Тарзанариум Архимеда

— Подожди, подожди… Так этот черный миллионер, про которого легенды ходят, твой отец?

— Ну, да!.. Болен он был очень. А от страха еще и крыша поехала. Не выдержал. А я не сообразил, что к чему. Сразу в бункера не полез. Думал — потом, потом… А потом умники лос-аламосские ядерные испытания под землей устроили. Хоть и далековато отсюда, но для нас хватило. Что-то где-то сдвинулось и все, что недозавалило в буккере папашином, затопило напрочь. Теперь нырять придется.

— Затопило, говоришь? — Хастон задумчиво потер нос и, сделав шаг, исчез из поля зрения Маккольна. — А я-то думал, — через минуту донеслось до него с боку, — откуда здесь вода в подъемном тоннеле? Значит, и тут все затопило. Значит…

Голос его резко оборвался и он снова возник в поле зрения Маккольна.

— Да вытащи ты меня отсюда, Дик! — хрипя, взмолился тот.

— Значит, — не обращая на этот хрип никакого внимания, продолжил Хастон, — значит, загибаться тут тебе, дружище, в полном забвении и таком же одиночестве…

— Эй, эй, — насколько мог лихорадочно, завертел головой Маккольн, — ты что задумал?.. Ты меня вытащи, вытащи отсюда, брат. За мной не заржавеет. — Он облизнул пересохшие губы. — У меня деньги есть. Много денег. Я тебе заплачу. Отцом клянусь. А не хочешь, давай, в проект новый входи. Соскучился, небось, по работе-то в тюряге? А проект интересный…

— Это не твоя ли лунная республика для лохов? — внезапно наугад ляпнул Хастон.

— Для таких лохов, как ты, — так же внезапно оскорбился Маккольн. — Сама республика, она — декорация, которую я одному парню нарисовал. Незаметно так. Он, наверно, до сих пор думает, что сам кисть держал. Ну, ничего. Пусть капусты нарубит. А за кулисами в это время можно такое дело провернуть, что… Давай, Дик, давай! Кому-кому, а тебе точно интересно будет!

— Интересно? — Хастон снова наклонился над полузасыпанным телом Маккольна. — Интересно? — переспросил. — А тебе неинтересно узнать, Маккольн, что происходит с невинным и неглупым человеком, полным идей и планов, когда его за решетку сунут? Когда он каждый день физически ощущает, как ссыхается его мозг? Когда кругом его — не лица, а рыла одни? Когда вместо разговоров о звездах, он вынужден слушать кобелиное тявканье про баб и наркотики? Когда…

— Ну, про звезды ты имел возможность и думать, и высказываться, — вдруг слабо ухмыльнулся Маккольн. — Вон сколько за десяток лет макулатуры извел.

— Ах, ты!.. — видно было, что Хастон еле сдерживается, чтобы не ударить Дэна. — Ах, ты, мокрица! Да это была моя отдушина, которую я нашел, без которой бы…

— Ха! Он нашел! Да я ее нашел, я. Думаешь, с какой радости корявые статьи какого-то зека по всем Штатам печатали? Просто нужны они были. Талант мозговтирания у тебя присутствует все-таки. А мне для того, чтобы никто не мешал заниматься лунной республикой и не полез куда не надо, только этого и надо было. Да и интересы мои с интересами, нелюбимого тобой, ЦРУ совпали. Ведь ты про комиссию Робертсона [17] слышал? По роже вижу, что слышал. Вот только другого не слышал. ЦРУ тогда к ее выводам несколько своих рекомендаций добавило. И одна из них требовала систематической, так сказать, дискредитации летающих тарелок. Чтобы, интерес публики лопоухой к ним умерить. И хотя времени с тех пор прошло предостаточно, но рекомендация эта действует. Вот тут я на тебя и показал. Может, мол. А ты и клюнул. Хотя, оказывается, есть эти тарелки, есть. Сам же видел.

17

Комиссия Робертсона — комиссия, возглавляемая физиком-теоретиком Калифорнийского Университета Х. Робертсоном, заседала в январе 1953 г. и рассмотрела отдельные сообщения об НЛО.

— Нету уже ничего. Взорвалась она. Самоликвидировалась. Нечего было ее ногами пинать. Не мяч, все-таки, — пробормотал Хастон, думая о чем-то своем. И после короткой паузы вдруг пораженно выдохнул: — Слушай, значит все это время?..

— На меня ты работал, на меня. И именно все это время, — тяжело ухмыльнулся одной стороной лица Маккольн. — Потому нет у тебя сейчас другого пути. Вытаскивай меня отсюда. Со мной дальше работать будешь. Я тебя не обижу. От федералов так прикрою, что в жизни не найдут. Связи у меня остались. А за деньги не переживай, будут…

— А теперь слушай меня, Маккольн, — черное тело Хастона обсидиановой, готовой рухнуть, скалой склонилось над уже полупогребенным Дэном. — Я не знаю, что это у тебя за лунная республика такая и знать не хочу. Я знаю другое. Таких людей, как ты, не то что на Луну, но и на земную орбиту выпускать нельзя. Ты — хворь, которая землю жрет, а теперь и на небо замахнулась. И для того, чтобы ты всю свою микробность в полной мере осознал, останешься ты тут, Маккольн. А когда осознаешь, станешь удобрением для этой земли. Вот в этой роли от тебя, действительно, хоть какая-то польза будет.

— Дурак ты, — насколько мог жестко, бросил Маккольн. — Дураком был, дураком и помрешь. А помрешь, брат, ты очень даже скоро. Сейчас мой человек подъедет. Меня спасет, а с тобой разберется. На запчасти разберется, поскольку ты, зек недоделанный, без оружия, а у него…

— Ну, на счет оружия мы еще поспорим, — усмехнулся Хастон, еще ближе наклоняясь к Маккольну и доставая у него из-под мышки тяжелый «магнум». Черное дуло пистолета смотрело прямо в глаза Дэна. И по цвету было с ними почти одинаковым. — И еще мы поспорим про то, — продолжил Хастон, — когда твой человек приедет. Понимаешь, дружище, я ведь твой грузовик на несколько километров в сторону отогнал, когда ты сюда свалился. К Змеиным пещерам. Там тебя искать будут. И долго, нужно сказать, будут искать. Вместе с тарелкой летающей, про которую ты растрезвонил. Вот так, Маккольн, рождаются легенды, — жестко закончил Хастон.

С темной стороны затопленного тоннеля послышалось какое-то приглушенное бормотание. Словно вода в кастрюле закипела. Хастон насторожился. А Маккольн, злобно скривившись, прикрыл глаза.

— Ты что, рожа черномазая, — полушепотом произнес он, — думаешь, что я сейчас тебя умолять начну? Плакаться? А хрен тебе! Ты, ублюдок, никогда мозгов не имел и иметь не будешь. Потому как второй сорт — рабочая скотина. Я иногда думаю, на кой ляд мы со времен Архимеда машины выдумываем, роботов всяких. Ведь есть, есть уже роботы. От природы роботы. Это вы, выродки черномазые!.. Я вот тебя, не напрягаясь, использовал. А если напрячься?.. Думаешь, спасешься от меня? Свалишь, думаешь? Нет, придурок! Вычислят тебя и найдут. Найдут и рассчитают, когда к электрическому стулу привяжут. Некому тебя с него снимать будет. А найдут тебя, ублюдка, потому, что спецслужбы все могут. Ты что, действительно за чистую монету принял все, что я тебе тут вешал? Дурак! Какая наука? Какая политика? Настоящая власть на этой планете только у секретных служб. Умных, быстрых, расчетливых. Всяким компьютерам до них, ой, как долго еще тянуться придется! Но высший пилотаж, самый высший — ты слышишь, ублюдок? — это использовать спецслужбы для своих личных целей. Это не каждому дано. Это не каждый может…

Маккольн внезапно замолчал, приподняв веки и уткнувшись взглядом в побелевшие глаза на окаменевшем лице Хастона. Глаза смотрели куда-то в сторону. Не на Дэна.

Он тоже слегка повернул голову, изо всех сил ворочая негнущейся шеей, и внутренне вздрогнул. Словно током его ударили. По покрытому обломками, рваному и тесному пространству к нему приближалось — катилось? ползло? — нечто мертвенно блестящее и ужасное в своем металлическом блеске. Маккольн совсем забыл про существо, выскочившее из летающей тарелки и проплавившее землю, но теперь…

— Дик?! — полувыкрикнул, полуспросил Маккольн, глядя даже не на существо, а на влажную полосу, тянущуюся за ним: оно, должно быть, выползло из воды.

— Пошло, пошло отсюда! — услышал он бешеный крик Хастона и в поле его зрения появился носок избитого военного ботинка, со всего размаху въехавший в блестящую поверхность.

Существо взвизгнуло и рыскнуло в сторону, а из его задней части взвился тонкий гибкий хвост, моментально набухший на конце малиновой почкой, которая, в свою очередь, бесшумно взорвалась оранжевым лучом и хлестнула им по ботинкам Хастона. Запахло горелой кожей.

— Ах, ты!.. — заревел Дик, вскидывая «магнум» и всаживая пулю за пулей в ртутное тельце.

Пули рикошетили и ударялись в стенки колодца, вздымая на них облачка серой пыли. Тоже серо-металлической по цвету. А ртутное создание крутнулось на месте и его луч вздымающейся спиралью начал раскручиваться над обломками провала. Два раза Хастон увернулся от нее и, поняв, что в третий раз этого не удастся, схватился за линь, вытаскивая из зоны лучевого обстрела свое тяжелое тело.

А луч еще раз обошел по кругу тесное, ставшее мгновенно неимоверно жарким, пространство, остановился над головой Маккольна и начал медленно опускаться к его перекошенному лицу.