный посол ко всему женскому роду. Графиня поступит ему во благо. Ага, как женщина, которая крепко держит орущего ребенка, чтобы сделать ему весьма болезненную прививку от смертельной болезни.

Насколько он может доверять графине? Смеет ли он довериться ей в этом деле?

— Карин… прежде, чем я вернусь, окажите мне любезность. Если у вас будет возможность поговорить с графиней наедине, спросите, что, по ее мнению, вам следует обо мне узнать прежде, чем мы познакомимся поближе. Скажите, что это я вас просил.

— Хорошо. Я люблю беседовать с леди Корделией. Она мне в каком-то смысле наставница. С ней я думаю, что могу все. — Карин помедлила. — А если вы вернетесь к Зимнепразднику, вы потанцуете со мной снова на балу в императорском дворце? И на этот раз не станете прятаться в угол, — строго добавила она.

— Если я вернусь к Зимнепразднику, в угол мне прятаться будет не надо. Да.

— Хорошо. Я напомню вам, что вы дали слово.

— Слово Форкосигана, — беспечно отозвался он.

Она широко распахнула голубые глаза. — О-о, боже. — Мягкие губы приоткрылись в ослепительной улыбке.

Он ощутил себя человеком, который собирался сплюнуть, а вместо этого у него из губ нечаянно вылетел бриллиант. И затолкать его обратно и проглотить он уже не может. Это в девочке форская жилка — столь серьезно относиться к слову мужчины.

— Теперь я должен идти, — сказал он.

— Хорошо. Лорд Марк… берегите себя.

— Я… почему вы это сказали? — Он мог поклясться, что не произнес ни слова относительно того, куда и зачем отправляется.

— Мой отец военный. У вас такой же взгляд, как у него, когда он не стесняясь лжет что-то насчет проблем, в которые по голову увяз. Однако маму ему тоже никогда не удается одурачить.

Ни одна девушка никогда не говорила ему «берегите себя», имея в виду именно это. Он был безмерно тронут. — Спасибо, Карин. — Он неохотно выключил комм жестом, который можно было почти принять за ласку.

Глава 21

Марка с Ботари-Джезек подбросил до Комарра курьерский корабль СБ — очень похожий на тот, на каком они летели раньше. Марк был готов поклясться, что это последнее одолжение, о котором он просит Саймона Иллиана. Эта решимость продержалась до самой комаррской орбиты. Но там Марк обнаружил, что дендарийцы преподнесли ему заранее подарок к Зимнепразднику: от основных сил флота прибыло наконец личное имущество медика Норвуда.

СБ есть СБ, они вскрыли посылку первыми. Оно и лучше: вряд ли они позволили бы Марку прикоснуться к ней, не убедившись сами, что освободили содержимое ото всех секретов. Имея за спиной поддержку Ботари-Джезек, Марк молил, блефовал, запугивал, скулил — и получил доступ к вещам. С явной неохотой СБ допустила его под надзором в закрытое хранилище на своей орбитальной штаб-квартире. Но допустила.

Ботари-Джезек Марк отпустил приглядеть за снаряжением корабля, найденного поверенными графини. Как дендарийский капитан, Ботари-Джезек была не просто самой логичной персоной для решения задач снабжения, но даже слишком для этого хороша. С минимумом угрызений совести Марк выбросил ее из головы, пускаясь в исследование своего нового сундука с сокровищами. Один в пустой комнате. Восхитительно.

Возбужденно сперва проглядев все, что там было (а была старая одежда, библиотека дисков, письма и всякие безделушки — сувениры четырехлетнего пребывания Норвуда у дендарийцев), Марк впал в депрессию и начал склоняться к мысли, что СБ могла быть и права. Здесь не было ничего ценного. Ничего не пристало к рукаву — СБ проверила. Марк отодвинул в сторону одежду, обувь, сувениры и все прочее материальное имущество. Оно создавало у него странное чувство: ношеная одежда, хранящая следы тела, которого больше нет. Слишком уж напоминает о том, что мы смертны. Он сосредоточился на скорее интеллектуальных обломках жизни и карьеры медика: его библиотеке и техническим заметка. СБ, как мрачно подметил Марк, и их просмотрела раньше, и с тем же тщанием.

Марк вздохнул и устроился поудобнее во вращающемся кресле, готовясь к долгой, утомительной работе. Ему отчаянно хотелось получить от Норвуда хоть какую-то подсказку — словно так этот человек, нечаянно отправленный им на смерть, умер бы не столь напрасно. «Никогда не захочу больше быть боевым командиром. Никогда.»

Он не ждал, что подсказка будет очевидной. Но зацепка, на которую он наконец набрел много часов спустя, сработала почти подсознательно. Записка, нацарапанная от руки на пластиковом листке, среди кучи подобных же заметок в учебнике по криоподготовке для медтехников скорой помощи. Все, что она гласила: «Зайти в 9.00 к д-ру Дюрона за лабораторными материалами.».

Неужели та самая Дюрона?

Марк отмотал назад, к дипломам и копиям документов Норвуда — части компьютерного досье медика, которую он уже видел в файлах СБ на Барраяре. На обучение криотехнике дендарийцы направили Норвуда в некий Центр Жизнеобеспечения Бошена, почтенный коммерческий криоцентр на Эскобаре. В списке преподавателей, лично работавших с Норвудом, имени «доктор Дюрона» не обнаружилось. И в списке персонала Центра Жизнеобеспечения — тоже. Его вообще нигде не было. Марк проверил все заново, уверенности ради.