Танец под золотой вуалью
Шрифт:
– Ставь одну ногу на него. Вторую не поднимай, стой на ней. – указал он мне и начал отходить. – Не двигайся.
– Куда ты?! – обеспокоилась я, видя, как он спускается по дорожке.
– Ловить тебя внизу, куда же ещё? – засмеялся он.
– Что?! Ловить? Эй, мы так не договаривались! – крикнула я и заткнула себе рот, ведь такой поздний час! – Я не хочу лететь отсюда! Я расшибусь!
– Нуна, ты трусишь? – всё дальше был голос Джело. – Давай же. Я не верю, что ты не умеешь держать равновесие! Тут всего-то метра три! Ты доедешь до меня, я и моргнуть не успею!
– Я не доеду, а долечу! Повторяю это. – я смотрела на горку
– Мэя, я тебя не проморгаю. – Джело встал внизу и распахнул объятия. – Я жду!
– Жди-жди! Я не обещалась сделать это быстро! – бросила ему я и добавила себе под нос. – И вообще не обещала…
– Нуна, нельзя быть такой нерешительной! – подначил он меня, а потом выдал нечто, что добавило мне куда больше храбрости. – Ты говорила, что у тебя не было чувств, что ты не любила и не любишь. Что завидуешь мне. Мэя, но ведь любовь – это тоже риск. Это страшно, Мэя. Если ты живешь, не решаясь даже скатиться с горки, то каким образом ты полюбишь? Представь, что я – это кто-то, кого ты могла бы полюбить. И вот, я стою здесь. Я просто стою и жду тебя, а тебе страшно, и если ты не поднимешь второй ноги, то никогда, слышишь? никогда не изменишь ничего, а только будешь стоять там, наверху, недостижимая для настоящих чувств.
Он облил меня ушатом ледяной правды. Джело стоял там, с разведенными в стороны руками, довольный, но смотрящий на меня с вызовом, и я оттолкнулась. Подняв вторую ногу, я поставила её рядом с первой, и скейтборд тронулся с места, крутя колеса всё быстрее и быстрее, пока резко не понесся, как с обрыва. Завизжав, я зажмурила глаза, чувствуя, как из-под ног уходит твердая основа, но, когда ветер затрепал волосы особенно сильно, ударяя в лицо, я вдруг остановилась, схваченная Джело, обнявшим меня слету и сдернувшим с доски, которую, к тому же, умудрился поймать ногой. Я открыла глаза, перебарывая эмоции и начиная улыбаться так же счастливо, как мальчишка.
– Ну как? – поставил он меня перед собой. Один тапочек остался на доске и слетел с неё, когда она остановилась. Я, придерживаясь за руку Джело, протянула ногу и надела её.
– Это… это было здорово!
– признала я, оценив и закивав головой. Взгляд юноши перескочил с меня на улицу и заблуждал по ней без цели и назначения. Я кашлянула в кулак, выпрямляясь и напоминая себе, что только что вела себя, как подросток, непосредственный и беззаботный, и теперь надо бы возвращаться к своему адекватному состоянию. И получить ответы на вопросы. – Джело, ты же не скажешь, что пришел ко мне после полуночи только затем, чтобы спустить меня со склона и проветрить мои кости? Серьёзно, для чего всё это?
– Если честно, то этому, действительно, мало объяснений, - он пожал плечами, наклонился, поднял скейтборд и стал крепить его себе за спину снова. – Я был на выступлении Саломеи… на её последнем выступлении. Я подошел поближе и вот, в один миг, она посмотрела мне в глаза. У неё было такое выражение… такое одинокое, такое… не скажу, что несчастное, нет. Она… она гасла, Мэя! Это глупо звучит, но я не нахожу других подходящих слов. Она станцевала свой последний танец, поистине, как в последний раз. Это было нечто! Она не хотела прекращать это и уходить, но уходила… в этот миг она стала так близка мне, как никогда! Это был самый волнительный момент за последние мои полтора года… И когда я понял, что её больше не будет, что Саломея исчезает, то почему-то вспомнил о тебе. Не знаю… ты говорила тогда, что никогда не испытывала сильных чувств, что всё всегда так банально: цветы, кафе, встречи, бла-бла-бла. Пусть нет никакой связи и логики в моих рассуждениях, но я прикинул, а почему бы не сделать что-то неординарное, не банальное, чтобы оно у тебя было? В конце концов, Саломея делала сказку, заставляла верить в неё, нет, даже больше: сказка существовала. И вот, есть ты, которая не верит в сказки, живет скучно и серо. Саломея дала мне импульс для того, чтобы я пошел и нашел тебя. Правда, я долго не решался зайти…
Смущенная улыбка Джело окончательно покорила меня.
Каждое его слово рубило меня, как топор тонкое дерево – мне хотелось упасть перед ним, но от радости, что он так подумал обо мне, захотел сделать мне приятное… и ведь он не понимал, что увидел в Саломее меня, поэтому обо мне и вспомнил! Что ж, нужно сказать ему, как всё обстоит на самом деле, кто она такая, кто я такая, кто мы с ней такие.– … и, знаешь, - вдруг продолжил Джело. – Бог с ним, что она ушла. Есть вещи и люди, которые, наверное, должны исчезать. Ты была права и я, наверное, мог бы даже влюбиться в неё… а я не хочу этого больше, - он по-доброму засмеялся. – Мне уже одного раза достаточно. Так что, чтобы мне не было больнее и хуже, я не хочу знать, кто она на самом деле. Не хочу опять привязываться к тем, кто непостоянен…
– Джело… - я вкрадчиво взяла его за руку. – Твоя бывшая девушка… она бросила тебя?
– Нет. Она просто полюбила другого. Она и меня любила, и его. И ей было больно выбирать. Я знал, что ей очень мучительно сделать выбор. И ушел сам.
– Но ведь тебе же самому больно! – возмутилась я. – Что за самоистязание и издевательства?
– Ох, нуна! – положил он мне ладонь на макушку и потрепал, как маленькую девочку. Как будто это он был старше! – Это называется любовь. Смотрю, ты в этом, действительно, ни черта не шаришь.
– Видимо. – смирилась я, надув губы и следя за его рукой, которая, спустившись с моей головы, вновь взяла мою ладонь.
– Что ж, тогда давай учить друг друга: я тебя любить, а ты меня разлюблять. – Джело задорно потянул меня. – Тут недалеко есть крыша, с которой обалденный вид! У меня там припасено два пива. Выпьем и посмотрим на звезды.
– Джело! Я не могу явиться на работу не спав! Начальник меня убьет, если я просплю…
– Видел я твоего начальника, - подмигнул юноша. – Он тебе всё простит. Ты же слышала, что у него на тебя планы? Влюбленные мужчины прощают всё.
«Кроме встреч с другим по ночам» - подумалось мне, но этого, как и о Саломее, я сказать уже не смогла.
"Золотые"
Забравшись на покатую крышу трехэтажного дома, до которого Джело довез меня на скейтборде (я катилась на нем, придерживаясь за друга и чуточку помогая себе одной ногой), мы увидели вид ночной столицы, который не был бы таким всеохватывающим, если бы само строение не стояло на возвышении. Но даже не сама панорама, а то, в каком настроении я добралась на неё полюбоваться, создавали присутствие особого духа свободы и бесценной бесконечности юности и перспектив. Если бы я залезла сюда в выходной день, с подругами, выпив вина и посидев до этого где-нибудь в ресторане – это было бы совсем не то. А вот факт, что завтра – да какой там завтра, уже через четыре часа у меня зазвонит будильник! – нужно на работу, и каких-то там два часа назад я бежала из клуба, где мне под ноги швырнули драгоценность, стоящую полсостояния, это искажало картину ночи в лучшую сторону, делая её по-настоящему длинной, мятежной, независимой и спонтанной. Именно такой, в моем понимании, была идеалистическая романтика.
Легший на спину Джело уставился в небо на пару мгновений, после чего опустил взгляд и полез в карман джинсов за плеером, который запутался в проводах наушников. Парень не хлопал рядом с собой ладонью, не зазывал присоединиться, а просто начал копошиться в своих крохотных сиюминутных заботах. Я сама села рядом и откинулась. При подъеме на крышу Джело изъял откуда-то обещанное пиво и протянул мне, так что я уже потягивала его, сдерживаясь, чтобы не заметить, что мне-то его уже можно, а вот моему спутнику – нет. Закинув одну руку за голову, я вдохнула безветренный воздух столичного сна, в котором выстраивали сновидения города полуночники. Издалека доносились звуки проезжающих по проспектам автомобилей, но это не касалось нас тут. Здесь даже почти не мешала смотреть на звезды засветка Сеула. Потихоньку осознающая, что спать хочется всё сильнее, я не думала о чем-то конкретном, а просто ловила обрывки мыслей, передавая их дальше, как по конвейеру, иногда вертя какую-нибудь чуть дольше.