Тарантул

– Да, милая, - тявкнул я, тараща глаза на её ужимки: что за театр двух актеров?
– Райский уголок.

– Я всю жизнь мечтала о нем?..
– говорила неестественным голосом, отмахивая рукой в окошко.

– О чем?
– брякнул я, потрясенный её представлением.

– О райском уголке, - прыснула, взглянув на меня.
– А не выпить ли нам текилы?

– Чего?
– у меня было впечатление, что кто-то из нас определенно спятил с ума. Или снимают фильм про красивую жизнь, а я не знаю.

– Или джин с тоником?

Я вконец засмущался, да на мое счастье ситуация изменилась: появились два тихих человека, похожие на служащих конторы по заготовке крупного рогатого скота, они открыли свои небольшие чемоданчики и принялись манипулировать в них, как фокусники.

Я позволил себе заглянуть в чемоданчики и узрел портативную аппаратуру. Вирджиния, говоря о чудной природе и погоде, жестами показала, чтобы я сохранял спокойствие - ничего страшного не происходит. Ничего себе не происходит? Кажется, я окончательно и невозвратно вляпался в дерьмецо нашей действительности. Подозреваю, что наша с Вирджинией случайная встреча под осыпающейся сухой елочкой была далеко не случайная.

– Так есть в этом доме текила, мать её так?
– решила отвлечь меня от печальных размышлений неуемная бестия.
– Или Алоиз, паразит, всю выдул?

– Пойду, поищу, - обреченно сказал я, притомившись от абсурдисткой постановки, - на кухне.

– I love you, baby!
– послала воздушный поцелуй.

– Ага, - зачесал затылок, будто там копошился взвод вошек.

Что происходит, Чеченец, задал справедливый вопрос своему отражению, скачущему по кухонной утвари и стеклам, как шкет по лужам. И не получил ответа, ища в холодильнике и шкафах проклятую текилу. Ее не было; верно, Вирджиния была права в своем предположении насчет алоизных проделок.

Вирджиния-Вирджиния; если с меня снимут обет молчания, я скажу все, что думаю. А что я, кстати, думаю? Ничего, кроме одного - меня уносит в открытое бушующее море; и неизвестно куда прибьет - к песчаному бережку, по которому легкомысленно тетешкается веселый дедок в домотканой рубахе, напевающей песенку, или ещё куда?

Вернувшись с бутылкой клопиного коньяка и апельсинами, я обнаружил в гостиной кардинальные изменения мизансцены: два работника умственного труда занимались тем, что гуляли по комнате и запускали руки во всевозможные потайные местечка - под стол, стулья, в горшки с цветами, за картины, под ковры.

Бутылка выпала из моих рук, но удачно - на ногу Варвары Павловны. Она громко выматерилась, вспомнив мою маму, разрезающую, быть может, очередную человеческую тушку на операционном столе, и я понял, что можно говорить, как и прежде.

– Что за .... ...., вашу мать?!
– заорал я не своим голосом.
– Можно объяснить все человеческим языком.

– А вот что!
– и брызнула на стол маленькие штучки, похожие на миниатюрные наушники.

– Что это?
– изумился.

– Жучки, родной, то есть подслушивающие устройства.

Я сел - стоять было выше моих сил. Более того, полностью лишился дара речи, чувствуя себя павианом на амазонской лиане.

Вирджиния заметила мое состояние, улыбнулась, плеснула коньячной бурды в хрустальные фужеры:

– Будем здоровы!

– А?..

– Алеша, для душевной анестезии!

И я заглотил жидкость без вкуса и запаха, точно артезианскую водицу. Мир не изменился и по-прежнему был напичкан загадками и таинством? Опять же "жучки" на столе - знак нашего криминального бытия.

С брезгливостью цапнул одного из них, будто живую гниду. Вирджиния засмеялась - не бойся, он уже не кусается, и спросила разрешения погулять её боевым товарищам по дому.

Я, находившийся в легкой прострации, лишь развел руками - все к вашим услугам, господа. Потом я и Варвара Павловна начали беседовать на отвлеченные темы, но про нашу жизнь. С коньячком, чтобы прояснить общую картину мироздания. То есть со стороны весь наш разговор был похож на бред умалишенных.

– Ты кто?

– Вирджиния.

– А я кто?

– А ты Алеша Иванов по прозвищу Чеченец.

– А у тебя какое прозвище?

– В смысле?

– Как тебя зовут... твои же б-б-боевые товарищи?

– Майор ФСБ...

– Где?

– Кто?

– Майор ФСБ?

– Он перед тобой.

– Врешь, - твердо сказал я.
– Я вижу только тебя.

– Я и есть майор. Только не надо задавать вопросы?

– Какие?

– Может ли быть, женщина под полковником?

– Не понял, - признался я.
– Давай лучше выпьем на троих.

– На троих?

– Ну, я, ты, майор, и твой полковник, под которым ты... Где он, кстати?..

– Алешка, ты разморился, - засмеялась, накрыла пледом.
– Подрыхни пока, поговорим после...

– Все это мне снится?

– Спи, дурачок...

И я провалился в лунку небытия; так, наверно, грешники ухают в тартарары, к сатане на закуску.

Ууух! Не знаю, сколько по времени продолжался мой полет во мраке прямой кишки мироздания, да все имеет свой конец, в смысле окончание впереди забрезжил блеклый светильник: у врат рая или у заслонки геенны огненной?

Узнать я не успел - какая-то инициативная и потусторонняя сила буквально выплюнула меня, фекашку, из заднего прохода Макрокосмы, мол, не торопись, сукин сын, к вечности, ещё помучайся на этом свете...

И я проснулся, обнаружив себя в кресле. В углу мягким болотным цветом отсвечивал торшер. За окнами угадывалась глухая ночь. Напольные часы прохрипели полночь. В пересохшем рту гнездились клопы.

Чертыхаясь, отправился на кухню, чтобы найти дифлофос для поднятия тонуса. Нет, так жить нельзя? А как надо? Кто ответит на этот детский вопрос? Но самый вопрос вопросов: где мои дорогие гости? Или все это очередной дурной сон, который надо немедля позабыть.

Оказалось, не сон: на мой шум явилась Вирджиния, Верка, Варвара Павловна. Вела себя привычно и спокойно, точно была законной, осточертевшей до печенок супругу супругой.

По её утверждению, я выдул всю бутылку коньяка, она лишь успела приласкать стопочку.

– На то были свои причины, - туманно заметил я.

Мы сели за стол. Я поставил перед собой лоханку со льдом и принялся колоть его стальным штырем. От моих яростных ударов восстали, полоумно забрехав, все окрестные собаки. Когда я малость приустал, Вирджиния спокойно поинтересовалась моим состоянием?