Таверна "Зелёная фея"
Шрифт:
— Чего это они, Ольф? — тихо спросила Виара. — Зачем столько жестокости?
— Они человеческие мужчины, — пожал плечами Ольф. — Иногда они дерутся просто потому что.
— А ты? Ты так не делаешь?
— Ну, я дрался за еду, — он задумчиво загнул палец, — за территорию и за то, чтобы не стать едой. На мой взгляд, это очень уважительные причины.
Виара легко подпрыгнула и уселась на стол. Ольф отметил про себя, что Робб его за такую выходку за шкирку бы выкинул с кухни. А Виаре было можно, потому что она миленькая и уши у неё не мохнатые. Ольф сел за стол, положил на него руки, а на них сверху устроил подбородок. Он просто молчал и, не отрываясь смотрел на Виару так, будто оставался котом, и ему вовсе
— Ты чего? Почему ты так на меня смотришь?
— Потому что ты — самое красивое, что есть в этой комнате, — ответил Ольф. — И во всем мире, пожалуй.
Виара покраснела. Полоса персикового цвета легла на её щеки и спинку носа, и веснушки стали ещё ярче. Она была чудо как хороша, когда так смущалась.
— Перестань! Ты же не серьёзно…
Ольф не успел ответить: распахнулась дверь и в кухню ввалился Робб. У него были разбиты губа и бровь, под глазом наливался крупный фингал. Он проследовал тяжелой походкой к столу, схватил кувшин и принялся пить прямо из него. Виара и Ольф, затаив дыхание, следили, как кадык ходит с каждым глотком туда-сюда. Наконец Робб напился, вытер рот и проговорил:
— Хоть бы мясо с плиты сняли. Как дети малые, ну честное слово!
Виара тут же спрыгнула со стола, подскочила к Роббу:
— Как ты? Что с тем громилой, который ненавидит мебель? Он жив?
— Жив, — протянул Робб, убирая сковороду с плиты. — Ну ты посмотри, мясо выбрасывать придётся… Да, он жив. Выбросил я его из таверны и под зад наподдал. Но всё-таки хорошая драка была, — и он развёл руки в стороны, потягиваясь, и тут же сморщился от внезапной боли в боку.
— Ну вот видишь! Ты повредился, — сказала Виара и тут же принялась изучать его, легко скользя ладошками вдоль боков. — Так нельзя, твоё человеческое тело слишком хрупкое.
— Вы, женщины, чересчур много переживаете.
— Ваши женщины сохраняют вам остатки здоровья, но я же не одна из них, — задумчиво отозвалась Виара. — Не шевелись, вот тут в боку какое-то повреждение. Я попробую залечить.
— Их прислал тот богатей, — поведал Робб поверх Виариной головы. Он сдался и позволил её маленьким пальчикам ощупать его руки, ноги, грудь и лицо в поисках “поломанных кусков”. — Велел передать, что таверна наша работать не будет. Эти люди должны были заказать побольше, нажраться и уйти, не заплатив. Он дал им денег, чтобы довольны остались даже те, кто получил от меня в нос. Проклятье… — выругался он сквозь зубы и некоторое время молчал, будто не решался начать разговор. — Мне нужно поговорить с вами, ребята.
— Хорошо, я только закончу…
— Нет, — Робб настойчиво убрал эльфийские руки от себя. — Сядь и послушай меня. Это важно. Потому что на этом наша авантюра с таверной заканчивается.
Виара и Ольф переглянулись. Парень даже поднялся, выпрямился, и смотрел так настороженно, что снова напомнил огромного кота.
— Робб? Что это значит?
— А это значит, — Робб грузно облокотился на стол, по которому был рассыпан кое-как порезанный капустный лист; еще пятнадцать минут назад он думал, что научиться готовить — это важно. — Это значит, что мы сегодня извели почти все продукты. Денег не получили, а значит, идти завтра на ярмарку нам не с чем. Этот богатый прыщ дал понять, что просто так он нас в покое не оставит, и я тут подумал… Не для меня это всё, ребятки. Мой папаша был разбойником, и я сам такой же. Разбойником и помру. Завтра я уйду отсюда.
Виара стояла перед ним ни жива, ни мертва. Вся её уверенность вмиг облетела, как засохшие листья, и она снова предстала запуганным зверьком, который жался к стойке в забытой грязной таверне. Она смотрела на Робба во все
глаза, иногда открывала рот, чтобы что-то сказать, но не решалась.Ольф откинулся на стуле, скрестив руки на груди, и смотрел мрачно исподлобья.
— Это что получается, дядя Робб, ты нас бросаешь?
Робб усмехнулся чересчур резко, нервно, пряча за кривой улыбкой глубокое чувство вины.
— Вам продуктов хватит на первое время. Если ты вернешься обратно в блохастую форму, Виара продержится подольше. А так вы уже большие, ребятки. Как-то до этого справлялись, справитесь и без меня.
— То есть ты всё бросаешь? Ты почти месяц тут горбатился, кровати делал, ставни крепил, сбитень варил этот мерзкий. И всё зря?
Робб подался вперед, опираясь на столешницу.
— Да, я варил, строгал и крепил. Помнишь, что я твоему Дрелондону подал на ужин? Картошку и безвкусное мясо, что мои сапоги. Это всё, что у нас было. А теперь нам разгромили зал, обокрали, и у нас снова ничего нет. Я не хочу начинать с начала. Сил у меня нет, — он посмотрел на Виару. Она обхватила себя руками и казалась особенно тоненькой и ломкой посреди захламлённой кухни. Только огромные зелёные глаза с грустью смотрели на него. — Прости. Я же говорил, что не заслуживаю любви.
Виара шмыгнула носом. Она не плакала, но слезы были совсем рядом, и нос её стал чуть розовым, как у кролика.
— Глупо было надеяться, что я кому-то нужна…
Ольф вскочил так резко, что стул отскочил и с грохотом повалился.
— Робб, ну и свинья же ты! — воскликнул он. Подошёл к Виаре, обнял её за плечи, и она уткнулась ему в грудь. Робб почувствовал слабое недовольство: тянет мальчишка руки, куда не следует, да только и не выскажешь ему теперь ничего. Он вздохнул, уронил голову на руки.
— Вот что вы от меня хотите, а? — произнёс он глухо.
— Чтобы ты боролся, — жарко ответил Ольф. — Ты тут хвастал, что ты разбойник.
— Я не хвастал, — так же глухо отозвался Робб.
— Но так и веди себя, как разбойник!
Робб устало поднял голову.
— Ты хоть раз разбойников видел? Что ты такое несёшь? Это не романтики со шпагами, а мерзавцы, которые у вдовы с семью детьми последнее отберёт.
— Хорошо, —не сдавался Ольф. — Тогда веди себя, как человеческий самец. Вы же любите выяснять, кто сильнее, вот и докажи, что ты лучше этого мягкого человека в повозке.
— Можно подумать, вы, коты, не меряетесь, у кого хвост длиннее. Всё, — Робб распрямился, потёр лицо ладонями, — хватит. Завтра закончу дела и буду собираться в дорогу. Без меня вам будет лучше.
Он осмотрел кухню: старые занавески на окнах, за которыми чернела ночь, масляную лампу, стынущее гороховое пюре и сожженные куски мяса, стол, усыпанный капустой — всё, что заставило чувствовать себя, как дома, что начало размягчать его сердце, как горячая вода размягчает старую мозоль. Нет, не заслужил он ни тепла, ни уюта, ни дочерний любви девчонки.
— Ты не можешь уйти, — вдруг заявила Виара. Глаза её были красными, голос — гнусавым, но в нём слышались отголоски гнева. — У тебя есть долг, помнишь?
— За мою жизнь? — обреченно выдохнул Робб. Сам же сказал, дурак, сам дал ей все карты на руки.
— Нет. Тридцать агортов Космине. Ты уйдёшь, не отдав бедной женщине долг?
Верно, а он и забыл. Космина, высокая, статная, весёлая и сильная. У него сжималось сердце от одной только мысли о её улыбке. Или крутых бёдрах, он так и не решил, что сильнее запало ему в душу. Ещё один пункт в список того, чего он не достоин. Идея с таверной была все-таки по-настоящему скверной, потому что теперь на душе у него скребутся какие-то бурундовы твари и выворачивают сердце наизнанку, а от этого портится сон и аппетит. Робб хмурился, строго смотрел на Ольфа и Виару, вцепившихся друг в друга, словно они тонут, пытался что-то придумать, но потом вздохнул и сдался.