Танец смерти

– А какие-нибудь зацепки?

– Нет.

– Вещественные доказательства?

– Очень мало.

– Что именно?

– Яд, которым его убили.

Хейворд выпрямилась.

– Рассказывайте.

– Яд сильный – нейротоксин, похожий на тот, что выпускают некоторые пауки. В нашем случае эта штука синтетическая, сильно концентрированная. Кто-то потрудился. Наши химики пришли в изумление.

Хейворд прижала трубку подбородком и принялась набирать текст.

– А каково его действие?

– Вызывает кровоизлияние в мозг, энцефалитный шок, внезапную деменцию, психоз, сильные судороги и смерть. Вы не поверите, но после этого случая я преуспел в медицине. Произошло все на глазах у его студентов в университете штата Луизиана.

– Зрелище, должно быть, впечатляющее.

– Шутки тут неуместны.

– Как вам удалось распознать яд?

– Нам и усилий не пришлось прикладывать. Убийца заботливо оставил нам образчик. На столе Гамильтона.

Хейворд перестала печатать.

– Что?

– Похоже, он явился в кабинет Гамильтона среди бела дня и оставил яд на столе. В это время старик читал последнюю в своей жизни лекцию. За полчаса до этого он отравил кофе Гамильтона, а стало быть, некоторое время отравитель находился в помещении университета. Преступник оставил яд на видном месте, словно визитную карточку. Возможно, решил подразнить полицию.

– Кого-нибудь подозреваете?

– Нет. Никто не заметил, чтобы в то утро кто-то входил и выходил из кабинета Гамильтона.

– Эта информация стала достоянием гласности? Я имею в виду яд.

– То, что его отравили, известно. А о самом яде не распространялись.

– Может, еще что-то нашли? Отпечатки пальцев и прочее?

– Вы же знаете, как это бывает. Является команда, снимает для анализа кучу следов, которые вряд ли имеют отношение к делу. Было, правда, одно исключение – недавно выпавший человеческий волос, вместе с луковицей. Его взяли для анализа. С ДНК Гамильтона, его секретаря и других завсегдатаев кабинета он не совпал. Цвет волоса необычный. Как сказала секретарша, у людей, посещавших в последнее время Гамильтона, такого цвета волос она не видела.

– И что же это за цвет?

– Светлый блондин. Очень светлый.

У Хейворд сильно стукнуло сердце.

– Алло? Вы меня слушаете?

– Да, – сказала Хейворд. – Не можете ли вы послать мне факсом список вещдоков и данные ДНК?

– Без проблем.

– Я позвоню в вашу контору утром, оставлю номер своего факса.

– Хорошо.

– Еще один вопрос. Насколько я поняла, вы расследуете прошлое Гамильтона, его знакомых и прочее.

– Разумеется.

– Встречалось ли вам имя Пендергаст?

– Не могу сказать. Это что же, зацепка?

– Как хотите, так и рассматривайте.

– Ну, ладно. Только прошу вас, в следующий раз звоните днем. В это время я гораздо любезнее.

– Вы и сейчас были весьма любезны, лейтенант.

– Я ведь южанин. Думаю, это наследственное.

Хейворд положила трубку на рычаг. Минут десять сидела неподвижно. Затем медленно, но решительно отложила папку Гамильтона и взяла ту, на которой стояло имя Декер, снова взялась за телефон и принялась набирать номер.

Глава 28

Высокая, сухопарая, сморщенная медсестра – в черной униформе, белых чулках и туфлях, этакий персонаж семейки Адамс – высунула голову из-за двери красного дерева.

– Директор сейчас примет вас, мистер Джонс.

В этот момент Смитбек изнывал от скуки в длинном коридоре Ривер Оукс. Услышав обращенные к нему слова, подскочил так быстро, что лежавшая на спинке кресла салфетка свалилась на пол.

– Спасибо, – сказал он и поспешно положил салфетку на место.

– Сюда, пожалуйста.

Смитбек вошел в дверь, и медсестра повела его вниз, еще по одному тускло освещенному, богато украшенному и, казалось, бесконечному коридору.

С директором оказалось на редкость трудно встретиться. «Гости» постоянно просили аудиенции у доктора Тизандера. Получив разрешение, обычно сообщали ему, что стены шепчутся с ними по-французски, иногда требовали, чтобы он перестал подавать им в мозг команды. Тот факт, что Смитбек не хотел говорить, по какому вопросу намеревается беседовать с директором, еще больше затруднял их встречу. Но Смитбек все же настоял. Последней каплей стал вчерашний обед с Фрокмортоном и прогулка по особняку, во время которой он вдоволь насмотрелся на восковые фигуры с пустыми глазницами и мрачные окаменелости, переполнявшие библиотеку и многочисленные гостиные. Обеспокоенность Пендергаста относительно его безопасности была весьма трогательной, однако Смитбек не представлял себе, как сможет пробыть в этом жутком мавзолее хотя бы еще один день.

Он уже все продумал: поедет в Джерси-Сити, снимет номер в гостинице, постарается, пока все не утрясется, держаться подальше от Норы. Сам-то он о себе позаботится. Сейчас он все объяснит директору. Они не могут держать его здесь против воли.

Смитбек шагал по бесконечному коридору за крошечной фигуркой медсестры, проходил ряды закрытых дверей с номерами, обрамленными золотыми листьями. С какого-то момента за ним следовали два дюжих санитара. Коридор наконец-то закончился, и Смитбек увидел необычайно большую дверь с единственной надписью – «Директор». Медсестра постучала и отступила в сторону, жестом призывая Смитбека войти.

Смитбек поблагодарил. За дверью обнаружилось несколько элегантных комнат. На стенах, облицованных темным деревом, горящие бра, в камине резного мрамора – пылающий огонь, из эркера главной комнаты – вид на зимний пейзаж. Не было ни книжных полок, ни других признаков, указывавших на то, что это – кабинет директора больницы, хотя в открытую дверь одной из комнат Смитбек увидел нечто вроде медицинской лаборатории.

Посредине главной комнаты стоял накрытый стеклом стол на тяжелых ножках в виде орлиных лап. За ним сидел доктор Тизандер и что-то писал. На мгновение он поднял глаза и одарил Смитбека теплой улыбкой.

– Приятно видеть вас, Эдвард. Садитесь, пожалуйста.

Смитбек уселся. Последовала минута, во время которой в комнате слышалось лишь потрескивание огня да скрип пера. Затем Тизандер вставил ручку в письменный прибор, промокнул бумагу и, откинувшись на спинку тяжелого кожаного кресла и доверительно улыбаясь, приготовился внимательно выслушать Смитбека.

– Ну вот, я закончил. Расскажите мне, что вас волнует, Эдвард. Возможно, есть жалобы на бытовые условия в Ривер Оукс? – Голос у него был тихий и медоточивый, лицо доброе. Над огромным лбом, презрев законы гравитации, поднимались седые волосы. Он напоминал Эйнштейна с известного портрета.