Танец с дьяволом

— Так почему же мы не можем притянуть этого мерзавца к суду? Я готов биться до последнего — сколько бы это ни стоило! Я последнюю рубашку заложу!

— Ну, во-первых, на такой процесс никаких рубашек не хватит, а, во-вторых, там без столь ненавистной вам абракадабры не обойтись. И все равно — дочку вам это не вернет, — Стив говорил тихо и монотонно. — Ладно. Представим себе, что мы подаем в суд. Патриции уже семнадцать. Ее придется выводить на процесс, Дэнни, и любой судья непременно спросит ее, с кем она хочет быть. Неужели вы хотите, чтобы она прошла через это? — Дэнни сцепил челюсти так, что на щеках заиграли желваки. — Говорю вам как друг, а не только как юрист: откажитесь от этой идеи, нельзя загонять девочку в угол.

— Так что же мне делать, Стив?

— Запастись терпением. Постараться наладить отношения с Патрицией. Показывать, что вы любите ее, невзирая ни на что. В конце концов, выбор действительно за нею.

— Стоунхэм держит ее чуть ли не взаперти и не дает ей видеться со мной. Я не могу поговорить с ней даже по телефону.

Стив обнял его за плечи.

— Надо найти способ, Дэнни, завоевать ее любовь и доверие, и я уверен — вы его найдете. Странно это прозвучит из уст юриста, но отцовская любовь горы может свернуть.

* * *

Выйдя от Гордона, Дэнни вспомнил, что в том же доме, но двумя этажами ниже, находится теперь агентство мистера Милтона Шульца — несколько компьютеризированных кабинетов. Дэнни еще не бывал здесь и в очередной раз поразился прихотливому вкусу миссис Сары Шульц. Милт сидел за столом в виде корявой грубо обтесанной коряги на тоненьких кривых ножках — в моде был этот стиль.

— Я пошел королевской пешкой… — говорил он в трубку и, увидев Дэнни, приглашающе взмахнул рукой. — Что? Ну да, сицилианская… Конечно, сицилианская, какая же еще? — Он показал на стул. — Да? Ферзевой гамбит? А что это такое? Ну ладно, ко мне тут пришли, за обедом поговорим. Да, я же обещал, значит, буду у тебя. — Он повесил трубку. — Вот они, детки-то. — Милт глядел на Дэнни из-за настольной лампы, сделанной из куска окаменевшего дерева. — Ведь это я выучил засранца играть в шахматы, а он теперь разговаривает со мной, как со слабоумным кретином. Да, кстати, о детях! Как со Стивом?

— Ты был прав. Мне стало легче. Спасибо.

— De nada [3] , — почему-то по-испански ответил Милт. — Чем бы еще тебе помочь, старина?

— Чем? Удели исключительно мне одному пять минут твоего драгоценного времени.

Милт ткнул в кнопку селектора:

— Ни с кем не соединять! — И откинулся на спинку кресла. — Я весь — внимание!

— Милт, я решил все перекроить в «Человеке». Фильм будет начинаться с заседания правления некой корпорации, которое ведет крупный и нечистоплотный маклер с Уолл-стрит.

3

Не за что (исп.).

— Позволь, такое кино, кажется, уже есть?

— Какое кино?

— «Уолл-стрит».

— Да ты не понял! В нашем фильме только начало и финал происходят на Уолл-стрит.

— А впечатление такое, будто я это уже видел…

— Ты дослушай! На титрах идет душераздирающий вой сирены — «скорая помощь». У председателя правления какой-то фирмы, некоего Эдварда Эвримена, сердечный приступ. Носилки, карета, больничная палата. И вот отсюда начнется «флэшбэками» история его жизни. Лежа на смертном одре, он вспоминает ее.

— Боже, вот тоска-то! Секс хоть будет?

— Специально для тебя вставлю нескольких голых баб, — выдавил из себя Дэнни.

— И это будут лучшие сцены! Ну, дальше что?

— Дальше? Дальше будет его жизнь. Люди, ставшие нищими, потому что он закрыл фабрику… И прочее. Я еще не дописал. А в конце он понимает, сколько зла он причинил всем своей алчностью. Понимает, но уже поздно. Финал я дам такой: в предсмертном бреду он снова видит себя молодым, посреди Уолл-стрит, где падает и умирает. Ну, что скажешь?

— По крайней мере, это ко времени. Телевидение каждый божий день…

— Вот именно, Милт! Это — про сегодня!

Дэнни, обрадовавшись, что до Милта дошло, поднялся и двинулся к выходу. На пороге его догнал кудахтающий смех Милта:

— Знаешь, Дэнни, эта картина сильно сблизит тебя с твоим бывшим тестем.

* * *

Еще отпирая дверь, он услышал трель телефона. Вдруг это Патриция? Получила его записку и позвонила. Он рванул дверь и бросился к телефону, задыхаясь, схватил трубку:

— Патриция?

— Нет, Дэнни, это Стефани, — она говорила очень спокойно и негромко.

— А где Патриция?

— Джи-Эл, как всегда, повез ее куда-то.

Дэнни почувствовал привычную тупую боль под ложечкой.

— Она получила медведя?

— Да.

— Он ей понравился?

— Очень.

Боль начала утихать.

— Дэнни… Я вот зачем позвонила тебе… Давай пообедаем и поговорим. Хочешь, я приеду, приготовлю что-нибудь. Ты всегда говорил, что мне нет равных…

— Стефани, — перебил он. Да, она потрясающе готовит, и он с удовольствием съел бы что-нибудь. Но словно со стороны он услышал собственный голос: — Я не голоден.

— Ты прости меня, но… Я подумала: хорошо бы нам увидеться перед тем, как я уеду.

— Куда это ты едешь?

— В Индию.

— Зачем?

— Папа спустил на меня целую свору психиатров, хочу убраться от них подальше.

— А вдруг они тебе помогут?

— Меня всю жизнь лечат самые лучшие врачи — и все без толку. Надо попробовать что-нибудь другое. Я прочла, что там, на вершине горы стоит буддийский монастырь. Может, там я получу ответ…

— Не слишком ли далеко ты собралась, Стефани?

— Я должна, Дэнни… Мне нужно разобраться в моей жизни, обрести мир в душе.

«Опять пьяна, что ли?» — подумал он, а вслух сказал:

— Честное слово, не вижу я проку в буддийских монастырях…

— Ты никогда не видел проку в религии.

— То есть?

— Ты не был в церкви с того дня, когда окрестили Патрицию.

Раздражение его стало расти.

— А ты просто смываешься. А зря. Ты нужна Патриции.

— Я ей не нужна — слишком поздно. И слишком глубоко запустил в нее свои когти Джи-Эл.

— Но ведь это наша с тобой дочь!

— Наша ли? — голос изменил ей, и она дала отбой.

Дэнни долго сидел, глядя на телефон. Не слишком ли жестко он с ней говорил? Да, она старается выскочить… Но ехать в Индию — это такой отчаянный шаг… Он был уже готов позвонить ей, но вместо этого набрал номер цветочного магазина и попросил послать в номер Стефани букет белых роз. Она любила белые розы. «Нет, записки никакой не будет».

* * *

На следующее утро он снова поехал в «Беверли Уилшир», надеясь все-таки увидеться с дочерью, прежде чем Стоунхэм на своем самолете увезет ее на Лонг-Айленд.