Тарантул

Нет, это была не Вирджиния, это была женщина с красивыми глазами, у которой пил химикалии муж Жорка.

– Что ты, родненький? Что ты, миленький? Кто тебя обидел? Что случилось? Ты же не из милиции? Ты из войны?..

– Ничего не случилось, - сглотнул горькую слюну.
– Ничего, кроме одного: Вани Стрелкова нет, Саньки нет... И таких, как они, нет. Тысячи и тысячи нет. А вы есть... Вы остались... Чтобы не происходило, вы остаетесь.

– Ой, не надо так говорить. Так в жизни не говорят. Хочешь, я научу, к а к надо говорить?

– Всех вас надо...

– Сначала себя, Чеченец с черной душой тарантула. Дружка ты позвал на озерцо... говнецо... Ты?

– Я?

– Дурачок, он же хотел быть счастливым. В нашей стране счастливым может быть только или сумасшедший, или мертвый, или ребенок. Но дети растут... Ты ведь тоже хочешь быть счастливым, мальчик?.. Иди ко мне. Я сделаю тебя счастливым. Сними только портки...

– Я тебе сделаю счастья, падла, - из соседней комнаты вываливается зевающий Жорка.
– Ааа, это ты, студент? За должком пришел?

– За счастьем пришел, за счастьем, - смеется его жена.
– Что желаете? У нас большой выбор: анашка, гашишек, героинчик, ЛСД, кока, колеса, винт, джеф, муля*. Все, что душа желает?.. Как там в песенке: "Ма-ма ма-ма-марихуана - это не крапива. Ты её не трогай. Лучшее без нее..." Ха-ха!.. Эй, сюда, ждем счастья!..

* Название наркотических веществ (жарг.).

Появилась Анджела с обнаженной, обвислой до пупа грудью, которой можно было бы обматываться во время холодов, как кашне, и в плюшевой юбочке официантки из ресторана "Эcspress", несла на подносе стакан с мутной жидкостью и шприц. Улыбнулась мне, сделала книксен:

– Пожалуйста, защитнику отчизны его двести ...

Я выбил поднос из рук подавальщицы. Жорик удивился: счастье-то задарма?

– Он и меня ударил, сволочь, - пожаловался болван.

– И правильно сделал, - плюнул в него Жорка.
– Тебя, скотину, бить надобно каждый день, без выходных, чтобы поумнел. Стране нужны умные кадры. Страна напрягает последние силы для своего окончательного счастливого будущего, а ты, марцепанщик, и не думаешь жить её интересами.

– Соловей!
– хлопнула в ладоши его жена.
– Дай-ка ему в харю!

И возник Соловьев, мой бывший одноклассник, откуда-то материализовался в своей спортивной шелковистой униформе бандита, весело подмигнул мне, мол, я свой, и надвинулся на болвана.

– Своих бьете!
– заорал тот.
– Я в милицию буду жаловаться. Милиция меня сбережет. Как свет, газ и воду.

– Пушер ты мой, Соловушка. Прокастрируй этого педика, - дико хохотала женщина.

– Рад стараться, - церемонно поклонился пушер - торговец наркотиками.
– Позвольте инструмент.

– Режь его, гунявого!
– кричала безумная баба, похожая на мою первую и единственную женщину.

– Для войны он не пригодный, - хекал Жорик.
– Режь барашка!

Щелкнули портновские ножницы. Болван заорал благим матом. Я не выдержал всей этой феерической галиматьи и вогнал пулю в потолок. Потолок обрушился. Точнее - посыпалась штукатурка, и не штукатурка вовсе, но алебастровая дурманящая пыль - мертвое пылевое облако.

И тут меня позвали по имени:

– Ваня?

Я оглянулся и услышал сквозь усиливающуюся порошу:

– Саша?

Сделал шаг и услышал за спиной:

– Алеша?

И, оглянувшись, увидел сквозь усиливающуюся пургу наркотической дряни Вирджинию. Она сидела на тахте в атласном халатике и в своей излюбленной позе и курила папиросину. У неё был чудовищно-огромный живот. Она скалилась в улыбке и манила меня пальчиком.

Я вытянул руку - целился из пистолета в её барабанный живот. Вирджиния погрозила мне пальчиком и распахнула халат. То, что я увидел...

У неё был распорот живот, и в нем, как в светлом мерзлом озере, плавала голова моего мертвого друга.

И я закричал от ужаса, страха и безнадежности.

Пробудился от собственного исступленного вопля. Боже мой, говорю я себе, так, видимо, сходят с ума? Вернуться, чтобы так спятить?.. Что же со мной происходит?

И вспоминаю, что потерял своего последнего друга, потерял товарища, я остался один в этом утреннем насыщенном неопределенностью тумане. Или мне все привиделось?.. Нет, пистолет на холодной коже... Разве это достойное оружие для убийства? Им можно только забивать гвозди или пустить пулю в лоб, не более того.

Вероятно, уже сообщено, что в этом мире есть я - я вооружен и опасен. А я беспомощен, как ребенок, потерявшийся в толчее большого магазина.

Если не покину замкнутое пространство авто, и, если скоро не закончится этот обволакивающий волю бесцветный туман, я пущу пулю в лоб... Или сойду с ума... Или снова предам себя.

И принимаю решение - сейчас пойдет подъем, а после - спуск, и там, внизу, есть мостик; мост деревянный, неухоженный с хилыми перилами. Я вырулю на этот мостик джип, коим был однажды куплен, как вещь...

Знаю, то, что я делаю - глупо и бессмысленно, знаю это, и тем не менее не могу поступить иначе. Я хочу ещё пожить и посмотреть, что у меня из этого выйдет.

... Автомобиль трясет на трухлявых бревнах. Резкий поворот руля и падение из открытой дверцы. Мог бы выпрыгнуть красиво, как из самолетного люка, да нынче не в форме.

Неловко вываливаюсь из открытой дверцы и вижу, как, ломая ненадежную преграду и скрежеща днищем, медленно опрокидывается...

Капли тумана на бампере, они ртутные по цвету.

И в этот момент - зуммерная трель телефона. Сквозь скрежет металла, сквозь тумана, сквозь тишину ещё омертвевшего за зиму леса я слышу эту трель... Кто, спрашиваю себя. Кому ты нужен, герой? Кому понадобился в такой час?

Неужели мой друг Серов вернулся о т т у д а? Это была бы самая его замечательная и удачная шутка. Я бы так смеялся, что мои швы, прошитые леской, разорвались. Жаль, что мой товарищ не может больше удачно шутить. Это всего-навсего кто-то ошибся номером.

Присаживаюсь у рваного края мосточка. Хлопья трухи кружатся на цинковом фоне воды... прах и тлен... Вся наша жизнь - прах и тлен...