Танец с дьяволом
Шрифт:
— Вашего мужа?
— Да, своего мужа. Он лежал. Он был мертвый.
— Откуда вы знаете, что он был мертв?
— Я не была уверенная, я дотронулась, он не шевелился. Я испугалась, я зову… звала на помощь.
— Кто-нибудь еще был в гостинице?
— Да, в тот день приезжали новые постояльцы.
— Кто-нибудь видел, как вы поднимались по лестнице?
— Да, да! Миссис Генри видела. Она спрашивала меня, не очень ли тяжелый ящик? Я отвечала: нет-нет, я имею привычку.
Сержант опять полистал свой блокнот.
— Это совпадает с показаниями миссис Генри, — он повернул
— После похорон вы довольно быстро покинули Брайтон? К чему такая спешка?
— Мой муж мертв. Отель взял банк. Я печальная, очень печальная. Поехала к дочери. Зачем вы спросили?
Капитан улыбнулся:
— Ну-ну, миссис Джонсон, не волнуйтесь. Вопросы задаем мы. А от вас требуется только правдиво на них отвечать.
— Но вы спросили опять и опять одно и то же. Я отвечала, я все отвечала!
— Мы отлично понимаем ваше состояние, миссис Джонсон, поверьте, понимаем, как тягостна для вас эта процедура. Но такая уж у нас работа. Еще несколько вопросов — и все.
Люба отпила остывшего чая и пытливо уставилась на мать.
Полицейские переглянулись, и капитан осведомился:
— Скажите, миссис Джонсон, вы были счастливы в браке?
— Да. Мы иногда поссоривались, как все другие люди. Это тяжелый бизнес — отель. Но мистер Джонсон был заботливый ко мне и Любе…
— Тем не менее ваша дочь уехала от вас? Почему?
Люба поспешила прийти на помощь:
— Наши отношения с полковником сложились не самым лучшим образом. Мы не ладили. Мне казалось, что я ему в тягость и что, если я уеду, и ему, и моей матери будет легче.
— Так и произошло?
— Да, — сказала Магда. — Мой муж никогда не имел детей и не мог понимать молодую девушку. Мы решали… нет, решили: Любе будет лучше в Лондоне.
Сержант, продолжавший листать блокнот, дошел до последней страницы, и Люба с облегчением перевела дух. Вдруг он вскинул на нее глаза:
— Еще один вопрос. В ту ночь, когда вы прибежали к нам в участок… Вы думали, что вашу мать убивают? — последнее слово он произнес с нажимом.
— Да. Я была просто в смятении — они никогда еще не ссорились так сильно… Я испугалась.
— Так, значит, это была ссора — не более того?
— Не более.
— Без… гм… физического воздействия?
— Разумеется, без!
Магда сидела молча. Дождь за окном зарядил, как видно, всерьез, и небо время от времени полосовали молнии. Потом слышался удар грома. Кот подошел к Любе, потерся о ее ноги, замяукал — время кормежки давно прошло, а ему так ничего и не дали. Молчание нарушил капитан:
— Много ли денег он вам оставил?
— Нет. Ничего не оставил. Все забрал банк, — слезы навернулись ей на глаза. — Зачем вы спрашиваете нас эти вопросы? Я в этой стране не очень долго. И замужем я не очень долго. Я любила моего мужа. Он хороший человек. Несчастный случай разрушил всю мою жизнь. Потом вы приходили сюда и спрашивали про то, как я убивала того, кого любила. — Она тихо заплакала.
Люба глядела на нее с тайным восхищением. Какая артистка пропадает! Ей бы в кино сниматься… Она и меня убедила.
Капитан выпростал из кресла свое громоздкое тело, перегнулся через стол к Магде и произнес:
— Благодарю
вас и прошу прощения за беспокойство. Думаю, на этом наше расследование окончено.Розовощекий сержант Суинни с улыбкой подошел к Любе:
— Было очень приятно встретиться с вами снова. Будете в Брайтоне — заходите, выпьем чая и поболтаем.
Люба промолчала.
— Надеюсь, у вас обеих все будет хорошо, — добавил он.
— Спасибо, — глядя в сторону, сказала Люба.
Как только за полицейскими захлопнулась дверь, она взяла на кухне тряпку, вернулась в гостиную — кот шел за нею по пятам — и тщательно вытерла пол, где остались влажные следы их башмаков. Потом накормила кота и только после этого села рядом с Магдой. Та не шевельнулась, не подняла головы, продолжая беззвучно плакать.
— Как это было на самом деле? — спросила Люба по-польски.
Магда закрыла лицо руками. Люба ждала. Магда с закрытыми глазами привалилась к спинке дивана, глубоко вздохнула и лишь потом заговорила очень тихо и медленно:
— Я больше не могла выносить все это… Еще немного, Люба, и я бы покончила с собой. Знаешь, он стоял на лестнице, на одной ноге, как тот черный злобный журавль, который напал на меня однажды в Бродках. Я поняла, что еще одной ночи с ним просто не переживу. — Она открыла глаза и посмотрела в потолок. — Люба… Люба, что я натворила… Бог меня накажет.
Ее плечи затряслись, по щекам покатились слезы. Люба опустилась перед нею на колени.
— Не плачь, мама, я бы должна была сделать это сама… Не плачь. Кроме нас, никто ничего не знает. Мы вместе, и это самое главное.
От звонка в дверь обе подскочили на месте, потом переглянулись.
— Они вернулись. Они пришли за мной, — прошептала Магда побелевшими губами.
— Не бойся, я их выставлю, — Люба похлопала ее по руке.
Но за дверью стоял промокший до нитки мальчик-посыльный с корзиной в руках.
— Мисс Джонсон? Это вам.
Из корзины слышалось какое-то попискиванье. На карточке было написано:
Люба, это чтобы ты меня не забыла. Д.
Она открыла корзину и увидела внутри комочек белой шерсти. Сунула карточку в карман и вошла в гостиную.
— Магда, тебе подарок.
Она поставила корзинку ей на колени, открыла крышку. Крошечный пуделек выскочил наружу и сразу же принялся лизать Магду в щеки.
Слим заранее представил в таможню сопроводительные документы, а потому когда съемочная группа «Лондон-рок» чартерным рейсом прибыла в аэропорт Лиссабона, формальности должны были занять очень мало времени, а группа почти сразу могла отправиться на «натуру». Дэнни всегда любил этот этап съемок: даже боль, возникавшая при каждой мысли о Патриции, казалась не такой острой. Где-то позади, в клочьях лондонского тумана остались Стефани, и Джи-Эл, и Люба. Он знал, что решив провести в Лиссабоне восемь дней без Любы, поступил правильно. Она становилась для него наваждением — нужно было убежать, улететь, скрыться от нее.