Танго в шкафу
Шрифт:
Но понимаю я это только теперь, наблюдая странное явление в ее карих очах.
Вы когда-нибудь видели солнечное затмение в человеческих глазах, когда вместо стона она резко выгибается в моих руках, и робкую полосу заката темной радужки поглощает черный диск зрачка?
Я завершаю эту мелодию на самой
Утро.
За ночью приходит оно. Теперь всегда, как это было тысячи лет до нас и будет после. Я верю.
А Грейнджер безмятежно спит на моей руке, своей обвив мою талию. И нет неловкости в ее наготе и в том, что сильнее хочется прижать ее, пригладить волосы. Но я лежу тихо, боясь разбудить, и заворожено наблюдаю за ее сном.
Шевелится, и, пользуясь этим, я откидываю пряди с ее лица.
Она совершенна, когда просыпается.
Открывает глаза и не торопится отстраниться, укрыться. Она тихо проводит ладонью по моей груди и прикасается к ней губами.
— С добрым утром, Грейнджер, — тихо приветствую я.
— С добрым.
Вдруг она легонько отталкивает меня и вскакивает с постели. Наспех прикрывшись, она вынуждает сделать меня то же самое.
— Что-то случилось? — вопрошаю я.
— Я совсем-совсем забыла.
Отворачивается, выдвигает ящик прикроватной тумбочки и долго копошится в нем. Наконец нашла и, взяв, возвращается в кровать. Садится рядом и протягивает мне что-то, крепко зажав в кулаке.
— Только ничего такого не подумай, Малфой.
— Хорошо, — отзываюсь я, открывая сжатые пальцы, словно крышку импровизированной шкатулки. Там на розовом бархате девичьей кожи кольцо. Хорошо мне знакомое — семейный артефакт семьи Малфоев, то, что я носил еще в школе. Подарок отца.
—
Откуда оно у тебя? — улыбаюсь я и тут же хмурюсь, — ты украла его?— Оно лежало в архиве с теми вещами, что нельзя отнести к вещественным доказательствам, но и продать, по какой-то причине не захотели. Наверное, оно должно вернуться к тебе. Поэтому и ждало, пока за ним приду я.
Кольцо это дорого мне, потому что напомнило о той старой, счастливой жизни. Я надел его на палец, любуясь драгоценным предметом, и тут же стянул.
— Ты не рад? — удивляется Грейнджер.
— Нет, ты не правильно поняла. Как раз наоборот. Впервые за долгое время я спокоен.
— Тогда почему ты не наденешь его?
— Потому что я хочу, чтобы его носила ты.
— Но ведь это символ вашего рода.
— Вот именно, Грейнджер. Знак моей фамилии.
…
И снова море. Вот только возвращаюсь я сюда не один.
Я трезв. И в этом свете волны показала мне она. Не только море, но и небо. Каким оно бывает на рассвете и закатах. Хотя зачем все это, когда в моей руке рука Грейнджер, и она обещает мне, что я нужен ей больше, чем она мне.
Это ложь.
Но я рад, что она упрямо заставляет меня верить в это. Я счастлив, что не одинок здесь, и в любой момент могу коснуться ее непослушных волос, зарыться в них лицом, спасаясь от холодного ветра.
— Какое странное место для свадебного путешествия, — удивляется хозяйка гостиницы, где мы были едва ли не единственными постояльцами, — сейчас не то время года, чтобы гулять по прибойной полосе.
— Здесь небо тонет в море, — отвечал ей я, про себя, добавляя, — но это не страшно, ведь вместо неба у меня есть Грейнджер.